Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

Стивен Крейн

Предисловие

Стивен Крейн умер на рубеже столетия, когда облик грядущего был смутен и неясен. Но он многое угадал и дорисовал, увидев то, что еще было скрыто от большинства. Такая зрелость видения ошеломляла. Американский писатель Хоуэллс сказал, что Крейн родился вооруженным до зубов. Эволюция Крейна — одна из «тайн» американской литературы. Правда, во французской литературе тоже поражало удивительное мастерство молодого Мопассана, но всем было известно, что он прошел искус под руководством великого мастера Флобера. Ничего подобного не было в биографии американского газетного корреспондента. И все же «тайна» Крейна, если она существует, объясняется своеобразием развития американской литературы.

Американские писатели часто вызывали восхищение у европейцев. Пушкин с похвалой писал об Ирвинге, Белинский — о Купере, Бодлер переводил Эдгара По, Корней Чуковский объяснял Уитмена, а люди XX века с не меньшим вниманием относятся к творчеству Хемингуэя.

Малая изученность американской культуры, отсутствие бросающихся в глаза традиций создавали вокруг всех этих художников атмосферу сенсации и неожиданности.

Америка переживала в 50-х годах героический период своей истории, наполнивший неложным пафосом и творчество Бичер-Стоу с ее проклятием рабству и гимны торжествующей демократии в лирическом монологе Уитмена.

То, что для Европы оказалось уже историей, для Америки было настоящим. Она развивалась похоже, но быстрее по сравнению со Старым Светом. Это рождало предпосылки как для аналогий, так и для прозрений.

Вашингтон Ирвинг, Фенимор Купер, Гарриет Бичер-Стоу, Эдгар По, Уолт Уитмен, Герман Мелвил, Марк Твен, Джек Лондон — это могучие рубежные фигуры американской литературы. Но само обилие их потребовало почвы, на которой они вырастали, существование огромного количества так называемых малых талантом, отмечавших постепенность перехода одной литературной эпохи и другую. Натаниель Готорн, Генри Джеймс, Уильям Хоуэллс, Гемлин Гарленд, Генри Фуллер, Фрэнк Норрис, Эрл Робинсон, Амброз Бирс — вот неполный список имен, оттесненных историей на вторые роли.

Среди них находится и Стивен Крейн. Многие из перечисленных писателей были его современниками. И Фрэнк Норрис, и Теодор Драйзер, и Джек Лондон могли найти в его творчестве свои собственные устремления. Однако он оказался предтечей и дли Хемингуэя, и для Стейнбека, и для Колдуэлла. Такова естественная логика искусства — ведь оно способно опережать время своим пророческим вдохновением.

Чуткость и зоркость Крейна сверхъестественны. Он замечателен тем, что ни на мгновение не отрывался от жизни. Суровая жесткость его художественной манеры была подсказана ему эпохой и литературной традицией, которую он избрал. Говоря о революционных эпохах, Маркс подчеркивал, что как раз в то время, когда люди, казалось бы, только и заняты переделыванием всего вокруг, они попадают в цепкие лапы традиции. Это верно и по отношению к литературному новаторству.

Литературная карта Америки во времена Крейна была очень пестрой. На фоне «нежного реализма» Хоуэллса развивались и изящный психологизм Джеймса, и критический реализм Твена, и натурализм Фуллера и Гарленда. Из Европы пришло влияние двух гигантских талантов — Толстого и Золя.

Упомянутые американские писатели были в большинстве своем эклектики, лишенные исходных точек в прошлом и ориентиров в будущем. Крейн сделал смотр своим современникам и отверг их. Зато с тем большим вниманием относится он к творчеству Л. Толстого. Это был единственный художник среди современников, который увлекал его по-настоящему. По заветам Толстого пытается он развивать принципы американского реализма. Он учится у Толстого радостному и в то же время строгому отношению к жизни. Учится всепроникающей человечности, этической требовательности и философской обобщенности.

Крейн замечателен не только тем, как он пишет, но и тем, о чем он пишет. Ведь он первый сорвал покров доблести с милитаризма, и трущобы Бауэри для него первого оказались самой интересной частью города, о которой он сказал полноценную правду.

Стивен Крейн родился 1 ноября 1871 года в семье методистского священника. Один из его родственников был корреспондентом другой — участником гражданской войны Севера и Юга. В семье бережно хранились воспоминания о предке, героически погибшем во время революции. Окончив школу, Крейн поступил в морскую академию в Клеверане, которую покинул для поступления в университет.

С 1891 года он отдается литературной работе. Появление в 1895 году «Алого знака доблести» вызвало сенсацию, и ему предлагают стать военным корреспондентом.

Начинается самый бурный период его жизни. Восстание на Кубе, испано-американская война, греко-турецкая война становятся источником материала для его корреспонденций. Возвращаясь с Кубы, он терпит кораблекрушение у берегов Флориды. Ему удалось спастись, но вследствие простуды у него развился туберкулез, который свел его в могилу в 1900 году.

На короткую жизнь Крейна, насыщенную странствиями и трудами, наложил отпечаток зачинавшийся век мировых войн и пролетарских революций. Глаза писателя и публициста созерцают пламя революционной борьбы и нарождение новых империалистических хищников, среди которых ведущую роль занимает его родина.

В подобных условиях создает Крейн свои стихи, новеллы, романы; сочиняет корреспонденции для газет. Он работает весьма интенсивно. Собрание сочинений, изданное в 1925–1926 годах, составило двенадцать томов.

Разумеется, в этих томах не все на одном уровне, но среди его романов и новелл есть несколько ставших шедеврами и положивших начало американской литературе XX века.

Американская, равно как и европейская, культура XX века формировалась уже после первой мировой войны. Но еще задолго до нее, и именно с эпохи Крейна, начинает создаваться ее художественный язык.

Произведения Крейна довольно пестры как по форме, так и по содержанию. Традиции американской литературы были прочно им усвоены.

На то, что он охотно учился, указывают его новеллы, где часто возникают интонации, присущие то Брет Гарту, то Марку Твену, то другим его современникам. Но на фоне многообразия творческих устремлений отчетливо выделяются три темы, определяющие стилеобразующее единство: жизнь трущоб, трагедия войны и детская обездоленность.

Из них ни одна не была чужда современникам, но, пожалуй, только у Крейна встречались все эти три темы.

Первым произведением, которое принесло писателю известность, была повесть «Мэгги — девушка с улицы». Тема проституции пережила сложную эволюцию в буржуазном искусстве. У романтиков образ куртизанки идеализируется, входит в мир «отверженных», тех, кто подвергается гонениям и выступает против правящих классов. Бальзак в «Блеске и нищете куртизанок» придал этой проблеме социальную значимость. Даже любовь становится предметом «купли-продажи» в буржуазном обществе. С новой силой проблема женской судьбы в буржуазном обществе потрясла мир в произведениях великих русских реалистов. Сонечка Мармеладова и Настасья Филипповна у Достоевского, Катюша Маслова у Толстого явились трагическими персонажами невиданного до той поры масштаба. Почти в то же время у Гонкуров и Золя эти мотивы превращаются в воплощение, символ биологического рока. Крейн ближе к русской традиции. В американской литературе Гарленд, Фуллер, Норрис уже приучили читателя обращаться к изнанке жизни. Однако их подчеркнутый социологизм, дидактичность отталкивали многих поклонников художественной литературы, склонявшихся в силу этого к Хоуэллсу и Джеймсу. Крейн шел своей дорогой, равно чуждаясь и морализирования и эстетского психологизма. Тема «Мэгги» была для него скорее поводом, чтобы высказать горькие слова по поводу своих соотечественников. Крейн писал несколько лет спустя после появления этой книги: «У меня, когда я работал над „Мэгги“, не было другого желания, как показать людям их ближних такими, как они есть».

В отличие от французов, он не рисует профессионального пути Мэгги. Он обращается к обстоятельствам, которые увлекли ее на дно, а потом изображает ее гибель.

Сюжет, таким образом, прост, даже банален. А. П. Чехов, формулируя свои поэтические принципы, сказал: «Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать». Крейн не мог знать этих слов. Но по-своему он шел тем же путем, отказываясь от исконного англосаксонского «фабулизма». Справедливость требует заметить, что с этой традицией борется не он один. Амброз Бирс мобилизует для этого поэтику кошмаров и ужасов, а позднее О. Генри придает иронический характер сюжетной занимательности при помощи ошеломляющего алогизма своих развязок.

«Мэгги» — первая книга, где Крейн дает пример своей жесткой, законченной стилистики. Он старается не комментировать, избегает красивости; трезво и порой даже деловито описывает явления действительности, стараясь разбудить в них самих тот выразительный язык, которым они говорят. Деталь, которой он пользуется умело, но скупо, никогда не является для него самоцелью. Мы уже достаточно хорошо знаем мать Мэгги с точки зрения психологической, когда эта характеристика дополняется весьма эмоциональным портретом женщины.