Хербьерг Вассму - Сто лет
— Темное. Черное...
Элида встряхнулась, руки протянулись и подняла Йордис на колени. Она стала покачивать обеих девочек. Покачивала и покачивала.
— Да, все темно и черно. Но скоро станет светлее. Наш папа жив, — бормотала она.
Фредрик стучал палкой в пол. Сигналил. Элида бежала наверх и останавливалась в дверях. Запыхавшаяся. Ему понадобилось на ведро, но самостоятельно он не мог до него добраться. Лежал поперек кровати, что-то бормотал. Говорить чисто он не мог. Вместо этого показывал рукой.
Элида молча помогла ему. Отвернулась, пока он справлял нужду. Поняла, что ему стыдно делать это при ней. Что он сидит на ведре и стыдится.
Но я еще слышу и вижу, думал он. Она бегает вверх и вниз, думал он. Без передышки. С ведром. С едой. С газетой. Со свежей водой. С водой для умывания. Обоняние у него сохранилось полностью. Элида убирала все, от чего могло дурно пахнуть. Проветривала комнату. Наводила в ней порядок. Она внимательно следила за тем, чтобы ему было хорошо. Стоило ему чуть-чуть приподнять руку, и она воспринимала это как приказ. Чувствовала тот же запах, который, по ее мнению, чувствовал он, видела тот же беспорядок, который, по ее мнению, видел он, хотя он даже не думал об этом.
Справив нужду, Фредрик хотел сам закрыть ведро крышкой. Но Элида была уже рядом. Подставила ему плечо и проводила к кровати.
Он держался со своеобразной вежливостью.
— Ну, вот и сегодня все получилось как надо...
Элида жертвует собой ради меня. Она что-то знает о времени. Наверное, его осталось уже совсем мало, Фредрик не мог сказать ей, что ему страшно. Не мог потребовать, чтобы она справилась еще и с этим. Поэтому он предпочитал прибегать к иронии. Она старалась проводить с ним все свободное от хозяйства время. Но ей всегда что-то мешало — то дети, то какое-нибудь неотложное дело.
— Может, попросить мальчиков переставить твою кровать в комнату внизу? — спросила она.
— Там не хватит места и для твоей кровати, — ответил он, понимая, что это звучит жалко.
— Тогда поставим ее в гостиной? — предложила она.
— Не надо превращать дом в больницу, — сказал он.
Медленно и тупо, словно пьяный. От нее ему было не спрятаться.
— Прислать к тебе наверх Хельгу, чтобы она тебе почитала?
— Нет, спасибо, — буркнул он.
— Тебе сегодня неважно? Да, Фредрик? — прошептала она.
Он помотал головой.
— По-моему, паралич лица постепенно проходит. Ты поправишься, вот увидишь.
Он должен был остановить эту игру в надежду.
— Сначала Марчелло Хауген внушил мне надежду. Мы ему поверили. Но это помогло ненадолго. Собственно, именно это он мне тогда и сказал...
— Может, следует снова обратиться к нему? — предложила Элида.
Он слабо помотал головой:
— Нет. Он сделал что мог. Марчелло лечит только то, что можно вылечить.
— Он так сказал? — прошептала она.
— Точной даты он мне не назвал, но...
Неожиданно он захихикал, потом засмеялся, словно его глаза за почти прозрачными веками увидали что-то смешное. Синие жилки проступили едва дрожащей сеткой.
— Фредрик! Перестань мучить себя, — сказала она и расправила покрывало у него на ногах так, как он это любил.
Когда она выпрямилась и встретила его взгляд, он увидел их обоих отдельно от него. В том же тумане. Их двоих. Далеко на синем льду фьорда. Она тащила кровать с ним милю за милей. Не желая понимать, что все это безнадежно. Оба знали, что впереди есть полынья, через которую Элиде его не перетащить. Эта полынья неизбежна. Может, она возникнет сейчас? Или завтра? Они оба знали об этом, но не хотели в этом признаваться.
Он видел Элиду. Видел ее упрямое мужество. Платье стало ей широко, оно свободно болталось на ней. Но Элида следила за собой и аккуратно причесывала волосы. Ради него? Чтобы не показываться ему растрепанной и неряшливой? Чтобы это его не мучило?
Но ее глаза. Они стали огромными.
В тот день Карстен вернулся из школы с дыркой на штанине и ссадиной на голове. Фредрик даже наверху слышал взволнованный голос Элиды. Он постучал палкой в пол и позвал Карстена к себе. Карстен плакал, но отказался говорить, что случилось.
Элида тоже поднялась наверх. Она застыла в дверях, не говоря ни слова. Неожиданно, без какой-либо видимой причины, у нее из носа пошла кровь. Закапала на пол. Элида наклонилась, словно для того, чтобы лучше разглядеть это чудо. Закрыла лицо руками.
— Мама, у тебя из носа течет кровь! — испуганно прошептал Карстен.
В открытую дверь они услышали, как маленькая Йордис карабкается по крутой лестнице. Карстен бросился к ней. Элида схватила полотенце, лежавшее на тазе для умывания. До него был всего один шаг. Она прижала полотенце к носу и хотела подтереть пол. Но не смогла. С глухим стуком она плашмя упала на пол.
Воцарилась тишина.
— Фу... что это со мной... — пробормотала она, беспомощно глядя на Фредрика снизу вверх.
За занавесками дрожало низкое мартовское солнце. В своем углу чернела печка. Уже два часа как никто ничем не подкормил ее. Слабый запах дыхания и тел наполнил комнату. Кроме Элиды, никто не заботился, чтобы тут было проветрено. Картина Фредрика — трехмачтовый бриг — висела косо. Притолоки у двери еще было. На одной стене из щели выглядывала изоляция.
— Элида, милая!
На кровати началось какое-то движение. Шуршание человека и ткани. Фредрик спустил ноги и шарил ими, ища тапочки. Они стояли далеко друг от друга. Он пальцами ног медленно и осторожно подвинул их друг к другу.
Наконец они оказались у него на ногах.
Он смотрел на нее. Совершенно так же, как смотрела Йордис, побывав в темном подполе. Потом по голым доскам пола застучала его палка. Он отказался от половиков, боясь на них поскользнуться. Тук, тук, тук.
Из школы пришла Хельга и узнала о случившемся. Они с Карстеном долго сидели в комнате у Фредрика.
Элида занималась малышами, кровь из носа у нее больше не шла.
Элида поехала на телеграф.
При звуке донесшегося издалека хрипловатого голоса сестры она заплакала. И когда Кьерсти, задав несколько вопросов и немного послушав Элиду, все поняла, Элида почувствовала себя ребенком, которого наконец утешил кто-то взрослый.
— Ты должна была раньше мне позвонить. Я приеду! Рейдар как раз собирается с фрахтом в Трондхейм. И захватит меня. Мы отправимся на следующей неделе. Оттуда я поеду в Кристианию поездом. И заберу детей. Рейдар дождется нас в Трондхейме, и мы вместе вернемся домой. С детьми все будет в порядке, только бы погода не подвела... Нет-нет, не возражай! Тебе там одной не справиться. Я позвоню остальным, кто хотел взять детей, и предупрежу их... Все будет хорошо, Элида... Какая там благодарность! Для чего же еще и нужны сестры?
— Что еще для тебя сделать, пока я не спустилась вниз?— шепотом спросила Элида, ощущая тяжесть опустевшего дома. Ее охватило бессилие от сознания, что уже не она будет кормить Йордис ужином. А один вид Карстена, стоявшего в заплатанной куртке, со школьным ранцем, набитым вещами, которые он считал своими! И серьезное лицо Хельги, схватившей пакет с цитрой и выбежавшей из дома!
— Йордис еще ничего не понимает. Считает, что она поехала на прогулку с братом и сестрой, — сказала Элида.
— Хорошо, что Хельга вернется обратно на Север. Она уже давно не играла с ребятами, сидела все время со мной, — сказал Фредрик. — Да и Карстену с самого начала здесь не нравилось.
Элида смотрела на стеклянный абажур, покрытый пылью. На всех предметах, во всех углах лежала почти незаметная пыль. На комоде, на подоконнике, на их с Фредриком лицах, но никто этого не замечал. И если никто ее не вытрет, пыль постепенно покроет все кругом. Сначала незаметно, только как легкое напоминание. Потом, если их тела будут неподвижны, она наберет силы и скроет их с головой. Целиком. Природа проникнет в дом. Пустит корни в этой пыли. Поглотит влагу и материю, пронижет их насквозь и медленно превратит их в прах.
Так все и будет.
— Фредрик, ты боишься смерти? — неожиданно шепотом спросила Элида и подумала, что раньше никогда не спрашивала у него об этом. Как будто у нее никогда не было повода. Не осмеливалась. Сам он тоже не говорил об этом. О самом главном.
Он больше не стучал палкой. Держался за стену. Элида по его дыханию слышала, что он не знает, что ответить.
— Наверное... — ответил он наконец. — Но в последнее время... в последнее время мне кажется, что жить еще тяжелее, чем умирать.
Она подошла к нему. Кожа у него была влажная и холодная. Его сердце работало в груди за них обоих. Старалось как могло. И тем не менее этого было недостаточно. Он приподнял покрывало, чтобы она могла лечь рядом. Она подумала, что надо бы снять туфли. И юбку.
Они лежали, прижавшись друг к другу. Как будто прилегли, выкроив минутку, пока детей нет дома. Или еще до того, как у них родились дети?
