Ловец во ржи - Джером Дейвид Сэлинджер
– Я это знаю, сэр, – сказал я. – Большое спасибо. Кроме шуток. Я это ценю. Правда, – и я встал с кровати. Ух, я бы скорее сдох, чем просидел на ней еще десять минут. – Только, видите ли, мне уже пора идти. У меня немало снаряжения в спортзале, которое нужно забрать, чтобы домой увезти. Правда.
Он поднял на меня взгляд и снова стал кивать, с очень таким серьезным видом. Мне вдруг стало до чертиков жаль его. Но я просто не мог там торчать дальше, потому что мы смотрели на все настолько по-разному, и он постоянно не добрасывал до кровати все, что кидал на нее, в своем унылом старом халате нараспашку, и кругом был этот гриппозный запах капель он насморка.
– Знаете, сэр, не волнуйтесь за меня, – сказал я. – Серьезно. Я буду в порядке. Просто у меня сейчас такая фаза. У всех ведь бывают фазы и все такое, разве нет?
– Не знаю, парень. Не знаю.
Ненавижу, когда кто-то так отвечает.
– Еще бы. Еще как бывают, – сказал я. – Серьезно, сэр. Пожалуйста, не волнуйтесь за меня, – я как бы положил руку ему на плечо и добавил: – Окей?
– Не желаешь чашку горячего шоколада на дорожку? Миссис Спенсер будет…
– Я бы с радостью, правда, но дело в том, что мне уже пора. Пора идти в спортзал. Но спасибо. Большое спасибо, сэр.
И мы пожали руки. Все как полагается. Мне стало чертовски грустно от всего этого бреда.
– Я черкану вам строчку, сэр. Берегите себя насчет гриппа, вот.
– Всего доброго, парень.
Когда я закрыл дверь и пошел через гостиную, он проорал мне что-то вслед, но я слегка не расслышал. Почти наверняка он орал: «Удачи!», вот уж к черту. Я бы никому не стал орать: «Удачи!» Ужасно звучит, если подумать.
3
Я самый зверский враль, какого вы только видели. Это ужасно. Если я иду в магазин, хотя бы купить журнальчик, и кто-нибудь спросит меня, куда я иду, я запросто скажу, что иду в оперу. Это кошмар. Вот, и когда я сказал старику Спенсеру, что мне надо в спортзал, забрать снаряжение и прочее барахло, это была сплошная ложь. Я вообще не держу мое чертово снаряжение в спортзале.
Где я жил в Пэнси, это в корпусе имени Оссенбургера, в новой общаге. Она была только для младших и старших. Я был младшим. Мой сосед по комнате – старшим. Назван корпус в честь этого малого, Оссенбургера, который ходил в Пэнси. Он нарубил кучу капусты на похоронном бизнесе после того, как окончил Пэнси. Что он сделал, это пооткрывал по всей стране такие похоронные бюро, где можно хоронить своих близких баксов по пять за штуку. Видели бы вы старика Оссенбургера. Он наверно просто пихает их в мешок и сбрасывает в реку. Короче, он отсыпал Пэнси немало капусты, и они назвали в его честь наш корпус. На первый футбольный матч года он прикатил в таком большущем офигенном «кадиллаке”, и нам всем пришлось выстраиваться на трибуне и приветствовать его, как паровоз, стоячими овациями. Затем, на другое утро, в часовне, он произнес речь, длившуюся часов десять. Для начала он выдал штук пятьдесят пошлейших шуток, просто чтобы показать, какой он свойский парень. Очень большое дело. Затем стал нам рассказывать, что никогда не стесняется, если у него случаются какие-нибудь неприятности или вроде того, встать на колени и помолиться Богу. Сказал нам, чтобы мы всегда молились Богу – говорили с Ним и все такое – где бы мы ни были. Сказал нам, чтобы мы думали об Иисусе, как о нашем приятеле и все такое. Сказал, что сам все время говорит с Иисусом. Даже за рулем. Сдохнуть можно. Так и вижу, как этот фуфел туфтовый переключает первую передачу и просит Иисуса послать ему побольше жмуриков. Во всей его речи было единственное хорошее место, прямо в середине. Он рассказывал нам всем, какой он классный парень, какой молоток и все такое, когда вдруг этот парень, сидевший в ряду передо мной, Эдгар Марсалла, издал такой зверский пердеж. Хамство, конечно, в часовне и все такое, но вышло довольно смешно. Старик Марсалла. Чуть крышу не сорвал. Смеха, вроде, не было, а старик Оссенбургер сделал вид, что ничего не слышал, но старик Термер, директор, сидел с ним бок о бок на кафедре и все такое, и по нему было видно, что он все слышал. Ух, как он взбеленился. В тот раз ничего не сказал, но на следующий вечер заставил нас провести принудительную самоподготовку в учебном корпусе и выдал речь. Сказал, что тот, кто устроил безобразие в часовне, недостоин Пэнси. Мы уговаривали Марсаллу повторить свой номер, прямо во время речи старика Термера, но он был не в том настроении. Короче, я там жил в Пэнси. В корпусе имени старика Оссенбургера, в новой общаге.
Было довольно приятно вернуться в свою комнату после того, как я ушел от старика Спенсера, потому что все были на футболе, а в нашей комнате включили обогрев для разнообразия. Было как-то уютно. Я снял куртку и галстук, и расстегнул воротничок рубашки; а затем надел эту кепку, которую купил тем утром в Нью-Йорке. Это была такая красная охотничья кепка, с таким длинным-предлинным козырьком. Я увидал ее в витрине этого спортивного магазина, когда мы вышли из подземки, как раз после того, как я заметил, что потерял все эти чертовы рапиры. Обошлась мне в один бакс. А носил я ее задом-наперед, козырьком назад – пошлятина, согласен, но мне так нравилось. Я хорошо смотрелся, когда так носил ее. Затем я достал эту книгу, которую читал, и уселся в свое кресло. В каждой комнате было по два кресла. Так что одно было моим, другое – моего соседа, Уорда Стрэдлейтера. Подлокотники были в плачевном состоянии, потому что все вечно садились на них, но кресла вполне себе.
А читал я эту книгу, которую взял в библиотеке по ошибке. Мне дали не ту книгу, а я и не заметил, пока не дошел до комнаты. Мне дали “Из Африки” Исака Динесена. Я думал, книжка будет дрянь, но нет. Очень хорошая книжка. Я довольно безграмотный, но читаю много. Мой любимый автор – мой брат, Д. Б., а после него – Ринг Ларднер. Брат подарил мне книгу Ринга Ларднера
