Двадцать один день неврастеника - Октав Мирбо
— А что, если полиция найдет ее у тебя?.. Знаешь ли ты, что это грозит судом и тюрьмой? — спрашиваю я у нее.
Женщина делает какой-то неопределенный жест и говорит:
— Э! пусть... А что же мне делать?
По пред моим серьезным и грустным видом она снова теряет уверенность в себе. Она не осмеливается посмотреть на себя в зеркало и не решается показаться мне даже при свече... Капли падают с ее шляпы, как с мокрой крыши... Она ставит свечу на камин, подходит к большой кровати и хочет раздеваться.
— Нет, — говорю я ей... — Не нужно... Я не хочу оставаться у тебя...
Я ей всовываю в руку две золотых монеты, которые она вертит, взвешивает в руке и внимательно рассматривает каким-то тупым взглядом, не говоря ни слова.
Мне также ей нечего сказать. Да и о чем ей говорить? Прочитать ей проповедь о раскаянии и добродетели? Слова, слова и слова!... Не ее это вина. Ее сделало такой самое общество, ненасытные аппетиты которого требуют ежедневно богатых жертв из человеческих душ. Говорить ей о ненависти и возмущении?.. Зачем?.. Опять одни только слова. Нищета слишком труслива, чтобы поднять нож или осветить факелом торжество счастливых эгоистов... Лучше уж молчать!.. К тому же я и не пришел сюда для социалистической пропаганды. Да и время неудобно для бесцельных декламаций, которые никакой пользы но приносят и только с большей выпуклостью показывают пустоту жизни в пустых фразах... Я пришел посмотреть и увидел... Теперь мне остается только уйти... До свидания!..
Девочка все спит в своей кровати, окруженная ореолом белокурых волос. Разврат успел уже иссушить ее детские губы, отравить ее дыхание и положить краски страдания под глазами. Я слышу как в соседней комнате бродит старуха в стоптанных башмаках, и как пол скрипит под ее ногами. Женщина спрятала золотые монеты под подушку и очень тихо говорит мне:
— Старуха будет сердиться за то, что ты не остался у девочки... Дай ей что-нибудь, а то она у меня отнимет все, что я получила от тебя... Она злая старуха и дерется... Обожди, я посвечу тебе, господин... Лестница такая ненадежная!..
А вот говорит другой:
На-днях ко мне пришел столяр починить мою библиотеку. Это очень интеллигентный человек, который любить поговорить.
— Есть у вас дети? — спрашиваю я его.
— Нет... — ответил он глухим голосом...
И спустя немного... более мягким тоном прибавляет:
— Нет больше... Трое было... все умерли...
Он качает головой и продолжает:
— Ах! знаете ли, как посмотришь, что на свете делается, и как трудно жить приходится... то, может-быть, и лучше, что мои бедные малыши умерли... Они, по крайней мере, не страдают...
— Давно умер последний? — продолжаю я свой допрос.
— Десять лет тому назад.
— А затем?.
— А затем, понимаете ли, мы с женой не хотели больше иметь детей...
Я ему изложил сложный закон Пио и объяснил, что за антипатриотическую бездетность ему придется платить налог, если только закон войдет в силу...
Он не выразил особенного удивления, привыкши, повидимому, по-философски смотреть на жизнь.
— Я все готов ждать от законов, — говорит он без всякого раздражения... Знаю я, что такое законы... Они всегда издаются для богатых и против бедных... И все-таки... этот закон, о котором вы говорите... уж слитком строг, право... Ведь это их вина... что у меня детей нет...
— Их вина?.. Чья?..
— Властей... государства... всех этих милых господ, которые фабрикуют законы и всех тех, которые их в жизнь проводят... Все это очень просто... и не ново... Государство — нужно отдать ему справедливость — очень ревниво заботится о птицах, быках, лошадях, собаках, свиньях и очень внимательно следит для этого за прогрессом науки. Способы разведения различных интересных животных покоятся на последнем слове гигиены. По всей территории Франции существуют общества улучшения разнообразных пород домашнего скота. Для него выстраиваются прекрасные хлевы... прекрасные конюшни... прекрасные птичники... прекрасные псарни, которые хорошо проветриваются... хорошо протапливаются... и обставлены не только всем необходимым... но даже с большой роскошью... Там постоянно поддерживают чистоту, предохраняющую от всякой заразы, ежедневно моют, дезинфицируют карболовой, борной кислотой и пр... Мне самому приходилось строить курятники, которые напоминали настоящие дворцы... Все это очень хорошо... Я не завидую животным, пусть их окружают самыми внимательными заботами... Пусть их награждают на конкурсах... пусть им выдают премия... пусть им присуждают денежные пособия на земледельческих съездах, я все это допускаю... По моему, все живые существа имеют право на покровительство, на такую долю счастья, которую им можно дать... Но я хотел бы, чтобы и дети — дети людей — не были лишены всех этих благодеяний... скотолюбия, как это систематически практиковалось до сих пор. Но это, повидимому, невозможно. С детьми совсем не считаются... Эта человеческая сволочь может издыхать, гибнуть... Никому дела нет... Даже административно организуются гекатомбы новорожденных... как будто нам угрожает опасное размножение вида... Сами руководители и хозяева этого прекрасного общества являются, если и не творцами, то, но крайней мере, равнодушными пособниками того зла, которое они так жестоко осуждают в качестве патриотов. И они еще жалуются на постоянно уменьшающееся число детей, которым они мешают родиться или которых они убивают, как только они рождаются, самым верным и быстрым способом... Ведь истинный самоубийца — само наше общество, так страшно преследующее девушек-матерей, которые не могут прокормить своих детей... Нужно видеть, как оно заклинает супругов размножаться или грозит им самыми строгими карами, когда те предпочитают остаться бесплодными, чтобы безжалостно не обрекать своих детей на нищету и на смерть... Нет, ничего знать не хотят...
Все это он говорил спокойным тоном, сидя верхом на двойной лестнице и медленно и методично обтесывая деревянную полку... Когда полка была готова, он скрестил на груди свои руки и, качая головой, сказал:
— А разве все это не правда, что я говорил?.. И что они нам все поют о пресловутом вырождении?.. Когда все эти краснобаи по-совести, честно признают, что зло не в нас... а в самом строе общества... в этих варварских, эгоистических законах, которые покровительствуют только счастливым... тогда, может быть, и поговорить сумеем... А до тех пор мы будем бросать на ветер семена жизни... Какое мне дело до богатства и славы страны, в
