Пелам Вудхаус - Яйца, бобы и лепешки
Подходя на цыпочках к дому, он заметил, что к его ноге, тихо урча, прикоснулось что-то косматое и, взглянув вниз, увидел собачку. Вероятно, она к нему привязалась и воспользовалась тем, что он не запер калитку.
Пока он стоял в оцепенении, к нему подошел дворецкий.
– Простите, сэр, – сказал он, – не знаете ли вы телефона в Богнор-Реджис?
– А что?
– К миссис Литтл заходил мистер Перкис. Осведомлялся о ее номере.
– Перкис? – вскричал Бинго. – Перкис?
– Да, сэр.
– Хочет позвонить миссис Литтл?
– Да, сэр.
Бинго глубоко вздохнул.
– Бэгшоу, – выговорил он, – принесите мне виски с содовой. Виски – побольше, содовой – поменьше. Кому она нужна?
Итак, Перкис спрашивал телефон. Видимо, нашел шляпу и прочитал имя владельца. Оставалось одно – молить о милости. Да, неприятно, но что поделаешь?! Надо воззвать к его чувствам. А есть ли они? У него какой-то суровый, отрешенный взгляд, как у неуступчивого букмекера…
Перкис стоял спиной к нему, глядя в сад. Обернувшись, он с отвращением посмотрел на гостя, и тот понял, что борьба предстоит нелегкая.
– Ну что еще? – спросил хозяин.
– Я насчет собачки… – начал Бинго и закашлялся. В рот ему залетел комар, или мотылек, или, быть может, моль. Кашляя, он увидел, что Перкис странно взмахнул рукой.
– Так я и знал, – сказал владелец журнала.
Бинго все кашлял.
– Этого я и боялся, – продолжал Перкис. – Да, я украл ее.
Бинго справился с инородным телом, но ничего сказать не мог.
– Вы женаты, мистер Литтл, – говорил хозяин, – вы меня поймете. Жена в Танбридж-Уэллсе, у больной тетки. Незадолго до отъезда она купила собачку и строго-настрого приказала смотреть за ней. Вчера я на минутку отлучился, и собачка убежала.
Он судорожно глотнул, а Бинго вздохнул.
– Сегодня я обошел все магазины в Лондоне, но тщетно. Тут я вспомнил, что у вашей жены есть несколько пекинесов и решил спросить, не продаст ли она одного.
Тут он вздохнул:
– Я зашел к вам и узнал, что миссис Литтл уехала. Писать ей бесполезно, жена вернется завтра. Выходя из вашего сада, я споткнулся о собачку, точно такую же, как наша. Соблазн был слишком велик.
– Вы ее взяли? – спросил Бинго.
Перкис кивнул.
– Нехорошо.
– Я знаю, я знаю! Мало того, чудовищно. Я не думал, что вы меня видели. – Он снова вздохнул. – Собачка в кухне, ужинает. Сейчас я позвоню, чтобы принесли. О жене и подумать страшно… – И Перкис вздрогнул.
– Она расстроится?
– Еще бы!
– Что ж, оставьте собачку себе.
Об этой минуте Бинго приятно вспоминать. Он был добр, он был милостив, исполнен сладости и света. Вполне возможно, Перкис мысленно сравнил его с ангелом.
– Оставить?!
– Непременно.
– А как же миссис Литтл?
– Ах, она сама толком не помнит, сколько у нее пекинесов! Кишат – и спасибо. Да и вообще, до того ли ей? Она так мечтала, чтобы я стал редактором…
Перкис кашлянул, взглянул на Бинго и едва заметно вздрогнул. Взглянул еще, вздрогнул снова. Видимо, в нем происходила духовная борьба.
– А вы хотите стать редактором? – проверил он.
– Конечно.
– Столько работы, столько дел…
– Ничего, я справлюсь.
– Это очень трудно!
– Подберу хороших помощников.
– Жалованье небольшое.
– А вы его увеличьте.
Перкис взглянул и вздрогнул в третий раз.
– Хорошо, – сказал он. – Надеюсь, мы сработаемся.
Бинго хлопнул его по плечу:
– Еще как! А насчет жалованья…
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Злоключения редактора
Когда жена Бинго Литтла, писательница Рози М. Бэнкс, устроила его редактором в журнал «Мой малыш», так сильно повлиявший на интеллектуальный облик детской, клуб «Трутни» буквально ожил. Почти все его члены схватили перья, намереваясь пожать плоды своего ценного опыта.
Как же огорчились они, обнаружив, что старый друг не намерен сорить деньгами! Одного за другим он отверг Трутня, предложившего колонку «Бега»; и Трутня, предложившего страничку «Ночные клубы»; и Трутня, собиравшегося слать репортажи из Канн или Монте-Карло. Что там, он отказал даже тому Трутню, которого знал с поры матросских костюмчиков, несмотря на весь блеск статьи о малоизвестных коктейлях.
– Говорит, – сообщил Первый Трутень, – что хозяину это не нужно.
– Да, – признал Второй, – так он сказал и мне. Что еще за хозяин?
– Какой-то Перкис. Миссис Бинго дружит с его женой.
– Никакого вкуса у людей! – заметил Третий.
– Никакого понятия, – прибавил Первый.
– Видимо, кретин, – предположил все тот же Второй. Четвертый с ними не согласился.
– Не уверен, – сказал он. – По-моему, Бинго им прикрывается. Упился властью, завидует чужим талантам. Это плохо кончится. Да что там, уже чуть не кончилось, но – пронесло. Конечно, я имею в виду историю с Беллой Мэй Джобсон. Какую именно? Ту, которая связана с этой Беллой.
Американской писательницей, пояснил он. Здесь ее вряд ли знают, а в Америке дети зачитываются повествованиями о тюлене Томми, бурундуке Брюсе и прочей живности. Перкис познакомился с ней на пароходе, когда плыл из Нью-Йорка, и она дала ему прочитать про бурундука, он же мгновенно понял, что именно этого давно ждал «Мой малыш». Тем самым, он пригласил ее в редакцию, чтобы урегулировать все с редактором, другими словами – с Бинго.
Как ни прискорбно, без хозяина Бинго немного заважничал. Хозяин этот вечно лез, особенно – когда речь шла о разделе «Дядюшка Джо – добрым деткам», и недели две свободы ударили страдальцу в голову. Когда ему доложили, что его спрашивает некая мисс Джобсон, он постучал карандашом по зубам и сказал: «Вот как? Я занят. Пусть напишет или запишется».
Вскоре явился здоровый, загорелый Перкис и, отдав дань восклицаниям типа «Вот и я!» или «Ну, как вы тут?», заметил:
– Кстати, скоро зайдет Белла Мэй Джобсон.
Бинго мило засмеялся:
– Старая добрая Белла? Была и сплыла.
– То есть как?
– А так. Я ее не принял.
Перкис покачнулся:
– Не приняли?
– Вот именно. Занят-занят-занят. Сказал, чтобы изложила свои претензии на одной стороне листа.
Не знаю, доводилось ли вам смотреть «Ураган», такой фильм. Я вспомнил его потому, что с Бинго случилось примерно то же самое. Какое-то время, по его словам, что-то гремело и кружилось; потом ремарки стали яснее, и он вывел, что эту самую Беллу надо любить и лелеять, улещать и умасливать, создавая атмосферу почтительного восхищения.
– Виноват, – сказал он. – Недоразумение, знаете ли. Представления не имел, что это – дар судьбы, творец бурундуков. Мне показалось, что она предлагает Дюма в роскошном переплете.
Увидев, что Перкис закрыл лицо руками, а также услышав слова «Все… конец…», он нежно похлопал хозяина по плечу и подбодрил его:
– Не горюйте! У вас есть я.
– Нет, – ответил хозяин. – Вы уволены. – После чего удалился.
Оставшись один, Бинго стал думать. Думал он главным образом о том, что скажет жена.
Как вы знаете, брак его оказал бы честь Ромео и Джульетте. Жена молилась на него, он – на нее, и мы смело сравним их еще и с голубками. Однако любой голубок вам скажет, что голубка при случае поплюет на лапки и заедет в глаз. Бинго казалось, что случай этот близок. Миссис Бинго с немалым трудом устроила его на работу, и что-то подсказывало ему, что теперь, когда он все испортил по чистой глупости, ей это не понравится.
Словом, мы не удивимся, что тьма окутала его, и в ней мерцала лишь одна искорка – жена уехала к друзьям, в усадьбу, и объяснение откладывалось.
Чтобы отвлечься, он ринулся в омут наслаждений и дня через два, в гостях, зачаровал прелестную блондинку, которая оказалась Беллой Мэй Джобсон.
До сей поры ему казалось, что выход один – придумать хорошую, прочную, достоверную историю. Скажем так: Перкис не простил ему, что он не принял посетительницу, но посетительницы эти сплошь и рядом гладят редактора по коленке или поправляют им галстук, что претит его чистой душе. Может сойти. Может не сойти. Другого выхода не было.
Теперь выход возник. Когда я сказал, что он зачаровал блондинку, я употребил это слово в самом прямом смысле. Если Бинго в форме, равных ему нет. Что говорить, когда ко второму коктейлю Б.М. сообщила, как ей одиноко в большом и чужом городе, а Бинго обещал это исправить. Они обменялись телефонами и добрыми пожеланиями, и Бинго пошел домой, потирая руки.
Навряд ли надо объяснять, что хитрый Бинго хотел довести Б.М. до того состояния, когда она ни в чем не откажет. Тогда, сбросив личину, он сообщил бы ей, кто он, заключил договор, пошел к Перкису и спросил бы: «Ну, Перкис, что скажете?», а тот прижал бы его к сердцу.
Водил он Беллу Мэй в зоологический сад, в Тауэр, в музей мадам Тюссо, на пять утренних приемов, семь дневных и четыре вечерних. Преподнес он ей букет белого вереска, одиннадцать роз и надписанную фотографию. Уезжала она в пятницу, а накануне устраивала в отеле прием, который Бинго должен был украсить.
