Уильям Теккерей - Кэтрин
Велинда — героиня поэмы Попа "Похищение локона".
Afflavit Deus [43] "Дунул Господь — и они рассеялись". Надпись на медали, вычеканенной в честь победы английских кораблей над Испанской армадой в 1588 г.
Блекмор Ричард (1650?-1729) — придворный врач и поэт; Деннис Джон (1657–1734) — драматург и критик; Спрат Томас (1635–1713) — священник, поэт, математик, один из первых членов Королевского общества (Академии наук); Помфрет Джон (1667–1702) — поэт. В свое время пользовались известностью, ныне забыты.
Хорсмонгер-лейн — отнюдь не адрес автора, а название тюрьмы в Лондоне, закрытой в 1877 г. Здесь Диккенс в 1849 г. видел казнь супругов Мэннинг, после чего выступил в печати с протестом против публичных казней.
В журнальном варианте повести есть еще два абзаца — предпоследние, тоже исключенные из последующих изданий. Приводим их полностью:
"Начать хотя бы с мистера Диккенса. Нет человека, который, читая замечательный роман "Оливер Твист", остался бы равнодушен к бедной Нэнси и ее убийце, не смеялся бы до упаду над проделками Ловкого Плута и его сотоварищей. Таково могущество автора: читатель сразу становится его пленником и готов идти, не рассуждая, куда ни поведут. А к чему нас приводят? Заставляют с замиранием сердца следить за преступлениями Феджина, проливать слезы сочувствия над судьбой заблудшей Нэнси, испытывать к Биллу Сайксу жалость пополам с восхищением и просто-таки наслаждаться обществом Плута. Все названные герои со страниц романа шагнули на театральные подмостки, и лондонская публика, от пэров до трубочистов, с глубоким интересом вникает в жизнь кучки воров, убийц и проституток. Премилая компания, и каждый из них не лишен человеческих достоинств, но знаться с ними ни для кого не полезно. Самое благоразумное вовсе о них не говорить; ибо нет писателя, который бы сумел или посмел рассказать всю правду; а раз нельзя полностью обрисовать их пороки, незачем ex-parte [44] распространяться об их добродетелях. Что повлек за собою "Оливер Твист"? Публика разохотилась на непривычную остроту переживаний, на добрые чувства к ворам — и вот на свет явился "Джек Шеппард". Сам Джек, две его жены, его верный сподвижник Синий и его пьянчужка мамаша, эта предобрая Магдалина, — с какой неподражаемой истовостью повествуется об их похождениях, как простодушно и красочно живописует биограф Джека все его дела и заслуги! Нам, правда, внушают, что Уайльд достоин осуждения — но за что? За то, что он, такой-сякой, выдавал воров! Однако сколь ни дурна, нелепа, чудовищна заложенная в книге идея, мы читаем, читаем и не можем оторваться. Автор с большим уважением относится к своему предмету, непоколебимо веря в его значительность. Ни тени усмешки нет в его сочинении; все мысли, и вредные и полезные, разработаны им с одинаковой серьезностью и тщанием; и в прекрасное описание бури на Темзе или великолепный рассказ о побеге из Ньюгетской тюрьмы вложено не меньше труда, чем в сцены в Уайтфрайерсе или разговоры у Уайльда, своею ненатуральностью превосходящие все когда-либо написанное. Нас, впрочем, интересуют не литературные достоинства упомянутых романов, а ньюгетские элементы их содержания, которые не только портят вкус читателей, но, что гораздо хуже, делают для них преступление чем-то обыденным и привычным. Читая "Джонатана Уайльда", даже совершенный болван не усомнится в том, что это зловещая сатира, и ему не придет в голову восхищаться героем, которого сам автор открыто и горячо презирает, горькое остроумие "Оперы нищих" бьет по сильным мира сего, показывая их сходство с прохвостами, выведенными в пьесе; и пусть под личиной искрометного веселья иной тупица и не разглядит прикрытой ею неприглядной действительности, но мораль сатиры ясна, стоит только дать себе труд вдуматься. А вот в страданиях Нэнси и в подвигах Шеппарда мы такой морали не обнаружили; в одном случае нас откровенно хотят разжалобить, в другом — заставить нас восторгаться мужеством разбойника. Проститутка вполне может быть образцом душевной чистоты, а вор отважным, как герцог Веллингтон; но не стоит заниматься ими, их пороками и добродетелями. Сцены в работном доме из "Оливера Твиста" и в Флитской тюрьме из "Пиквика" истинно трогательны в своей глубокой правдивости — пусть будет сколько угодно таких сцен; пусть будет как можно больше участия к бедным, сострадания к обездоленным; но во имя здравого смысла не будем тратить жар своего сердца на убийц, насильников и прочие исчадия ада!"
Примечания
1
Таково, как вам, сударыня, должно быть известно, деликатное название Ньюгетской королевской тюрьмы.
2
Лейб-гвардии (франц.).
3
Непременным (лат.).
4
За неимением лучшего (франц.).
5
Откровенная кокетка (франц.).
6
Лачуг бедняков (лат.).
7
Каплей вина рисовал все битвы (лат.).
8
К чему? (лат.).
9
Откровенности (франц.).
10
На улицу (франц.).
11
Очень тихо (итал.).
12
С большим выражением (итал.).
13
Прекрасном (греч.).
14
Подвиг (франц.).
15
Спокойной ночи (нем.).
16
Приятного отдыха (франц.).
17
Брачная ночь (франц.).
18
В хитроумном повествовании о Молль Флендерс, относящемся к описываемому времени, упоминается парик ценою в эту сумму.
19
Штатная любовница (франц.).
20
Напомним, что автор состоит на казенном коште.
21
Простолюдин (франц.).
22
Вполголоса (итал.).
23
Поэтом рождаются, а не становятся (лат.).
24
Если неумолимо (лат.).
25
Помни о смерти! (лат.).
26
Сладко у моря большого (лат.).
27
Скуку, хандру (франц.).
28
Увы, господин аббат (франц.).
29
Любимый ученик… лондонского палача (франц.).
30
Связь (франц.).
31
Вечные облака! Явитесь, росистые,
мглистые, легкие… (греч.)
32
Здесь и было шесть столбцов, как совершенно точно подсчитал мистер Соломонс; но мы изъяли из рукописи две и три четверти страницы, поступись несколько чрезмерным, в соответствии с модою, красноречием нашего корреспондента, дабы поскорее вернуться к существу повести.
33
Здесь покоится (лат.).
34
Домик (франц.).
35
Портновский подмастерье (франц.).
36
Автор писал это в 1840 г.
37
Следует описание полуночной Темзы в стиле лучших исторических сочинений; упоминаются Ламбет, Вестминстер, Савой, замок Бэйнард, Эрендл-Хаус, Темпл; Старый Лондонский мост с его двадцатью арками, "на коем строены дома, вследствие чего он более с длинною улицею сходства имеет, нежели с мостом"; театры "Глобус" и "Фортуна"; речные паромы и разные пиратские суденышки, которыми кишит река, плоскодонки, покачивающиеся на причале у лестницы Савоя; ряды грациозных яликов, в лунном сиянии дремлющих на берегу. Описано речное сражение между командами пиратского баркаса и сторожевого катера. Издав свой боевой клич: "Святая Мария-Паромщица, a la rescousse!" [45] — командир сторожевого катера схватил за горло капитана баркаса. Обе команды, точно понимая, что исход боя будет решен поединком главарей, прекратили военные действия и, сгрудившись каждая на своем судне, ожидали решающего удара. Ждать пришлось недолго, "Сдавайся, пес!" — вскричал командир сторожевого катера. Пират не мог ответить: его горло было сдавлено железными пальцами представителя власти; но он выхватил свой длинный нож и семь раз вонзил его в грудь противника, и все же тот не упал. Предсмертный хрип заклокотал в горле у пирата; руки его бессильно повисли. Нога к ноге, упираясь каждый в борт собственного судна, стояли два храбреца — оба были мертвы! "Именем святого Клемента Датского, дорогу мне!" — воскликнул боцман и, протянув свою алебарду (семи футов длиной, перевитую бархатом, усаженную медными гвоздиками и украшенную городским гербом: червленый крест на серебряном поле, в левой верхней четверти кинжал, переходящий на правую), он оттолкнул судно пиратов от своего; и тотчас оба мертвых капитана рухнули в воду и скрылись в ее таинственной, бездонной, черной глубине.
