Мадлен Жанлис - Линдана и Вальмир
Между тѣмъ время проходило, а Жеркуръ не ѣхалъ. Черезъ мѣсяцъ Линдана стала грустить; безпокойство скоро увеличивается въ сердцѣ; родившись, ежеминутно возрастаетъ. Она черезъ нѣсколько дней потеряла всю надежду и впала въ глубокую меланхолію. «Онъ никогда не любилъ меня, думала Линдана, а я не могу разлюбить его! вижу наконецъ холодность его характера? и все еще люблю! Живость и пламенные восторги Вальмировой страсти не могли тронуть меня. Этотъ языкъ книжной любви, романическія мысли, лесть и всѣ чрезмѣрности стали мнѣ даже противны съ того времени, какъ я узнала Жеркура. Онъ забываетъ меня; но когда видитъ, тогда предпочитаетъ другимъ. Жеркуръ такъ справедливъ и кротокъ; имѣетъ такія нѣжныя идеи, и такъ пріятно выражаетъ ихъ. Естьли бъ я не разставалась съ нимъ, то могла бы имъ быть довольна.... Довольна такимъ слабымъ чувствомъ?.. Что нужды, когда онъ не можетъ любить сильнѣе?»
Въ другія минуты оскорбленная Линдана клялась забыть Жеркура и сдержать слово, данное Вальмиру. Она часто слышала объ немъ отъ Англичанъ, пріѣзжавшихъ изъ Лондона. Его хвалили; сказывали, что онъ безпрестанно говоритъ объ ней, и въ великой меланхоліи. Наконецъ досада, самолюбіе и признательность заставили Линдану не думать болѣе о Жеркурѣ, или по крайней мѣрѣ, рѣшиться на то. Чтобы утвердишься въ семъ намѣреніи, она вздумала путешествовать, и возвратилась въ Парижъ уже зимою. На другой день своего пріѣзда Линдана ужинала съ Жеркуромъ у Морфизы, давъ себѣ слово обойтись съ нимъ очень холодно; но онъ встрѣтилъ ее съ видомъ такой искренней радости, что она не могла быть холодною. Всегда долѣе показываютъ сердце на людей, которые бываютъ въ замѣшательствѣ отъ вины своей; они сами въ ней признаются -- и вмѣсто того, чтобы тѣмъ удовольствоваться, мы любимъ продолжать дѣйствіе ихъ раскаянія. Другіе, приводя въ замѣшательство, сами чувствуютъ его, и холодѣютъ къ человѣку, съ которымъ имъ быть не ловко. Но люди, не думающіе о винѣ своей, скорѣе мирятся, естьли они милы и пріятны; ихъ безпечность похожа на довѣренность любви; и мы не разъ забываемъ имъ за то даже благодѣянія. Жеркуръ началъ говоришь о Спа. «Ну конечно пожалѣли обо мнѣ, сказалъ онъ, что я не могъ быть тамъ» -- и гордая, взыскательная Линдана не требовала дальнѣйшаго оправданія. Сильная любовь перемѣняетъ характеръ, какъ въ хорошемъ, такъ и въ дурномъ смыслѣ, смотря по ея выгодамъ; она не истребляетъ пороковъ, но усыпляетъ ихъ Жеркуръ сталъ бы дѣятеленъ, естьли бы онъ могъ любить такъ, какъ былъ любимъ.
Линдана мало по малу возвратила ему всю прежнюю власть его надъ нею. Не было точнаго изъясненія, но они казались сердечно согласными. Жеркуръ чувствовалъ, что ему надобно еще долгое время соблюдать уваженіе къ ея извѣстному обязательству съ Вальмиромъ; онъ хотѣлъ лучше въ безмолвіи побѣдить сомнѣнія Линданы, нежели опровергать ихъ разсудкомъ. Жеркуръ судилъ объ ней по своему характеру, и не зналъ, сколько она любила его!
Въ концѣ зимы Морфиза купила сельской домъ въ тридцати миляхъ отъ Парижа и рѣшилась прожить тамъ шесть мѣсяцевъ. Уговорились, что Линдана поѣдетъ съ нею, что Жеркуръ явится къ нимъ первое Іюня, и возвратится въ Парижъ не прежде осени. Съ началѣ весны онѣ поѣхали, и нашли старинной замокъ, окруженный болотами; но Линдана, въ ожиданіи Жеркура, хвалила безъ памяти мѣсто и виды. Всякой, кто молодъ и чувствителенъ, любитъ уединеніе или по-крайней мѣрѣ образъ его; не думая отказаться отъ людей и даже не забывая свѣта, мы любимъ тогда бранить свѣтскія забавы и презирать ихъ.... мѣсяца три; считаемъ себя философами, отъ того, что живемъ въ готическомъ сельскомъ домѣ, не сидимъ двухъ часовъ за туалетомъ, гуляемъ только въ полѣ или въ лѣсу, и не ѣздимъ ни въ Оперу, ни въ Комедію. Эта философія, весьма не похожая на философію зрѣлыхъ лѣтъ, исчезаетъ вмѣстѣ съ весною и съ прекрасными днями; зима истребляетъ и слѣ;ды ея! Линдана съ нетерпѣніемъ ожидала, чтобы Май кончился. Настало первое Іюня: она проснулась на разсвѣтѣ, чтобы ранѣе начать такой любезной день; и когда сошла въ гостиную комнату, то всѣ удивились ея красотѣ и милому убору; въ глазахъ у нее сіяло что-то совсѣмъ не обыкновенное!... Но она ждала Жеркура только къ вечеру. Послѣ обѣда Линдана съ великимъ трудомъ согласилась итти гулять -- онъ могъ пріѣхать въ это время!... жаловалась на сильной жаръ, на пыль, на камни -- хромала -- и въ семь часовъ возвратились домой. Еще никого не было. Но въ девятомъ часу услышали хлопанье бичей: Линдана вздрогнула и покраснѣла. Скачетъ карета, взъѣзжаетъ на мостъ, останавливается у крыльца. Лошади ржутъ, дворныя собаки лаютъ, и горничныя моськи отвѣчаютъ имъ; двери коридора съ великимъ стукомъ отворяются... Морфиза, безъ намѣренія и безъ всякой нужды, встаетъ, переходитъ съ мѣста на мѣсто; мужъ ея спѣшитъ на встрѣчу къ Жеркуру.... Черезъ минуту слышенъ стукъ въ другой комнатѣ; идутъ люди. У Линданы бьется, волнуется сердце, она устремила глаза на двери -- но что же почувствовали, когда ихъ обѣ вдругъ отворили (чего никогда для мущинъ не дѣлаютъ) и когда въ самомъ дѣлѣ, вмѣсто Жеркура, явилась вѣтреная кокетка Желинда!,.. «Я пріѣхала къ тебѣ, милая, на двѣ недѣли (сказала она хозяйкѣ), вопервыхъ для того, чтобы видѣться съ тобою, а вовторыхъ и за тѣмъ, чтобы извинить Жеркура. Я одна помѣшала ему, сдержать слово и пріѣхать сегодни. Послѣ все разскажу тебѣ» (примолвила она съ таинственнымъ видомъ).... Какъ? Жеркуръ не будетъ? спросила Морфиза. -- Будетъ черезъ недѣлю, то есть въ Воскресенье поутру, отвѣчала Мелинда. Я уже не могу вѣрить ему, сказала хозяйка. -- «О! будьте увѣрены. Отвѣчаю, что онъ явится здѣсь въ Воскресенье часу въ девятомъ утра.» -- Да изъясни намъ, для чего ты помешала ему пріѣхать къ намъ? -- -- Тутъ Мелинда начала шептать Морфизѣ, которая, любя всякія тайны, слушала ее съ великимъ вниманіемъ, и наконецъ сказала вслухъ: «это очень трогательно!» Мелинда сѣла. стали играть въ карты. Новая гостья съ хозяйкою черезъ полчаса ушли въ кабинетъ и просидѣли такъ до ужина. Между тѣмъ нещастная Линдана въ жестокой досадѣ своей нашла удивительную твердость; сердце дало ей силы; она считала себя такъ несносно оскорбленною, что горесть казалась ей униженіемъ. Линдана сѣла играть въ карты; говорила, улыбалась, и лицо ея для глазъ наблюдателя изображало одну гордость. Довольная симъ опытомъ твердости, она еще болѣе укрѣпилась за ужиномъ; нѣсколько разъ начинала говорить съ Мелиндою; произнесла даже имя Жеркура.... ушла въ обыкновенный часъ, раздѣлась; но чувствуя невозможность скоро заснуть, велѣла поставить на столъ свѣчу и читала до пяти часовъ утра. Тутъ благодѣтельный сонъ закрылъ глаза ея. Въ девять часовъ она проснулась, и вся гордость исчезла... Линдана вообразила Жеркура съ Мелиндою, и залилась слезами; однакожь могла скрыть горесть свою, которую умножила Морфиза, давая ей чувствовать, что Жеркуръ и Мелинда любятъ другъ друга.
На третій день Линдана, получивъ письма, выдумала цѣлую исторію, и нашла способъ совершенно увѣрить Морфизу, что ей надобно ѣхать въ Парижъ дней черезъ пять. Осьмое Іюня, завтракая съ хозяйкою, она велѣла закладывать карету. Вдругъ Мелинда вошла съ торжествующимъ видомъ и сказала: «Видите ли, что я могу ручаться за Жеркура? Сію минуту пріѣхалъ его слуга и говоритъ, что онъ самъ будетъ къ обѣду. Какъ Жеркуру не сдержать вѣрнаго слова, мнѣ даннаго?» -- Сія Жеркурова точность въ разсужденіи Мелииды еще болѣе раздражила Линдану: она спѣшила проститься, сѣла въ карету и велѣла постильйонамъ ѣхать какъ можно скорѣе. Еще не отъѣхали пяти миль, какъ имъ встрѣтилась двумѣстная Англійская карета... Линдана узнала Жеркуровъ экипажъ. Онъ видѣлъ уже передоваго слугу ея; велѣлъ остановиться, выскочилъ, -- подошелъ и сказалъ Линданѣ: «какъ! вы ѣдете въ Парижъ?» -- Такъ, государь мой! отвѣчала она сухо. «Постильйоны! назадъ!» закричалъ онъ. Линдана вздрогнула и спросила уже совсѣмъ другимъ голосомъ: «что это значитъ?» -- «Вы однѣ, сударыня; вамъ надобно ѣхать ввечеру черезъ опасной лѣсъ: дозвольте мнѣ проводить васъ до Парижа»... Это было сказано при служанкѣ, сидѣвшей въ каретѣ, и Линдана догадалась, что опасной лѣсъ есть басня, выдуманная для дѣвицы Розаліи. Вы забываете, сказала она дрожащимъ голосомъ, что Мелинда... и Морфиза васъ ожидаютъ. -- «Я напишу къ нимъ съ первой почты. Дозволите ли мнѣ сѣсть съ вами?» -- Линдана отвѣчала только движеніемъ головы. Жеркуръ отворилъ дверцу, и съ покойнымъ видомъ сѣлъ подлѣ Розаліи, напротивъ Линданы. Такимъ образомъ въ одну минуту онъ оправдался, и воскресилъ радость и довѣренность въ чувствительномъ сердцѣ Линданы. Они оба были растроганы и молчали. Розалія, чрезмѣрно боязливая, начала спрашивать объ ужасномъ лѣсѣ. Жеркуръ отвѣчалъ ей, что въ немъ еще не давно зарѣзали двухъ человѣкъ. -- «Которые ѣхали въ каретѣ?» -- Да, въ Англійской четверомѣстной; въ такой же, какъ ваша, -- «Боже мой! какой страхъ! какой ужасъ!» -- Что принадлежитъ до меня (сказала Линдана, смотря на Жеркура), то я совершенно теперь покойна. -- Тутъ кареты остановились; стали перемѣнять лошадей. Линдана вышла, сѣла въ маленькомъ садикѣ, и будучи одна съ Жеркуромъ, сказала ему: «Боже мой! что подумаетъ Морфиза?» -- Признаюсь, отвѣчалъ Жеркуръ, что я не много увеличилъ опасность Бондійскаго лѣса; однакожь правда то, что не давно ограбили тамъ человѣка. Вы поѣдете лѣсомъ въ темную ночь, съ однимъ слугою; это въ самомъ дѣлѣ неосторожно. Я отпишу Морфизp3; все такъ просто, что она не вообразитъ ничего романическаго; и сверхъ того дамъ ей слово возвратиться къ ней черезъ недѣлю: чего однакожь не сдѣлаю, естьли вы останетесь въ Парижѣ. -- «Ахъ, Жеркуръ! какъ я вамъ благодарна!» -- Вы огорчите меня, естьли удивитесь этому. Я только для васъ ѣхалъ къ Морфизѣ: что мнѣ тамъ дѣлать, когда вы будете въ городѣ? -- «Однакожь Мелинда»... что такое? -- «Вы для нее оставались въ Парижѣ.» -- Какъ? развѣ она не сказала, для чего? -- «Сказала за великую тайну одной Морфизѣ.» -- Тайны совсѣмъ нѣтъ; однакожь я виноватъ въ томъ, что не написалъ къ вамъ, зная характеръ ея, имѣя къ вамъ довѣренность, надѣялся, что вы будете имѣть ее и ко мнѣ. -- «Ахъ, теперь готова вѣрить вамъ во всемъ!»-- «Я могъ въ важномъ дѣлѣ услужить брату Мелинды, пожертвовалъ дружбѣ осьми днями щастія, и думалъ: Линдана будетъ за то довольна мною!..» Тутъ она заплакала... О Жеркуръ! сказала Линдана: я виновата, и боюсь, чтобы любовь ваша ко мнѣ не уменьшилась!... Можно ли, отвѣчалъ онъ съ нѣжнымъ взоромъ, можно ли такъ думать о человѣкѣ, которой не умѣетъ любить страстнѣе? -- Жеркуръ взялъ ея руку, поцѣловалъ, сказалъ: навѣки!.. и пошелъ писать къ Морфизѣ. Его увѣреніе любить вѣчно было гораздо надежнѣе всѣхъ клятвъ и восторговъ пламеннаго любовника. Онъ не зналъ страсти, но любилъ, говорилъ искренно, не увеличивалъ, и гнушался всякимъ обществомъ. Искренность и спокойствіе сердца украшали нѣжность его какою-то силою, трогательною прелестію, увѣрительною для любовницы въ разсужденіи будущаго.
