Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах
— Вот именно, сэр. Но вы сами, должно быть, не так часто изволите путешествовать, сэр?
— Все эти годы нет. Последний раз мы, то есть я, был во Франции пятнадцать лет тому назад.
— Вот как, сэр? Значит, еще до меня. Не при нынешних хозяевах, сэр. В то время „Королем Георгом“ кто-то другой владел.
— Возможно.
— Но я, сэр, готов побиться об заклад, что банкирская фирма Теллсона и компания процветала и здравствовала не то что пятнадцать, а и пятьдесят лет тому назад.
— Можете утроить цифру: скажите сто пятьдесят, — Это будет ближе к истине.
— В самом деле, сэр?
Открыв рот, выкатив глаза, слуга отступил на шаг от стола, затем перекинул салфетку с правой руки на левую, стал поудобнее и все время, пока постоялец ел и пил, не сводил с него глаз, наблюдая за ним, словно дозорный на посту или на сторожевой вышке. Так уж оно ведется во всех ресторанах с незапамятных времен.
Позавтракав, мистер Лорри вышел прогуляться по берегу. Крохотный, узенький, кургузый городок Дувр старался укрыться от моря и словно морской страус прятал голову в меловые утесы. Берег был пустыней, где бесновалось море, взметая груды камней; море здесь вытворяло что хотело, а ему хотелось разрушать. Оно бросалось на скалы, бросалось на город и в бешенстве крушило все на берегу. Воздух возле домов был пропитан таким резким запахом рыбы, что можно было подумать, не вылезает ли сюда из воды больная рыба лечиться воздушными ваннами, вроде того как больные люди лезут в воду лечиться морскими купаньями. В гавани рыбачили мало, но множество народу толклось на берегу по ночам и глазело на море, в особенности в те часы, когда море наступало на сушу во время прилива. Мелкие лавочники, еле-еле сводившие концы с концами, вдруг за один день каким-то непостижимым образом становились богачами; и — удивительное дело! — почему-то в здешних краях терпеть не могли фонарщиков.
По мере того как близились сумерки и воздух, который днем был чист и прозрачен, так что по временам можно было различить берег Франции, снова набух туманом и сыростью, думы мистера Лорри, казалось, тоже принимали все более и более сумрачный характер. Когда совсем стемнело, он пришел в буфет и уселся за столик перед камином, дожидаясь, когда ему подадут обед, так же, как он дожидался завтрака, и тут воображение его снова принялось копать — копать — раскапывать тлеющие угли.
Бутылка доброго кларета после обеда не повредит человеку, который копается в тлеющих углях, разве что — отшибет у него охоту копать. Мистер Лорри уже довольно долго пребывал в полном бездействии; он только что налил себе последний стакан, и на лице его выражалось чувство полного удовлетворения, какое, естественно, испытывает пожилой джентльмен цветущего вида, отставляя приконченную им бутылку, но в это время на узенькой улочке, круто поднимавшейся вверх, застучали колеса и дорожная карета с грохотом въехала во двор.
Мистер Лорри поставил на стол свой стакан, так и не притронувшись к нему: „Это мадемуазель!“ — промолвил он.
Через несколько минут явился лакей и доложил, что мисс Манетт приехала из Лондона и изъявляет желание немедленно увидеться с джентльменом от Теллсона.
— Как? Сейчас?
— Мисс Манетт подкрепилась дорогой и не будет сейчас кушать. Она настоятельно просит джентльмена от Теллсона, если это возможно и удобно, пожаловать к ней сию минуту.
Джентльмен от Теллсона, видя, что деваться некуда, с угрюмой решимостью залпом осушил последний стакан и, надвинув на уши свой маленький белокурый паричок, последовал за лакеем в номер мисс Манетт.
Это была большая темная комната, которая, словно контора похоронных дел мастера, вся была заставлена черной мягкой мебелью и громадными темными столами. Все это изо дня в день протирали масляной тряпкой и, должно быть, так тщательно, что две свечи на столе, стоявшем посреди комнаты, тускло мерцали, отражаясь в каждой поверхности, как если бы они-то и были погребены в глубине потемневшего красного дерева, и до тех пор, пока их не откопают, нечего и ждать от них настоящего света.
В этой темноте так трудно было что-нибудь разглядеть, что мистер Лорри, осторожно ступая по истертому турецкому ковру, подумал было, что мисс Манетт, наверно, в соседней комнате, но, проходя мимо зажженных свечей, он вдруг увидел, что между столом и камином стоит молоденькая девушка, лет семнадцати, не больше, она, по-видимому, ждала его и даже не успела еще снять дорожный плащ и положить соломенную шляпку, которую держала в руках за концы лент.
Взгляд его остановился на маленькой хрупкой фигурке и прелестном личике в ореоле пышных золотистых волос; синие глаза пытливо смотрели на него из-под ясного чела, обладавшего удивительной способностью (принимая во внимание его юность и гладкость) отражали каким-то неуловимым движением чувство смущения или удивления, тревоги или чуткого живого внимания, или, быть может, все сразу вместе, — он смотрел на нее, и перед ним вдруг с необыкновенной ясностью возник образ малютки, которую он держал на руках во время переезда через этот самый пролив в бурную ненастную ночь, когда волны бушевали кругом, а с неба сыпался град. Это видение мелькнуло и мигом исчезло, точно след от дыхания на поверхности высокого тусклого зеркала, висевшего за спиной девушки в большой черной раме, на которой, словно процессия увечных из инвалидного дома, черные купидоны — одни без головы, другие без ног — все до единого калеки — подносили черные корзины с обугленными плодами каким-то черным божествам женского пола, — и мистер Лорри, отвесив церемонный поклон, поздоровался с мисс Манетт.
— Прошу вас, садитесь, сэр, — произнес чистый, прелестный юный голос с легким, почти незаметным иностранным акцентом.
— Целую ваши ручки, мисс, — со старинной галантностью ответствовал мистер Лорри и, еще раз церемонно поклонившись, опустился на стул.
— Вчера, сэр, я получила письмо из банка, там сообщается, что получены какие-то сведения… или обнаружено что-то новое…
— Можно и так сказать, мисс, неважно, не в словах дело.
— …касательно небольшого состояния моего бедного отца… я ведь его даже никогда и не видела… он очень давно умер…
Мистер Лорри беспокойно заерзал на стуле и в замешательстве уставился на черную процессию увечных купидонов, — уж не у них ли, в их дурацких корзинках, надеялся он обрести какую-то помощь?
— …и что в связи с этим мне надо поехать в Париж и повидаться там с одним джентльменом из банкирской конторы, который был так добр, что согласился ради этого поехать туда сам.
— Я к вашим услугам, мисс.
— Я так и думала, сэр.
И она присела перед ним в реверансе (в те дни юные леди еще делали реверансы), словно трогательно признавая, что она понимает, насколько он и старше, и опытнее, и умнее ее. Мистер Лорри встал и поклонился еще раз.
— И я, сэр, написала им в банк, что, если люди, которые понимают в таких делах и не оставляют меня своими советами, считают необходимым, чтобы я поехала во Францию, то я, конечно, поеду, но только я круглая сирота и у меня нет никого друзей, кто мог бы проводить меня, и я была бы чрезвычайно признательна, если бы мне на время путешествия можно было заручиться покровительством этого достойного джентльмена. Джентльмен этот уже выехал из Лондона, но они, как я понимаю, послали ему вслед нарочного и попросили его сделать мне такое одолжение и подождать меня здесь.
— Я счастлив, что мне оказали такое доверие, — отвечал мистер Лорри, — и буду еще более счастлив, если оправдаю его.
— Очень вам благодарна, сэр! Ото всей души! В том письме из банка мне написали еще, что этот джентльмен познакомит меня подробно с моими делами и что мне надо быть готовой услышать нечто неожиданное. Я очень старалась приготовиться, но вы конечно понимаете, что я просто горю от нетерпения узнать, что это такое.
— Естественно! — согласился мистер Лорри. — Конечно… я…
Он помолчал и добавил, снова поправляя свой светлый гладкий парик:
— Я только затрудняюсь… Не знаю как приступить…
Он так и не приступил и, поглядывая на нее в нерешительности, встретился с ней взглядом. Брови на ясном челе чуть-чуть приподнялись с тем особенным и таким характерным для нее милым подкупающим выражением, и вдруг, словно пытаясь удержать какое-то мелькнувшее воспоминание, она быстро подняла руку.
— Мы с вами никогда не виделись, сэр?
— А разве виделись? — И мистер Лорри с недоуменной улыбкой развел руками.
Выразительная морщинка между бровями над тонкой безупречной линией маленького точеного носика залегла глубже, и мисс Манетт в раздумье опустилась в стоявшее рядом кресло. Он смотрел на ее задумчивое личико, но, как только она подняла глаза, снова заговорил:
— В этой стране, которая стала для вас второй отчизной, я думаю, вы позволите мне обращаться к вам, как у нас принято обращаться к юным леди, не правда ли, мисс Манетт?
