Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы
II
Калифорнийский экспресс должен был прибыть по южной железной дороге в Йеллоу-скай через двадцать одну минуту. В салуне «Утомленный джентльмен» у стойки сидело шесть человек. Один, коммивояжер, болтал без удержу, у трех техасцев в этот момент не было настроения для разговоров, а два мексиканских пастуха молчали, в соответствии с общепринятым в салуне «Утомленный джентльмен» обычаем. Собака хозяина лежала на дощатом настиле перед дверьми. Опустив голову на лапы, она бросала полусонные взгляды то туда, то сюда, все время начеку, словно привыкла получать пинки. На песчаной улице ярко зеленели островки травы; на фоне залитого пылающим солнцем песка они имели такой изумительный вид, что вызывали сомнение в своей подлинности. Они напоминали циновки из травы, которыми пользуются на сцене для изображения лужаек. На более прохладной стороне железнодорожной станции на складном стуле сидел человек без пиджака и курил трубку. Берег Рио-Гранде со свежескошенной травой опоясывал город, за ним тянулась большая равнина с мескитовыми деревьями цвета сливы.
За исключением оживленного коммивояжера и других посетителей салуна, Йеллоу-скай был погружен в полудремотное состояние. Коммивояжер, изящно наклонясь над стойкой, рассказывал всякие истории с уверенностью барда, неожиданно встретившего новую аудиторию.
— …И в тот момент, когда, старик упал с лестницы, охватив комод руками, старуха подошла с двумя ящиками угля и, конечно…
Рассказ коммивояжера прервал молодой человек, внезапно появившийся в открытых дверях. Он выкрикнул: «Скрэтчи Уилсон пьян и разошелся вовсю!» Оба мексиканца тотчас же поставили свои стаканы и скрылись через задний выход.
Коммивояжер, пребывая в неведении и в игривом настроении, ответил:
— Ладно, старина. Предположим, он выпил. Ну и что с того? Как бы там ни было, войди и пропусти стаканчик.
Но это известие словно обухом по голове ударило каждого из присутствовавших в комнате, и коммивояжеру пришлось оценить его значительность. Все сразу почувствовали серьезность положения.
— Послушайте, — сказал он, весьма заинтересованный, — что это значит?
Трое мужчин сделали жест, обычно предваряющий пышную речь, но молодой человек, стоявший у дверей, предупредил их.
— Это значит, мой друг, — ответил он, входя в салун, — что город этот в течение ближайших двух часов не будет походить на курорт.
Хозяин подошел к двери, запер ее на ключ и на засов. Высунувшись из окна, он втащил внутрь тяжелые деревянные ставни и закрыл их тоже на засов. В комнате сразу воцарился торжественный мрак, какой бывает в церкви. Коммивояжер переводил взгляд с одного на другого.
— Скажите, — воскликнул он, — что же это, в самом деле? Вы ведь не предполагаете, что здесь будет перестрелка!
— Не знаю, будет ли перестрелка или нет, — ответил один из присутствующих, — но стрельба будет, и здоровая.
Молодой человек, который их предостерег, помахал рукой: драка произойдет довольно скоро, пусть только найдется охотник. Всякий может ввязаться в драку, вот здесь на улице драка как раз и ждет желающих.
В коммивояжере, казалось, происходила борьба между любопытством постороннего и ощущением нависшей над ним опасности.
— Как, вы сказали, его имя? — спросил он.
— Скрэтчи Уилсон, — ответили они хором.
— И он может убить кого-нибудь? Что же вы собираетесь делать? Это часто случается? Он буйствует раз в неделю или чаще? Может он ворваться через эту дверь?
— Нет, он не может взломать эту дверь, — ответил хозяин. — Он уже трижды пытался. Но когда он придет, вам, человеку чужому, лучше лечь на пол. Он как пить дать будет стрелять в нее, пуля может пройти насквозь.
После этого коммивояжер не отводил взгляда от двери. Для него еще не настало время лечь плашмя на пол, но желая принять некоторые меры предосторожности, он придвинулся бочком поближе к стене.
— А он может убить кого-нибудь? — спросил он опять.
Четверо мужчин ответили на его вопрос тихим и презрительным смехом.
— Он вышел, чтобы стрелять. Он вышел, чтобы натворить бед. Лучше с ним и не связываться, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Но что вы предпринимаете в подобных случаях? Что вы предпринимаете?
Один ответил:
— Как же, он и Джек Поттер…
— Но, — прервали остальные хором, — Джек Поттер в Сан-Антонио.
— А кто он такой? Какое он имеет отношение к этому?
— О, он начальник полиции в городе. Он выходит и сражается с Скрэтчи, когда на того находит приступ буйства.
— Уф! — сказал коммивояжер, утирая пот с лица. — Хорошенькое у него занятие!
Голоса затихли и перешли в шепот. Коммивояжеру хотелось задать еще вопросы, — они были порождены его растущей тревогой и замешательством, — но когда он попытался обратиться с ними к присутствующим, они только посмотрели на него с раздражением и предложили ему замолчать. Над ними нависла напряженная, полная ожидания тишина. В затемненной комнате глаза их блестели; они прислушивались, не донесутся ли с улицы какие-нибудь звуки. Один из мужчин трижды сделал знак хозяину, и тот, двигаясь как привидение, подал ему стакан и бутылку. Мужчина налил полный стакан виски и бесшумно поставил бутылку на место. Проглотив виски залпом, он вновь молча повернулся к двери и неподвижно застыл на месте. Коммивояжер увидел, как хозяин тихонько вынул из-под прилавка винчестер, а затем поманил его к себе. Тогда он на цыпочках пересек комнату.
— Лучше идите ко мне за стойку.
— Нет, благодарствуйте, — сказал коммивояжер, покрываясь испариной. — Я бы предпочел быть там, откуда можно удрать через заднюю дверь.
В ответ владелец бутылок сделал добродушный, но настойчивый жест. Коммивояжер повиновался; когда он очутился на ящике, где голова его оказалась ниже уровня стойки, и увидел различные цинковые и медные приспособления, имевшие сходство с броней, в душу его как бы пролился бальзам. Хозяин удобно уселся на соседний ящик.
— Понимаете, — прошептал он, — этот самый Скрэтчи Уилсон — чудо с револьвером, совершенное чудо! И когда он выходит с револьвером дулом вперед, мы, естественно, стремимся к своим берлогам. Он последний из старой шайки, она имела обыкновение слоняться здесь вдоль берега. Пьяный он наводит на всех ужас. Но трезвый он очень хороший человек — совсем простой и мухи не тронет, самый милый парень в городе. Но когда он пьян — у-ух!
Время от времени наступало молчание.
— Я бы хотел, чтобы Джек Поттер уже вернулся из Сан-Антонио, — сказал хозяин. — Он однажды попал в Уилсона — в ногу. Он энергично взялся бы за дело, и уж толк получился бы.
Вскоре они услышали в отдалении звук выстрела, за которым последовал троекратный дикий вой. Это сразу как бы сняло путы с людей в затемненной комнате. Послышалось шарканье ног. Они посмотрели друг на друга.
— Вот он идет, — сказали они.
III
Человек в фланелевой рубашке каштанового цвета с претензией на щегольство, сшитой какой-то еврейкой в восточной части Нью-Йорка, завернул за угол и вышел на середину главной улицы Йеллоу-скай. В каждой руке он держал по длинному, тяжелому иссиня-черному револьверу. Он то и дело пронзительно орал, и его крики резко звучали в казавшемся пустынном селении, разносясь над крышами с силой, которая не имела ничего общего с обычным звучанием человеческого голоса. Окружающая тишина как бы образовала над ним могильный свод. Его крики, вызывающие на лютый бой, разбивались о стены молчания. На ногах у него были сапоги с красными отворотами с золотым тиснением, какие любят носить мальчишки, катаясь зимой на санях по склонам холмов Новой Англии.
Лицо мужчины пылало от ярости, вызванной виски. Вращая белками глаз, достаточно проницательных, чтобы заметить засаду, он внимательно наблюдал за дверьми и окнами. Он шел легкой, крадущейся поступью кошки, совершающей полночную прогулку. Время от времени он, рыча, выкрикивал свои угрозы. В его руках длинные револьверы казались легкими соломинками, которые вертелись с поразительной быстротой, а мизинцы иногда играли, как у музыканта. Жилы на шее, выступавшей из низкого ворота рубашки, то вздувались, то опадали, то вздувались, то опадали, по мере того как им овладевали порывы гнева. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были его страшные призывы. Глинобитные дома сохраняли свой спокойный вид, когда по середине улицы шествовало это ничтожество.
Драться никто не предлагал — никто. Человек взывал к небесам. Вокруг не замечалось ничего, что могло бы его привлечь. Он бушевал, и злился, и размахивал своими револьверами.
Собака хозяина салуна «Утомленный джентльмен» не почуяла приближения грозных событий. Она все еще лежала, полудремля, перед дверьми. При виде собаки человек остановился и шутливо поднял револьвер. При виде человека собака вскочила и побежала наискось, сердито рыча. Человек пронзительно заорал, и собака помчалась сломя голову. Когда она уже вбегала в переулочек, раздался громкий шум, свист, и что-то ударилось об землю прямо перед ней. Собака завыла, в ужасе завертелась и опрометью ринулась вперед по новому направлению. Снова раздался шум, свист, и перед ней словно вздыбился песок. Объятая страхом, собака заметалась, как животное в загоне. Человек стоял подбоченившись, с оружием в руках, и смеялся.
