Ирвин Шоу - Вершина холма
– Прости меня, Майкл. – Эннабел тоже поднялась. – Мне этого не вынести.
– Я понимаю.
Он поцеловал ее в щеку.
– Да, дружок, – сказала она, – теперь я вижу – что посеешь, то и пожнешь. Знаешь, Майкл, я думаю мне пора уезжать из Грин-Холлоу. Я и этот город уже порядком надоели друг другу.
Майкл остановился перед только что открывшимся баром. Надеясь на везение, он прошел через ресторанчик на задворки, чтобы еще раз поискать нож. Джимми Дэвис вместе с двумя рабочими из фирмы Элсуорта копали лопатами снег и разгребали наваленный хлам. Дэвис казался озабоченным.
– Мне звонил Хэб Элсуорт, он рассказал о субботнем происшествии, о том, что против тебя возбуждено дело, – объяснил Дэвис. – Мы пока нож не нашли, вероятно, нам и не удастся его разыскать, но даже если мы найдем его, я не уверен, что это серьезно тебе поможет. Здесь нужен другой подход. Есть у тебя минута?
– Даже целый день, – ответил Майкл.
– Зайдем внутрь.
Дэвис провел его в небольшую комнату рядом с кухней и закрыл за собой дверь.
– Я кое-что знаю о Барлоу, – начал Дэвис, – тебе это может пригодиться, если в Монтпилиере он начнет лезть в бутылку. Он толкач…
– Кто-кто?
– Ну, он торгует наркотиками. Марихуаной, героином, кокаином. Ты заказываешь, он достает. Мы донесем на него куда следует, его схватят с поличным, и тогда он уже не будет выглядеть на суде невинным ягненком.
– Если парень узнает, кто его заложил, – тихо произнес Майкл, – а чаще всего это становится известным, тебе несдобровать.
– Возможно.
– Эти молодчики шутить не любят.
– Знаю.
– Я думаю, найти новый нож для них не проблема, Джимми.
Дэвис пожал плечами:
– Как-нибудь выкручусь.
– Я не хочу, чтобы по моей вине тебя убили.
– Коли ты держишь кабак, приходится порой идти на риск. Одно твое слово, и я еду в Монтпилиер. Даже не так – когда придет время, я все сделаю сам, без твоей просьбы. – Он сказал это сердитым, почти дерзким тоном, словно Майкл хотел лишить его возможности осуществить давно задуманный план.
– Знаешь, Джимми, – мягко сказал Майкл, – ты верный друг.
– Кое-кто считает иначе, – небрежно ответил Дэвис.
– Что у тебя на ленч?
– Тушеное мясо молодого барашка.
– Сегодня легкая и простая пища будет для меня в самый раз.
– Тебе нужны деньги?
– Примерно пятьдесят тысяч.
Дэвис усмехнулся:
– Жертвую пятьсот долларов.
В дальнем углу бара сидел за пианино Антуан, он вяло извлекал из инструмента протяжные хаотичные минорные аккорды. Увидев Майкла, он встал, заковылял к нему и сел за его столик. Он казался не таким печальным, как обычно.
– С каких пор ты пьешь днем? – спросил Антуан.
– Я зашел поесть. Присоединишься?
Антуан скорчил гримасу:
– Я проснулся всего полчаса назад. Я бы и сейчас еще спал, если бы не шум, который подняли на заднем дворе. Уж не клад ли там ищут?
– Нечто вроде того. Мне, пожалуйста, ленч, мисс, – заказал он официантке.
– Кофе, пожалуйста, – добавил Антуан. – Черный.
– Как дела?
Лицо Антуана посветлело.
– Уже лучше. Я открылся Дэвису, он с кем-то поговорил и теперь обещает, что через пару недель иммиграционные власти выдадут мне зеленую карточку и лицензию. У Джимми широкие связи. Он жмот, но связи у него будь здоров.
– Это лучшая новость, какую я услышал за последнее время, – сказал Майкл, приступая к поданному официанткой супу.
– Как только раздобуду документы, я сразу же отсюда смотаюсь, – сказал Антуан и подул на дымящийся кофе. – Я мог бы еще тут поиграть, хотя здешняя публика не лучшая аудитория для такого музыканта, как я. Но меня охватил зуд. Я не создан для жизни в провинции. Моя стихия – большой город. А Грин-Холлоу – это даже не Межев.
– Но ты многим обязан Дэвису, – возмутился Майкл, разочаровываясь в друге. – Мог бы дождаться конца сезона.
– Я должен думать о будущем, Майкл. Через две недели гипс снимут, и все, еду в Нью-Йорк. Вчера вечером сюда зашел один mec[23] с бриллиантовыми перстнями па пальцах, в кашемировом пиджаке долларов за восемьсот, не меньше; он оказался владельцем фешенебельного ресторана в Ист-Сайде. Ему понравилась моя игра, он оставил мне свою визитную карточку и предложил зайти к нему – он хочет заключить со мной контракт.
– Поздравляю, – холодно сказал Майкл, вспомнив, что говорила об Антуане Сьюзен. – Жаль, что подлецы часто бывают забавнее, чем порядочные люди.
– О ком ты говоришь, mon vieux? – обиженно спросил Антуан.
– О тебе.
– Я же предупреждал тебя, что у меня несносный характер, разве нет?
– Да, верно, – согласился Майкл и принялся за мясо.
Антуану подали вторую чашку кофе.
– Ты думал, я шучу, а я говорил серьезно.
– Теперь вижу.
– Хорошему человеку трудно понять плохого. Слабые раздражают сильных. Не следует путать талант с добродетелью.
– Я это учту.
– Поговорим о более приятном, – сказал Антуан. – Ты придешь сюда в субботу вечером? У Риты состоится дебют.
– А как она выглядит?
Антуан хмуро уставился на чашку кофе:
– Поначалу держалась ужасно скованно и застенчиво. И вдруг меня осенило. Я дал ей самокрутку, и она раскрепостилась. Мне казалось, поет целый лес, полный птиц. В субботу ее просто разорвут на части.
– Ты хочешь сказать, она обалдела от марихуаны?
– Еще как обалдела. Она была чудесна.
– Если ее отец узнает об этом, он тебя убьет, – сказал Майкл. – А если он не убьет, тогда, наверное, это сделаю я. Уж пальцы точно тебе переломаю.
– Майкл, – жалобно произнес Антуан, – ты же говоришь со своим старым другом. Все джазовые музыканты, которые тебе нравятся, употребляют травку, а порой и более сильные средства. Сколько раз мы выкуривали с тобой по самокрутке, mon Dieu!
– Мне не шестнадцать лет. Я не шучу. Если ты еще раз это сделаешь, я сломаю о твою голову табуретку, что стоит у пианино.
– Хорошо, хорошо, – пообещал Антуан. – Предупреждаю тебя, Рита с треском провалится.
– Ну и пусть. Хотя я так не думаю.
– Новая Англия плохо действует на тебя, – огорченно сказал Антуан. – Ты стал пуританином.
– Немного пуританства не повредит и тебе, – заметил Майкл и поднялся, оставив половину второго блюда на тарелке. – Я ухожу.
Он вышел. Не вставая из-за стола, француз ошеломленно покачал головой.
«Ну и денек, будь он неладен!» – подумал Майкл, садясь в машину.
Он подъехал к коттеджу и надел лыжный костюм. Еще не поздно было зайти за Евой, но Майклу хотелось покататься в одиночестве. Сегодня помочь ему могли только горы, скорость и уединение.
Поднявшись на вершину, Майкл сразу направился к «Черному рыцарю». Он остановился и посмотрел вниз. Скользкая и каменистая трасса уходила к лесу, затем, свернув влево, скрывалась среди деревьев. Безлюдный склон принадлежал одному Майклу. Сторз опустил очки, набрал в легкие воздуха и покатился; набирая скорость на параллельных лыжах, он с ходу проскочил несколько бугров. Ветер свистел в шапочке и очках. На середине трассы Майкл ощутил боль в ногах, он заставил себя дышать размеренно и понесся дальше. Уже возле леса Майкл попал на лед и чуть не потерял равновесие, но, торжествуя в душе, удержался на ногах; его мышцы, казалось, кричали от боли. Нещадно насилуя суставы, Майкл вошел в поворот и оказался среди деревьев. Почти не управляя лыжами, он промчался в нескольких дюймах от большого валуна. Вылетев на открытое место, он едва не врезался в учебный класс, выстроенный по диагонали склона. Тормозя кантами лыж, Майкл круто свернул в сторону и остановился чуть выше Калли, который вел занятие.
– Господь с тобой, Майкл, – сказал Калли, узнав его. – Ты мог кого-нибудь убить, а в первую очередь себя самого.
– Я хотел, как говорят бегуны, выложиться до конца, – сказал Майкл.
– Здесь тебе не беговая дорожка, – проворчал Калли и громко обратился к своей группе: – Дамы и господа, только что самый отчаянный из наших инструкторов продемонстрировал вам, как не надо спускаться по этой трассе.
Кое-кто засмеялся, и Майкл приветливо помахал рукой.
– Я впускаю к себе в душу немного света, Дейв, – сказал он.
– Следующий раз, когда ты надумаешь повторить эту процедуру, скажи мне. Я очищу все склоны от людей. Поработай с этой группой. Мне надо сходить в контору. Сделаешь с ними тысячу медленных, абсолютно контролируемых поворотов отсюда и до подножия горы.
– Слушаюсь, сэр, – весело ответил Майкл.
Калли с подчеркнутой осторожностью покатил вниз.
