Артур Шницлер - Тереза
Тереза медленно брела домой, на душе у нее было спокойно, и враждебность к матери прошла. Скудный обед еще не остыл, мать молча поставила еду на стол и взялась за газету, принесенную Терезой. Отыскав в ней роман, печатавшийся с продолжением, она с горящими глазами погрузилась в чтение. Отобедав, Тереза взяла свое вышивание, села поближе к окну и стала думать о Марии Майтнер, томившейся за решеткой. Были ли у нее родители? Или они ее бросили? Может, она в глубине души к другим мужчинам питала более теплые чувства, чем к своему любовнику? И почему решила родить ребенка? Ведь столько женщин живут в свое удовольствие и не рожают. Она вспомнила многое, о чем была наслышана за последние два-три года от своих соучениц в Вене и здесь. В ее памяти всплыли некоторые неприличные разговоры, как они обычно называли беседы такого сорта, и в ее душе внезапно поднялось отвращение ко всему, что было связано с такими вещами. Тереза припомнила, что два или три года назад, когда была еще почти ребенком, она вместе с двумя подружками решила уйти в монастырь, и в этот миг ей показалось, будто в ней проснулось то же самое желание. С той лишь разницей, что это желание означало теперь нечто другое и большее: страх и тревогу, словно нигде, кроме как за монастырскими стенами, нельзя чувствовать себя защищенной от всех тех угроз, которые несет с собой жизнь в миру.
Однако когда духота мало-помалу спала и по стенам домов до самого верхнего этажа поползли вечерние тени, ее страх и грусть исчезли и она с небывалой радостью стала предвкушать свидание с Альфредом.
Встретились они, как обычно, за городом. Глаза его мягко светились, а лицо дышало таким благородством, что сердце ее болезненно сжалось. Она даже почувствовала некоторую неловкость от сознания своего превосходства — из-за того, что куда больше понимала в жизни или хотя бы догадывалась, чем он. И одновременно сознавала, что не совсем достойна его, поскольку он жил в более чистой атмосфере. Обликом и осанкой он походил на своего отца, которого она частенько встречала на улицах их маленького городка, но тот не обращал на нее внимания, да и не знал, кто она такая. Матушку Альфреда, высокую светловолосую даму, и его двух сестер ей также случалось видеть на улице. Сестрицы, видимо, о чем-то догадывались, потому что недавно, случайно встретив Терезу, они с любопытством поглядели ей вслед. Им было двадцать и девятнадцать, и обеим предстояло вскоре выйти замуж. Семейство было состоятельное и уважаемое. Да, этим жизнь улыбалась. И подумать, что доктор Себастьян Нюлльхайм, практикующий в лучших домах города, мог бы когда-либо попасть в сумасшедший дом, было просто невозможно.
Альфред заметил, что мысли Терезы витают где-то далеко, и спросил, что с ней. Но она только покачала головой и благодарно пожала его руку. Дни уже стали короче, вскоре начало смеркаться. Альфред и Тереза сидели на скамье в парке. Перед ними раскинулась обширная равнина, вдали высились горы, из города доносился глухой шум, гудок паровоза долетал сюда долгим и тихим эхом, по ту сторону луга иногда появлялась коляска, пешеходы скользили мимо, словно тени. Они сидели обнявшись, и сердце Терезы таяло от нежности. И когда она потом вспоминала о своей первой любви, ей всегда приходил на память этот вечер: она и он на скамье меж полей и лугов, перед ними расстилается равнина, на которую, перебираясь от одной горной вершины к другой, опускается ночь, затихающие паровозные гудки вдали и лягушачье кваканье, доносящееся с невидимого пруда.
13Иногда они говорили о будущем. Альфред называл Терезу любимой, суженой. Говорил, что она должна его дождаться, самое большее через шесть лет он станет доктором, а она — его женой. И Тереза словно вдруг оказалась под таинственной защитой, вроде святого венца вокруг чела апостолов — в эти дни она не услышала от матери ни одного злого слова, наоборот, та была с ней даже ласкова.
Как-то утром мать подошла к кровати Терезы и с сияющими глазами протянула ей газету. В ней на полагающемся для такого рода материалов месте было напечатано начало романа под заголовком: «Проклятье магната», сочинение Юлии Фабиани-Хальмос. Мать присела на краешек кровати, пока Тереза читала про себя текст. Фабула начиналась, как и сотни других, и каждая фраза казалась Терезе уже сто раз читанной. Когда она кончила и, как бы не находя слов от восхищения, молча кивнула матери, та взяла у нее газету и прочла весь текст вслух, громко, прочувствованно и торжественно. Потом сказала:
— Три месяца роман будет печататься в этой газете. За половину мне уже заплатили — почти столько же, сколько составляет подполковничья пенсия за полгода.
Когда Тереза вечером того же дня встретилась с Альфредом, она была приятно удивлена его видом: он был одет гораздо тщательнее, чем обычно, и выглядел вполне элегантно, его можно было даже принять за одного из богатых путешественников, которые в это время года буквально заполонили город. Альфред обрадовался, заметив одобрение в глазах Терезы, и заявил с шутливой напыщенностью, что почитает за честь пригласить ее нынче вечером на ужин в отель «Европа». Она с удовольствием приняла приглашение, и вскоре они уже сидели в ярко освещенном садике, одни за роскошно накрытым столом, в окружении множества незнакомых лиц — словно аристократы-молодожены во время свадебного путешествия. Кельнер с легкой небрежностью принял у Альфреда заказ. Им подали великолепнейшие блюда, и Тереза заметила по собственному аппетиту, что действительно давно уже не наедалась досыта. Мягкое, сладкое вино тоже оказалось необычайно вкусным, и если поначалу, немного оробев, она не решалась как следует оглядеться, то теперь посматривала на посетителей все более оживленно. При этом она ловила и на себе чужие взгляды — не только пожилых и молодых мужчин, но и дам, и взгляды эти были доброжелательными, даже восхищенными. Альфред был очень возбужден, болтал всякую галантную и довольно глупую чепуху, чего вообще-то никогда не делал, и Тереза время от времени заливалась неестественно громким хохотом. Когда Альфред в третий или четвертый раз шепотом спросил ее — он не отличался избытком веселых идей, — за кого могут их принимать: за любовников, удравших из дому, или за молодоженов из Франции, совершающих свадебное путешествие, мимо их столика прошли несколько офицеров, среди них Тереза тотчас узнала того брюнета с желтыми обшлагами, которого часто вспоминала в последние несколько недель. Офицер тоже сразу ее узнал. Она это поняла, хотя он не подал виду и, будучи человеком благовоспитанным, сразу отвел взгляд и не расположился, как она ожидала, за одним из соседних столиков, а уселся в обществе приятелей довольно далеко от нее. Хорошее настроение Альфреда мигом улетучилось. От него не ускользнуло, как вспыхнули глаза Терезы, и он с ревнивой чуткостью влюбленного почувствовал, что случилось нечто роковое. Когда он подливал вина в ее бокал, она, словно прося прощения, дотронулась до его руки и, сразу же ощутив свою неловкость, вдруг сказала:
— Может, уйдем отсюда? Мама будет волноваться, — добавила она, хотя знала, что этого бояться нечего. — А что ты сказал своим домашним, Альфред?
— Ты ведь знаешь, — ответил он, — мое семейство в отъезде.
— Ах да! — спохватилась она.
Так вот почему он сегодня был таким храбрым, могла бы и раньше догадаться. А как неуклюже он встал из-за стола, заплатив по счету! И вместо того, чтобы пропустить ее вперед согласно правилам приличия, он первым зашагал к выходу, и тут она заметила, что он все-таки был похож на гимназиста в воскресном костюме. Она же шла между столиками в своем простом бело-голубом фуляровом платье как молодая дама, привыкшая каждый вечер ужинать с изысканными друзьями в дорогом отеле. Как-никак ее матушка была баронессой, выросла в замке и каталась на резвом пони в собственном парке. И впервые в жизни Тереза испытала что-то похожее на гордость по этому поводу.
Они молча шли по безлюдным переулкам. Альфред взял Терезу под руку и прижал ее локоть к себе.
— А не отправиться ли нам, — начал он шутливым тоном, который ему не очень шел, — прямо отсюда в кафе?
Она покачала головой. Мол, уже поздно. Да, как ни крути, гимназистик! Мог бы потребовать от нее чего-нибудь другого вместо торопливого визита в кафе. Почему бы, к примеру, не подозвать вон того извозчика, дремлющего на козлах, да и не поехать с ней за город в такую прекрасную теплую летнюю ночь? Как бы пылко отвечала она на объятия, как горячо целовала бы, как бы его любила! Но таких замечательных идей от Альфреда нельзя было и ожидать.
Вскоре они остановились возле дома Терезы. Улица тонула во мраке. Альфред привлек Терезу к себе более властно, чем когда-либо, она страстно поцеловала его и, закрыв глаза, поняла, насколько он благороден и чист. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала, что душа ее полна любовной тоски и печали. Стараясь не разбудить мать, Тереза тихонько отперла дверь квартиры и еще долго лежала в постели без сна и думала, что сегодняшний вечер все же не удался.
