Портрет леди - Генри Джеймс
Изабелла предавалась этим мыслям, пока все трое пили чай, но эта идиллия вскоре была прервана прибытием из Лондона Мэтью Хоупа. Его немедленно провели в гостиную. Миссис Тачетт тут же увела его в библиотеку поговорить с глазу на глаз, а Изабелла и мадам Мерль расстались до следующей трапезы. Перспектива увидеться с этой необыкновенной женщиной снова немного приглушала в Изабелле гнетущее чувство печали, которое заволокло весь Гарденкорт.
Когда девушка спустилась в гостиную перед обедом, там еще никого не было. Через мгновение появился Ральф. Его тревога за здоровье отца немного утихла – сэр Мэтью смотрел на положение старого Тачетта не столь мрачно. Он разрешил на ближайшие два-три часа оставить больного под присмотром одной лишь сиделки, так что Ральф, его мать, да и сам врач могли спокойно пообедать. Вошли миссис Тачетт и сэр Мэтью. Последней появилась мадам Мерль. До ее прихода Изабелла успела поговорить о ней с Ральфом, расположившимся у камина.
– Что за человек эта мадам Мерль?
– Самая умная из всех известных мне женщин, не исключая и вас, – ответил Ральф.
– Она необыкновенно приятна в общении.
– Я не сомневался в том, что она вам понравится, – отозвался Ральф.
– Поэтому вы и пригласили ее сюда?
– Я не приглашал ее. Когда мы вернулись из Лондона, я и понятия не имел, что она здесь. Она – подруга мамы, и, когда мы с вами уехали, она прислала ей записку и попросила принять ее на несколько дней. Мадам Мерль живет за границей, но в Англии проводит немало времени. Она относится к той категории женщин, которые не задумываясь могут позволить себе такое письмо – она везде желанный гость. А уж о моей матери и говорить нечего: мадам Мерль – единственная персона в мире, которая вызывает ее восхищение. Если бы моя мать не была собой – а это все-таки для нее предпочтительнее, – то она согласилась бы быть только мадам Мерль. Это бы и в самом деле была великая перемена!
– Да, она совершенно очаровательна, – сказала Изабелла. – А как она играет на пианино!
– Она все делает прекрасно, – отозвался Ральф. – Она само совершенство.
Изабелла внимательно посмотрела на него.
– А вы недолюбливаете ее, – сказала она.
– Наоборот. Я даже был в нее влюблен.
– А она осталась к вам равнодушной, поэтому вы ее недолюбливаете.
– Тут нечего обсуждать. Тогда еще был жив месье Мерль.
– Он умер?
– Так она говорит.
– Вы ей не верите?
– Верю, потому что это заявление весьма правдоподобно. Муж мадам Мерль непременно должен был раствориться в пространстве.
Изабелла снова взглянула на кузена.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Вы что-то хотите мне дать понять… о чем не желаете говорить. Кем он был, этот месье Мерль?
– Мужем мадам.
– Вы просто несносны. У нее есть дети?
– Ни одного. К счастью.
– К счастью?
– Я имею в виду – для ребенка; мадам Мерль его бы испортила.
Изабелла уже раскрыла рот, чтобы еще раз сообщить кузену, что он несносен, но в это время явилась особа, о которой они вели беседу. Она быстро вошла в гостиную, прошелестев темно-синим атласным платьем, глубокий вырез которого открывал белую грудь, не слишком успешно прикрытую необычным серебряным ожерельем. Она извинилась за опоздание, застегивая на ходу браслет. Ральф тут же, с преувеличенной любезностью бывшего поклонника, предложил ей руку.
Впрочем, даже если молодой человек все еще и питал к сей даме какие-то чувства, сейчас ему было явно не до нее. Знаменитый лекарь, переночевав в Гарденкорте и еще раз переговорив с лечащим врачом старика, вернулся в Лондон, согласившись по настоятельной просьбе Ральфа повторить свой визит на следующий день. Он вернулся, и на этот раз нашел состояние больного не таким обнадеживающим. За прошедшие сутки ему стало хуже. Он совсем ослаб, и Ральфу, который не отходил от постели больного, уже не раз казалось, что вот-вот наступит конец. Лечащий врач, человек здравомыслящий, которому в глубине души Ральф доверял даже больше, чем его именитому коллеге, также находился при мистере Тачетте неотлучно. Сэр Мэтью еще несколько раз приезжал в Гарденкорт. Мистер Тачетт подолгу оставался в полузабытье – он много спал и почти ничего не говорил. Изабелле очень хотелось быть чем-то полезной дяде, и несколько раз, пока остальные, кто ухаживал за больным (и миссис Тачетт занимала среди них отнюдь не последнее место), отдыхали, ей позволили посидеть с ним. Тачетт, по-видимому, не узнавал ее, а она постоянно твердила себе: «Только бы он не умер, пока я здесь одна», и эта мысль так пугала ее, что прогоняла ее сон. Однажды он открыл глаза и вполне осмысленно посмотрел на нее, но не успела Изабелла подойти к нему, как он снова впал в беспамятство. Однако на следующий день сознание вернулось к нему на более длительное время; на этот раз у постели его сидел Ральф. Старик, к огромной радости сына, заговорил, и тот стал уверять его, что ему скоро позволят сесть.
– Нет, мой мальчик, – сказал мистер Тачетт, – если только ты не собираешься похоронить меня в таком положении, как делали некоторые древние… да, кажется, древние люди.
– О, папа, не говори так, – пробормотал Ральф. – Ты же не можешь отрицать, что тебе стало лучше.
– Если бы ты не произнес эти слова, не было бы нужды тратить силы, чтобы отрицать это. Зачем нам под конец кривить душой друг с другом? Мы ведь никогда не делали этого раньше. Должен же я когда-то умереть – и лучше умереть больным, чем полным сил. Я очень болен – больше, чем когда-либо. Не будешь же ты уверять меня, что мне может быть еще хуже, чем сейчас? Это было бы слишком. Не будешь? Отлично.
Высказав это, больной затих, но некоторое время спустя, когда около него снова оказался Ральф, он снова заговорил. Сиделка отлучилась поужинать, и Ральф оказался с ним наедине, сменив миссис Тачетт, дежурившую около мужа после обеда. Комнату освещал только мерцающий в камине огонь, в последние дни его поддерживали непрерывно, и длинная тень, которую отбрасывала фигура Ральфа, плясала по стене и потолку, все время принимая разные причудливые очертания.
– Кто здесь? Ты, сынок? – спросил старик.
– Да, я, папа.
– Больше никого?
– Никого.
Помолчав немного, мистер Тачетт произнес:
– Я хочу немного поговорить с тобой.
– Это не утомит тебя? – озабоченно спросил Ральф.
– Это не важно. У меня впереди долгий отдых. Я хочу поговорить о тебе.
Ральф еще ближе
