Хербьерг Вассму - Сто лет
— Я могу остаться с ними дома, — неожиданно предложила Эрда.
— Нам тоже не обязательно идти туда, так что вас будет не так много. Правда, Карстен? — сказала Хельга.
Глядя в пол, Карстен прикусил губу и кивнул.
Элида сдалась.
Фредрик знал, что она уступит, потому что не захочет лишить его этой радости. Он чувствовал, как она отодвигает в сторону то, что беспокоило их обоих: как он выдержит поездку в город. И само торжество.
Они были на месте за час до официального открытия праздника, назначенного на полдень. Элида в черном собственноручно сшитом костюме. И в красной шляпке, прикрепленной двумя шляпными булавками. Хильмар и Рагнар несли плед, бутылку с водой и зонт — и от солнца, и на случай дождя. Им посчастливилось занять два стула недалеко от оцепленного места, где должны были пройти король и королева. Усадив родителей, они встали у них за спиной, как два телохранителя, чтобы уберечь их от давки.
— В жизни надо все испытать, — весело сказал Фредрик, стараясь забыть встревоженный взгляд Элиды.
— Неужели в Кристиании так много народу? — воскликнула она.
Подожди, еще не все собрались, — сказал Рагнар.
Их теснили шляпы, голоса, зонты, сумки и складные стулья. Элида с трудом справлялась с безграничным страхом за Фредрика — выдержит ли он?
С самого июля, когда они прочитали в газетах, что название города изменится и с 1 января 1925 года он будет называться Осло, все газеты, словно охваченные эпидемией, писали, что это событие должно быть отмечено особыми торжествами. Как будто не знали, что город не может возникнуть или перестать существовать в какой-то определенный день. Разумеется, не считая Судного дня.
— Пусть делают что хотят! — первое, что сказал на это Фредрик. Слишком усталый, чтобы прямо сказать, что он обо всем этом думает. Но это было еще до красной шляпки с черным пером.
Хильмар и Рагнар поддержали его безумство. Его бесстрашие и нетерпеливость. Намерение этой тени отца ехать на извозчике, потом на поезде и снова на извозчике до крепости Акерсхюс, чтобы увидеть короля. Если бы речь шла о том, что он должен увидеть фейерверк или послушать высокопарные речи, она бы этого и слушать не стала. Нет, самым потрясающим было то, что ее сыновья совершенно серьезно считали, что Фредрик, никому не известный республиканец из Русенхауга, не отмеченного ни на одной карте, должен увидеть короля!
Фредрику хотелось бы увидеть также и выставку рассказывающую об истории города, но он сам понимал что это было бы ему не по силам. Довольно и того, что ему пришлось дойти до оцепления, где они нашли для себя место.
Ворота крепости были украшены большим сине-серебряным гербом города. Потом тянулась аллея флагов И наконец, балдахин, увенчанный гирляндами и сине-серебряными украшениями. Одни ворота были украшены красно-желтыми полотнами с фигурами святого Олава и святого Халварда.
Люди с громкими возгласами дивились на эту красоту. Небо тоже принарядилось. Под стать празднику оно было ослепительно-синим. На нем в мареве дрожало солнце, похожее на осеннее. Вокруг, то громче, то тише, гудели голоса. Крики. Смех. Каких бы трагедий людям ни пришлось пережить за эти триста лет, сегодняшний день был особенный.
Сразу после двенадцати появилась торжественная процессия.
— Наверное, это правление коммуны и государственные советники, — предположил Фредрик.
— Во всяком случае, там идет председатель Вит! И бургомистр, — сказал Хильмар.
— С женами! Смотрите, смотрите! Господи боже мой, целое море дорогих шляп! — воскликнула Элида и прикоснулась рукой к своей элегантной шляпке. От слабого ветра перо гладило ее по щеке. Элида выпрямилась. Сегодня она была экипирована, как того требовали обстоятельства.
Хильмар и Рагнар с улыбкой переглянулись. Но только на мгновение. Потом их внимание снова поглотила процессия, идущая по дорожке за оцеплением.
— Наверное, это дипломаты, — сказал Рагнар.
— А это военные, видишь, они в форме, — сказал Хильмар, когда прошли военные.
— И духовенство. — Фредрик незаметно показал на серьезных господ в торжественном облачении.
— Как думаешь, Марчелло Хауген с матерью тоже сидят где-нибудь здесь? Он собирался, — спросила Элида и огляделась по сторонам.
— Конечно, а почему, думаешь, папа так хорошо себя чувствует! — пошутил Хильмар.
Наконец почетная процессия прошла и ворота открылись.
Заблестели никель и лак. Появился автомобиль. Рагнар вытянул шею и чуть не упал на родителей. Когда автомобиль остановился, зазвонили колокола.
— Это звонит колокол Либерти Белл на башне Румерике, — сказал Фредрик. Но его никто не слышал. Потому что из автомобиля вышел король! И конечно, королева.
— Могли бы пешком пройти мимо нас, чтобы мы получше их разглядели! — Элида была разочарована.
Но Рагнар был в восторге.
— Ты ничего не понимаешь, мама, король и королева должны были приехать в автомобиле! Это же всем ясно!
После оваций и криков "ура'" королевскую чету проводили под балдахин. На безопасное расстояние от толпы.
Но Фредрик уже видел его. Высокого худого человека в военной форме. Короля.
— Он похож сам на себя. На все свои фотографии. И королева тоже, — вздохнула Элида.
То, из-за чего они пришли сюда, длилось всего несколько секунд.
Потом начались речи. Люди все прибывали. Они напирали и толкались. Многие думали, что они просто поставят свои складные стулья и устроятся, как у себя в гостиной. Они пришли слишком поздно, их награждали сердитыми взглядами и нелестными словами. Но за спиной у Фредрика и Элиды стояли их взрослые сыновья. Фредрик все время ощущал, каково это, когда у тебя за спиной стоят два сильных парня.
Долгая зима
Когда Элида с Агдой вернулись из лавки, Фредрик лежал возле входной двери. Йордис сидела среди сапог и туфель под вешалкой, прижимая к себе тряпичную куклу сестры. Агда закричала.
Элида бросила покупки на пол. Холод, который последовал за ними с улицы, навсегда заморозил эту картину. Фредрик! Свет, проникший в незакрытую дверь, разделил его затылок на две части. Темную и светлую. Элида упала на колени и попыталась перевернуть его на бок. Не могла понять, дышит ли он. Села на пол, расставив ноги, ухватила Фредрика за плечи и потянула его на себя. Прижала ухо к его губам. В нахлынувшем вдруг на нее практицизме увидела телефон на стене гостиной в Русенхауге. Здесь у нее ничего такого не было. Только двое пожилых соседей, которых она почти не знала, но у них был телефон.
— Замолчи, Агда! Беги к соседям! Попроси их позвонить доктору! Беги скорее! — крикнула она.
Плачущая шестилетняя Агда не слушала ее и цеплялась за ноги Фредрика. Элида дернула ее за волосы. Это помогло. Агда тут же скрылась за дверью.
Голова Фредрика слабо держалась на шее, повторяя все движения Элиды. Рот был приоткрыт, на посиневших губах выступила пена. Глаза были закрыты. Она снова положила его на пол и громко повторяла его имя. Снова и снова. Наконец в ней проснулся гнев. Как он смел так обойтись с ней? Она села перед ним на корточки, расстегнула рубаху и приложила ладони ему к груди, к сердцу. Бьется? Это было непонятно.
И вдруг, как сумасшедшая, заколотила его обоими кулаками. Она ритмично била его по сердцу так, что он весь содрогался. Без передышки. Ритмично. Она уже не помнила, кто она и что делает. Это было бешенство. Жизнь и смерть. Наказание Господа Бога и тети Хельги за то, что она не позволила им спасти себя.
— Фредрик! Не уходи от меня! Слышишь? — простонала Элида и с еще большей силой нажала ему на сердце.
Господь сдался. И она услыхала звук, как будто спустила велосипедная шина. Испуганная соседка пришла и сказала, что карета "скорой помощи" уже выехала. Наконец Элида подняла с пола Йордис и прижала ее к себе. Агда перестала плакать. И завязала узлом болтающиеся ноги тряпичной куклы.
Когда карета "скорой помощи" приехала, чтобы забрать Фредрика, Элида тоже села в нее и сказала, что надо ехать в Риксгоспиталь, потому что там обещали принять его, если ему станет плохо. С ними ехали два человека. Один что-то сказал. Хотел, чтобы она вышла? Она не шелохнулась, только ухватилась за ручку носилок. Вцепилась в нее мертвой хваткой. На этих людей она даже не смотрела. Автомобиль тронулся с места.
Юбка задралась, и там, в темноте, металл грыз ее колени, но она ничего не чувствовала. Пока Фредрика не положили в палату, она даже не вспомнила, что бросила двух малышей на соседку, не сказав им ни слова.
Все произошло слишком быстро. Когда Фредрика осматривали врачи, ее попросили выйти в коридор. Пол казался морем, достаточно большим, чтобы в нем можно было утонуть. Стены и потолок отзывались на малейший вздох или на скрип двери. Там, в палате, лежал Фредрик, один, и, может быть, умирал, а ее не было с ним рядом. Когда она хотела войти в палату вместе с ним, сестра милосердия обратилась к ней, как к назойливому ребенку.