Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)
Нѣтъ, она его не продавала.
Прекрасно. Къ ней, значитъ, никто не приходилъ и не предлагалъ ей продать стулъ? Не заходилъ ли къ ней какой-нибудь любитель?
Да, заходили. Но…
Что? Въ самомъ дѣлѣ? Былъ еще кто-нибудь? Какъ вы сказали? Дама? Да, ужъ эти несносныя женщины; всюду должны онѣ сунуть свой носъ! Она навѣрно пронюхала что-нибудь о стулѣ и у нея непремѣнно сейчасъ же загорѣлось желаніе его имѣть. Да, это ужъ всегдашняя манера женщинъ. Ну, и сколько же она предложила! — Я сказалъ вамъ, что я ни за что не уступлю этого стула; чортъ бы меня побралъ, если я его уступлю.
Марта испугалась его горячности; она поспѣшно отвѣтила:
— Нѣтъ, нѣтъ, берите его вы, я — съ удовольствіемъ.
— Такъ можно прити къ вамъ сегодня вечеромъ, часовъ въ восемь, и покончить дѣло?
Да, можно. Но не лучше ли ей послать ему стулъ въ гостиницу? И дѣло съ концомъ!
Ни за что, ни въ коемъ случаѣ, этого онъ не позволитъ ни подъ какимъ видомъ. Такія дѣла нужно обдѣлывать осмотрительно, привычными руками; однимъ словомъ, онъ не потерпитъ, чтобы чужіе глядѣли на его пріобрѣтеніе. Онъ самъ явится въ восемь часовъ. Да, вотъ еще что: пожалуйста, никакой чистки, никакого мытья, Бога ради! Ни капельки воды!..
Нагель тотчасъ отправился въ гоcтиницу, одѣтый бросился на кровать и мгновенно заснулъ глубоко и спокойно до самаго вечера.
Послѣ ужина онъ пошелъ на набережную, внизъ, къ маленькому домику Марты Гуде. Было восемь часовъ, когда онъ постучался и вошелъ.
Комната была только-что вымыта, полъ былъ чистъ и оконныя стекла протерты; Марта надѣла на шею жемчужныя бусы. Ясно было: она его ждала.
Онъ поклонился, усѣлся и тотчасъ началъ переговоры. Она и теперь не хотѣла сдаваться. Она была упорнѣе, чѣмъ когда-либо, и во что бы то ни стало хотѣла отдать ему стулъ даромъ. Наконецъ онъ прикинулся взбѣшеннымъ, пригрозилъ бросить ей пятьсотъ кронъ въ лицо и убѣжать со стуломъ. Да, она этого заслужила! Никогда въ жизни не видалъ онъ еще подобнаго безразсудства, и, ударивъ по столу рукою, онъ спросилъ, въ своемъ ли она умѣ наконецъ.
— Знаете что? — сказалъ онъ и проницательно посмотрѣлъ на нее. — Ваше упорство наводитъ меня на подозрѣніе. Скажите мнѣ откровенно: дѣйствительно ли честнымъ путемъ попалъ къ вамъ этотъ стулъ? Потому что, скажу вамъ, приходится имѣть дѣло со всевозможными людьми, и, право, никакія предосторожности не бываютъ излишними. Если стулъ попалъ къ вамъ въ руки посредствомъ какой-нибудь продѣлки или вообще какъ-нибудь двусмысленно, то я вовсе не желаю съ нимъ связываться. Впрочемъ я прошу васъ извинить меня, если я ложно понялъ ваше сопротивленіе.
И онъ настойчиво просилъ ее сказать ему истину.
Смущенная этимъ недовѣріемъ, полу-испуганная и полу-оскорбленная, она тотчасъ стала оправдываться: стулъ привезенъ въ домъ ея дѣдомъ и съ тѣхъ поръ оставался въ семьѣ около ста лѣтъ; онъ напрасно думаетъ, что она что-нибудь скрываетъ. Слезы выступили у нея на глазахъ.
Хорошо, въ такомъ случаѣ онъ, право, желалъ бы покончить со всей этой болтовней и точка! Онъ полѣзъ за бумажникомъ.
Она ступила шагъ впередъ, какъ бы затѣмъ, чтобы еще разъ остановить его, но онъ не далъ помѣшать себѣ, выложилъ два красныхъ банковыхъ билета, на столъ и спряталъ бумажникъ въ карманъ,
— Извольте! — сказалъ онъ.
— Дайте мнѣ въ такомъ случаѣ пятьдесятъ кронъ, — взмолилась она. И въ эту минуту она такъ растерялась, что, прося его, два раза провела рукой по его волосамъ, только чтобы склонить его на это. Она едва ли сама сознавала, что дѣлаетъ; но она погладила его по волосамъ и снова попросила его удовольствоваться пятьюдесятью кронами. У этой глупышки все еще стояли слезы въ глазахъ.
Онъ поднялъ голову и посмотрѣлъ на нее. Эта бѣловолосая бѣдная домовладѣлица, эта сорокалѣтняя дѣва съ чернымъ, еще сверкающимъ взоромъ и съ наружностью, напоминающей монахиню, эта своеобразная, рѣдкая красота подѣйствовала на него и на мгновенье заставила его поколебаться. Онъ взялъ ея руку, погладилъ ее и сказалъ:
— Боже, какъ вы красивы, голубушка! — но въ ту же секунду быстро всталъ и выпустилъ ея руку.
— Итакъ, я надѣюсь, вы не имѣете ничего противъ того, чтобы я сейчасъ взялъ стулъ съ собою, — сказалъ онъ.
И онъ взялъ стулъ въ руки.
Она, очевидно, не питала къ нему больше никакого страха; увидавъ, что онъ запачкался, дотронувшись до стараго стула, она сунула руку въ карманъ и протянула ему платокъ, чтобы онъ вытеръ руки.
Деньги еще лежали на столѣ.
— Кстати, — сказалъ онъ, — позвольте мнѣ спросить васъ, не считаете ли вы, что будетъ удобнѣе, по возможности, держать всю исторію нашей сдѣлки про себя? Вѣдь нѣтъ никакой необходимоcти оповѣщать объ этомъ весь городъ, не такъ ли?
— Нѣтъ, — сказала она задумчиво.
— На вашемъ мѣстѣ я бы сейчасъ же спряталъ деньги. Или завѣсилъ бы чѣмъ-нибудь окна. Возьмите вонъ хоть ту юбку.
— Будетъ, пожалуй, ужъ слишкомъ темно? — сказала она. Но тѣмъ не менѣе взяла юбку и завѣсила окно, а онъ помогъ ей это сдѣлать.
— Впрочемъ, намъ слѣдовало бы сдѣлать это раньше;- сказалъ онъ:- если люди увидѣли меня тутъ…
На это она ничего не отвѣтила; она взяла со стола деньги, подала ему руку и пошевелила губами, но не произнесла ни слова.
Еще стоя передъ нею и держа ея руку, онъ вдругъ сказалъ:
— Послушайте, позвольте спроситъ васъ: можетъ быть, вамъ такъ трудненько перебиваться, то-есть я разумѣю: безъ помощи, безъ поддержки… или у васъ, можетъ быть, есть маленькая поддержка?
— Есть.
— Голубушка, простите, что я спрашиваю! Мнѣ пришло въ голову, что, если бы прошелъ слухъ, что у васъ есть деньги, васъ могли бы лишить цоддержки, или наложить арестъ на ваши деньги, попросту наложить арестъ. Вотъ почему сдѣлку нашу лучше держать въ тайнѣ; вѣдь вы это понимаете? Я только совѣтую вамъ, какъ практическій человѣкъ. Не говорите ни одной душѣ человѣческой, что мы съ вами устроили это дѣло… Да, вотъ еще что я думаю: мнѣ слѣдуетъ заплатить вамъ болѣе мелкими билетами, чтобы вамъ не пришлось мѣнять.
Онъ все обдумалъ, каждую случайность. Онъ сѣлъ и отсчиталъ ей деньги мелкими ассигнаціями. Сосчиталъ онъ неточно, отдалъ ей всѣ мелкія ассигнаціи, какія нашлись у него при себѣ, и сложилъ ихъ кое-какъ, скомкавъ всю пачку вмѣстѣ.
— Вотъ, только спрячьте хорошенько, — сказалъ онъ.
Она отвернулась, разстегнула лифъ и спрятала деньги на груди.
Но даже и тогда, когда она покончила съ этимъ, онъ не всталъ. Онъ продолжалъ сидѣть и вдругъ сказалъ:
— Да! Что я еще хотѣлъ сказать: вы, можетъ быть, знаете Минутту?
И онъ замѣтилъ, что лицо ея вспыхнуло румянцемъ.
— Я раза два видѣлся съ нимъ, — продолжалъ Нагель, — и онъ мнѣ очень понравился; онъ, повидимому, вѣренъ какъ чистое золото. Въ данную минуту онъ получилъ отъ меня порученіе добыть мнѣ скрипку, и и думаю, онъ это непремѣнно устроитъ; какъ вамъ кажется? Но вы, можетъ быть, его не знаете?
— О, конечно, знаю!
— Ахъ, вѣдь правда: онъ разсказывалъ мнѣ, что купилъ у васъ нѣсколько цвѣтковъ для похоронъ Карльсена. Скажите пожалуйста, вы, можетъ быть, съ нимъ даже хорошо знакомы? Что вы думаете о немъ? Вы, надѣюсь, тоже полагаете, что онъ съ удовольствіемъ выполнитъ мое порученіе? Когда имѣешь такъ много дѣла съ людьми, иногда приходится наводить справки. А у меня однажды пропала порядочная сумма денегъ именно изъ-за того, что я слѣпо довѣрился одному человѣку, не освѣдомившись о немъ предварительно. Это было въ Гамбургѣ.
И Нагель по какому-то побужденію разсказалъ объ одномъ человѣкѣ, изъ-за котораго онъ потерялъ деньги. Марта все еще стояла передъ нимъ, облокотившись на столъ; она ясно выказывала безпокойство; наконецъ она сказала съ горячностью:
— Нѣтъ, нѣтъ, не говорите о немъ!
— О комъ мнѣ не говорить?
— О Іоганнѣ, о Минуттѣ.
— Развѣ Минутту зовутъ Іоганномъ?
— Да, Іоганномъ.
— Дѣйствительно Іоганномъ?
— Да.
Нагель замолчалъ. Эти простыя слова, что Минутту зовутъ Іоганномъ, положительно дали толчокъ его мыслямъ, даже мгновенно перемѣнили выраженіе его лица. Нѣкоторое время онъ сидѣлъ безмолвно, затѣмъ сказалъ:
— А почему вы называете его Іоганномъ? Не Грогардомъ, не Минуттой?
Она отвѣтила со смущеніемъ, опустивъ глаза:
— Мы знаемъ другъ друга съ дѣтства.
Пауза.
Тогда Нагель сказалъ полушутя и въ высшей степени равнодушно:
— Знаете, какое у меня сложилось убѣжденіе? Мнѣ кажется, будто Минутта сильно влюбленъ въ васъ. Право, это пришло мнѣ въ голову, увѣряю васъ. И меня это не очень-то удивляетъ, хотя надо признаться, что въ данномъ случаѣ Минутта немножко дерзокъ. Не правда ли: во-первыхъ, онъ уже не юноша. А во-вторыхъ, еще и порядкомъ искалѣченъ. Но что же, Господи? Женщины иногда такія странныя; ужъ коли взбредетъ имъ въ голову, онѣ добровольно бросаются на что угодно, да еще съ радостью, съ восторгомъ. Хе-хе-хе, да, вотъ каковы женщины. Въ 1886 году я былъ свидѣтелемъ одного страннаго происшествія: одна молодая дѣвушка, моя знакомая, вышла замужъ просто-таки за разсыльнаго своего отца. Я никогда этого не забуду. Онъ былъ ребенкомъ шестнадцати-семнадцати лѣтъ, безъ признаковъ растительности на подбородкѣ; но онъ былъ красивъ, замѣчательно красивъ; что правда, то правда. Къ этому-то свѣженькому мальчику кинулась она со своей страстной любовью и уѣхала съ нимъ за границу. Спустя полгода, они вернулись, но любовь уже прошла. Да, какъ ни грустно, но любви уже не было! Ну, тутъ она мѣсяца два наскучалась до полусмерти, но такъ какъ она была повѣнчана, дѣло было въ законномъ порядкѣ; нечего было дѣлать? И вотъ вдругъ она ударила кулакомъ по столу, показала языкъ всему свѣту, пустилась во всѣ тяжкія въ обществѣ студентовъ и приказчиковъ, и кончилось тѣмъ, что она получила даже прозвище въ ихъ средѣ. Это было просто жалости достойно! Но она еще разъ изумила человѣчество; повеселившись года два такимъ великолѣпнымъ способомъ, она въ одинъ прекрасный день внезапно принялась писать новеллы, сдѣлалась писательницей, и всѣ заговорили, что у нея большой талантъ. Она была до невѣроятія учена, эти два года среди студентовъ и приказчиковъ необычайно развили ее, такъ что она, какъ говорится, собаку съѣла по части учености; начиная съ этого дня, она стала писать великолѣпныя вещи. Да, это была дьявольская баба!.. Ну, да всѣ вы таковы, женщины. Вотъ вы смѣетесь, но отрицать этого вы не станете, ни въ коемъ случаѣ; какой-нибудь семнадцатилѣтній разсыльный можетъ васъ свести съ ума. Я вполнѣ увѣренъ, что и Минуттѣ нѣтъ надобности совершать жизненный путь одному, если онъ только немножко постарается, ляжетъ, такъ сказать, костьми. Онъ имѣетъ въ себѣ нѣчто, что можетъ восхитить человѣка, что и меня восхищаетъ: сердце его изъ ряду вонъ чисто, и ротъ его никогда не осквернялся ложью. Не правда ли, скажите сами, вы, которая знаете его вдоль и поперекъ, вѣдь это такъ? Ну, а что можно, между прочимъ, сказать объ его дядѣ, содержателѣ угольнаго склада? Старый плутъ, думается мнѣ, не симпатичная личность. У меня такое впечатлѣніе, что, собственно говоря, Минутта ведетъ все дѣло. Но въ такомъ случаѣ спрашивается: отчего бы ему не обзавестись собственной торговлей? Словомъ, Минутта въ данное время, если придется, вполнѣ въ состояніи заботиться о цѣлой семьѣ. Вы качаете головой?
