Йен Бэнкс - Бизнес

— Кейт, надо сказать, я неприятно поражена. Мне и в голову не приходило, что девочки твоего возраста могут так сквернословить. Сколько же тебе лет, Кейт?

— Восемь с половиной.

— Боже праведный.

— А вам скоко?

— Быстро же у тебя слезы высохли. Ты, однако, дерзкая. Джеральд, заткни уши.

— Руки у меня грязноваты, мэм, но уши я и так отключу.

— Ты очень любезен. Мне сорок восемь лет, Кейт.

— Фу ты, старуха совсем. У меня бабке — и то меньше.

— Спасибо за откровенность, Кейт. На самом деле я не так уж стара, и живется мне куда лучше, чем прежде. Впрочем, это к делу не относится. Скажи, чем ты тут занималась в компании юных друзей?

— Тута у нас олимпийские игры, миссис.

— Да что ты говоришь? Я-то думала, возятся ребятишки в грязи, под дождем. Какие же виды спорта вас увлекают?

— Всякие разные. Бегаем да прыгаем, вот.

— А ты сама в каких видах выступаешь?

— Ни в каких. Я сластями торгую, вот.

— У тебя в сумке сладости?

— Сумка не моя — мамани моей. Поношенная малость, да ладно. Маманя грит, забирай. Не думайте, я ее не стырила. Даже ручку сама прикрутила. Во, глядите.

— Вижу. Значит, ты занимаешься поставкой кондитерских изделий, так?

— Чо?

— Ничего, это к делу не относится. Могу я у тебя купить чего-нибудь сладкого?

— Ну. Токо осталось-то малехо совсем, вот. Шипучки нету.

— Газированных напитков нет?

— Не-а. «Айрн-Бру» нету, «Американской крем-соды» нету. Обои бутылки ушли.

— Давай тогда конфету.

— Вам какую? Есть «пенни-дейнти», есть «блэк-джек». И в пакетиках чо-то осталось.

— Я, пожалуй, возьму «пенни-дейнти».

— С вас пенни-полпенни.

— Сколько?

— Пенни-полпенни.

— Полтора пенса?

— Ну.

— За одну-единственную «пенни-дейнти»?

— Такая цена.

— Но это на пятьдесят процентов превышает стандартные расценки розничной торговли.

— Чо с того? Такая цена.

— Понимаю. Однако цена существенно завышена, ты не находишь?

— Ну. Такая цена. Берете или нет?

— Джеральд, у тебя есть мелочь?

— Может, и есть, мэм. Обождите чуток… Вот, нашел трехпенсовик. Подойдет, мэм?

— Благодарю, Джеральд. Конфетку хочешь?

— Спасибо, мэм. Не откажусь.

— Давай так договоримся, Кейт: я заплачу тебе два с половиной пенса, а ты мне дашь две «пенни-дейнти». Идет?

— Не-а.

— Почему?

— За две штуки три пенса надо.

— Но я беру практически оптом и рассчитываю на скидку.

— Чо? Это как?

— Разве тебе не предоставили скидку, когда ты оптом брала свой товар?

— Миссис, да я его с автомата брала, на автобусной остановке.

— Ага, значит, брала в розницу. Все равно, это твое личное дело. Мое предложение остается в силе. Два с половиной пенса за две штуки.

— Не-а.

— Кейт, у твоих приятелей, похоже, забеги близятся к концу. Может, у тебя вообще ничего больше не купят. Останется на руках залежалый товар. Я делаю тебе разумное предложение. Вот: держи три пенса. Давай мне две «пенни-дейнти» и полпенни сдачи.

— Не-а. За две штуки три пенса надо.

— В розничной торговле упрямство только вредит делу, Кейт. Гибкость — вот что помогает предприятию выстоять при колебаниях рынка.

— Чо?

— Дождь льет все сильнее, Кейт. Я-то сижу, где сухо. А ты уже промокла до нитки, твои дружки расходятся. Две штуки за два с половиной пенса.

— Не-а.

— Напрасно упираешься, Кейт. Удерживать или регулировать маржу — это должен подсказывать голый расчет, а не самолюбие.

— Сама знаю. Давайте сюда три пенса, а я нам — две «пенни-дейнти» да еще один «блэк-джек» в придачу. Хотя они идут по паре за пенни-полпенни или по три — за два пенса.

— Хочешь продать с нагрузкой. Резонно. Ну, так и быть. Договорились. Держи деньги. Спасибо тебе. Джеральд!

— Да, мэм?

— Лови.

— Благодарствую.

— Вот что, Кейт. «Блэк-джек» отдаю тебе обратно: у меня от него зубы желтеют… Ну, что еще?

— Маманя грит, у чужих незя конфеты брать.

— Кейт, не глупи: ты же сама мне их только что продала. Но по большому счету, твоя мама совершенно права. Раз ты отказываешься…

— Нет, ладно, давайте. Спасибочко.

— Да ты совсем голодная.

— Ну. Разве ж конфетой наешься?

— Как у нас дела, Джеральд?

— Почти готово, мэм. Только гайки затянуть. Через пять минут поедем.

— Отлично. И часто ты этим занимаешься, Кейт?

— Че? Торгую?

— Да, именно.

— Не-а. Первый раз. Хочете, секрет скажу?

— Что-что? Секрет?

— Ну. Побожитесь, что не сболтнете.

— Обещаю.

— «Вот те крест и чтоб мне сдохнуть»?

— Именно так.

— Деньги мне дядя Джимми дал. Монетки, чтоб поиграть.

— Вот как?

— Ну. А монетки-то ирландские, он на корабле в Ирландию плавал.

— Ирландские пенни?

— Ну. От наших не отличить, вот; токо на них арфа выбита. Для автомата тик-в-тик подходят.

— Дядя их тебе подарил? Ничего не потребовал взамен?

— Не-а. Отдал — да и все.

— Ха! Выходит, ты даже розничную цену не платила! Каждый вырученный пенни — чистая прибыль! Ну и плутовка! Джеральд, ты слышал?

— Я поражен до глубины души, мэм. Какое, однако, предприимчивое создание.

— Ну. Токо не все само в руки идет. Надо и свои денежки выкладывать. А шипучку, пришлось сказать, для мамани беру. Две бутылки задолжала.

— По какой цене ты продавала шипучку?

— Пенни чашка.

— Чашки у мамы взяла?

— Ну. Все одно, миссис, они до вечера без надобности.

— Понимаю. А, добрый день. Кейт, кто этот юноша?

— Да это ж Саймон.

— Здравствуйте, Саймон.

— Здрасьте, мисс. Кейти, я весь промок. Домой хочу. А ты че? Идешь?

— Угу. Вот тебе «пенни-дейнти». Сосульку из пакетика хочешь?

— А то!

— Дома получишь, ладно?

— Ладно. Спасибочко, Кейти. Побежали домой, а? С меня прямо текет. Через канаву прыгал да сорвался.

— Так-так-так. Попытаюсь угадать. Саймон выполняет функции охранного агентства.

— Не, он смотрит, чтоб эти говнюки у меня денежки не стырили.

— Это оно и есть. Кейти, ты, конечно, не сядешь в машину к посторонним, но скажи хотя бы, где ты живешь. Я хочу побеседовать с твоей мамой.

— Миссис, да вы ж побожились, что не сболтнете! Вас Боженька накажет, раз сказали «вот те крест и чтоб мне сдохнуть». Сдохнете, как пить дать! Вот увидите. Я не стану просто так болтать!

— Кейт, Кейт, успокойся. От меня никто не узнает о происхождении твоего стартового капитала… о пенсах, которые ты опустила в автомат. Я побожилась — значит, не сболтну.

— Ну, смотрите.

— Кейт, у тебя мама, похоже, совсем молодая, верно? А папа, видимо, с вами не живет, правильно я понимаю? У тебя нарядное платье, только оно тебе тесновато и для такой погоды не годится. Ты бегаешь голодная и оттого плохо растешь. А в школу ходишь? Хорошо учишься?

— Мне домой пора.

— Можем ехать, мэм.

— Спасибо, Джеральд. Одну минуту. Кейт, вернись. Я с тобой говорю серьезно. Это важный разговор. Ты собираешься провести здесь всю свою жизнь? Отвечай. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Кейт?

— … прихмахершей.

— Думаешь, это сбудется?

— А че?

— Кейт, а тебе известно, на кого еще можно выучиться?

— …моя подружка, Гейл, хочет пойти на стюардессу.

— Завязывай ты, Кейти. Я уж промерз.

— И парикмахер, и стюардесса — это неплохие профессии, Кейт, но я уверена: ты способна на большее, было бы желание. Просто ты еще многого не знаешь. Позволь мне все же поговорить с твоей мамой. Не возражаешь?

— Слышь, Кейти, я весь промерз, в задницу.

— Миссис… а вы, часом, не злодейка?

— Нет, Кейт. Я, конечно, не святая, и в прошлом, фигурально говоря, тоже пускала в ход ирландские пенсы, но я не злодейка. Джеральд, ответь: я злодейка?

— Ни в коем разе, мэм. По мне, вы — сама доброта.

— Кейти, завязывай… хватит языком трепать.

— Ладно уж, поедем с вами, раз так. Вы и взаправду нас подвезете?

— Ну, разумеется.

— Угу. Двигай сюда, Саймон. Домой поедем во на какой машине, эта тетенька нас подвезет. Ноги вытирай.

— Че?

Так состоялось мое знакомство с миссис Элизабет Тэлман, сотрудницей Второго уровня в "Бизнесе"; это произошло дождливым субботним вечером осенью 1968 года в предместье Коутбриджа, что к западу от Глазго.

Миссис Тэлман принадлежала к разряду тех людей, которые всегда казались мне на полголовы выше, чем на самом деле. Даже сейчас у меня в памяти возникает образ статной, элегантной дамы, гибкой и стройной, тогда как родная мать вспоминается мне понурой коротышкой, хотя они были примерно одинакового телосложения, а ростом различались не более чем на пару дюймов. Дело, наверно, в том, что миссис Тэлман никогда не сутулилась. У нее были длинные, черные, как вороново крыло, волосы, которые она перестала красить, да и то не сразу, только когда ей перевалило за семьдесят (у моей матери волосы были невзрачно-мышиными, а я не то русая, не то блондинка — наверно, в бабку по материнской линии). Миссис Тэлман отличали удлиненные пальцы, крупный рот и непривычный выговор, который звучал то как американский, то как британский, а то и вовсе по-другому, экзотически, дразняще-чуждо. В природе существовал и мистер Тэлман, но он обретался в Америке; они охладели друг к другу, не прожив вместе и года.