Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
При этих словах Глория подпрыгнула от восторга. Впервые после возвращения из восточных штатов она знала, чего хочет.
– Да, разумеется! – воскликнула она. – Да-да! Именно серый домик, а вокруг – все белое, и много-много кленов, коричневых и золотистых, как на картине с октябрьским пейзажем, что я видела в галерее. А где его найти?
– На беду, я куда-то засунул список серых домиков в окружении кленов, но постараюсь его отыскать. А пока возьмите лист бумаги, напишите названия семи предполагаемых городков и каждый день отправляйтесь в один из них, и так всю неделю.
– О Господи! – запротестовала Глория, у которой от умственного напряжения случился упадок сил. – А почему не сделать это вам? Ненавижу поезда.
– Тогда наймите машину и…
– Устала от разговоров, – зевнула Глория. – Похоже, мы только тем и занимаемся, что обсуждаем, где нам жить.
– Тонкую натуру моей супруги утомляет процесс мышления, – иронично заметил Энтони. – Для восстановления измотанных нервов ей срочно требуется сандвич с помидором. Давайте сходим куда-нибудь и выпьем чая.
Разговор привел к плачевному результату: они восприняли совет Дика буквально и двумя днями позже отправились в Рай, где бродили в компании раздражительного агента по недвижимости, словно заплутавшие в лесу дети. Им показали дома за сотню в месяц, стоящие вплотную к другим домам за ту же сотню; затем они осмотрели дома, которые стояли отдельно и неизменно вызывали у супругов острую неприязнь. Однако они покорно подчинялись настойчивым предложениям агента взглянуть на плиту: «Вот это плита, где еще найдешь такую!» И трясли изо всей силы дверные косяки, и стучали по стенам: все эти действия, вероятно, преследовали цель доказать, что дом не рухнет сей же час, несмотря на то что создавал именно такое впечатление. Супруги заглядывали в окна и видели либо бездушную «коммерческую обстановку» в виде массивных стульев и жестких канапе, либо претендующие на создание домашнего уюта сентиментальные безделушки, оставшиеся от прежних лет: скрещенные теннисные ракетки, продавленные кушетки и наводящие тоску портреты гибсоновских девушек. С некоторым чувством вины они осмотрели несколько действительно хороших домов, надменных, полных холодного достоинства – но за триста долларов в месяц. Энтони и Глория уехали из Рая, предварительно выразив искреннюю благодарность агенту.
В переполненном вагоне поезда, следующего в Нью-Йорк, место за ними занял громогласно сопящий латиноамериканец, последние трапезы которого, несомненно, состояли исключительно из чеснока. Добравшись до своей квартиры, они испытали чувство невыразимого облегчения, готового обернуться истерикой. Глория тут же ринулась принимать горячую ванну в своей безупречной ванной комнате. В течение последующей недели при каждом упоминании о будущем жилье оба супруга демонстрировали полную несостоятельность.
В конце концов вопрос решился сам собой, причем неожиданно романтичным образом. Однажды пополудни Энтони влетел в гостиную, буквально светясь осенившей его идеей.
– Вот оно! – радостно выкрикивал он, будто только что изловил мышь. – Мы покупаем автомобиль.
– Черт возьми! У нас и без того хлопот хватает.
– Погоди, дай объяснить. Мы просто оставим вещи у Дика и просто забросим пару чемоданов в машину… ну, ту, которую купим. Если мы собираемся жить в деревне, без автомобиля все равно не обойтись. И просто направляемся в сторону Нью-Хейвена. Понимаешь, стоит отъехать подальше от Нью-Йорка, куда не добраться пригородным поездом, и арендная плата становится дешевле. И как только подыщем подходящий дом, тут же обоснуемся.
Без конца перемежая свою речь успокоительным словом «просто», Энтони снова пробудил у Глории впавший в летаргический сон энтузиазм. Он мерил комнату энергичными шагами, создавая обманчивое впечатление неуемной деловитости, сметающей на своем пути все преграды.
– Решено, завтра покупаем автомобиль.
Неделю спустя проза жизни, вечно хромающая следом за мчащейся семимильными шагами фантазией, узрела супругов за пределами города в дешевом, но сверкающем двухместном автомобиле с открытым кузовом. И наблюдала, как они пробираются через хаотичную неразбериху Бронкса, а потом едут по обширной мрачной местности, где унылые сине-зеленые пустыри чередуются с пригородами, в которых бурлит уродливая повседневность. За пределы Нью-Йорка они выехали в одиннадцать, и уже давно минул полный жаркого блаженства полдень, когда машина лихо катила по Пелэму.
– Нет, это не населенные пункты, – презрительно процедила Глория, – а просто городские кварталы, которые равнодушно и бездумно расшвыряли по пустошам. Наверное, у всех здешних мужчин усы перепачканы кофе, который они второпях пьют по утрам.
– И играют в пинокль в пригородных поездах, которые везут их на работу и обратно.
– А что такое пинокль?
– Ну не воспринимай все так буквально. Почем мне знать? Но, по-моему, эти люди просто обязаны в него играть.
– Мне нравится слово «пинокль». Звук похож на хруст пальцев или что-то в этом роде… Давай я сяду за руль.
Энтони бросил на жену подозрительный взгляд.
– Можешь поклясться, что хорошо водишь машину?
– С четырнадцати лет.
Энтони бережно затормозил у обочины, и они поменялись местами. В следующее мгновение машина со страшным скрежетом рванула с места под аккомпанемент звонкого смеха Глории, который не на шутку встревожил ее мужа и показался в высшей степени неприличным.
– Поехали! – взвизгнула Глория. – Ух ты!
Головы супругов откинулись назад, как у связанных одной ниточкой марионеток, и машина понеслась вперед, с ревом обогнув фургон молочника, что стоял на дороге. Водитель фургона вскочил на сиденье и что-то орал им вслед. Придерживаясь традиций, существующих на дороге с незапамятных времен, Энтони ответил парой метких фраз относительно грубого ремесла молочника, но тут же прекратил упражнения в остроумии, сосредоточив внимание на Глории. Он все больше убеждался, что допустил непростительную ошибку, позволив жене сесть за руль. Водителем она была весьма экстравагантным и в высшей степени неосмотрительным.
– Не забывай, – заметно нервничая, предупредил он Глорию. – Продавец сказал, первые пять тысяч нельзя ехать быстрее двадцати миль в час.
Глория коротко кивнула и чуть прибавила скорость, явно намереваясь как можно скорее преодолеть запретное расстояние. Немного подождав, Энтони сделал вторую попытку:
– Видишь тот знак? Хочешь, чтобы нас задержали?
– Ой, ради Бога! – раздраженно крикнула Глория. – Ты всегда преувеличиваешь!
– Но мне не хочется попасть под арест.
– А кто тебя арестовывает? Какой же ты настырный… повторяется история с лекарством от кашля, которое заставлял выпить вчера вечером.
– Для твоего же блага.
– Ха! Будто снова живу с мамочкой.
– Что ты такое говоришь?!
За поворотом показалась фигура полицейского и быстро исчезла из поля зрения.
– Видела? – требовательно спросил Энтони.
– Ох, ты выводишь меня из терпения! Ведь он нас не арестовал, так?
– Когда арестует, будет поздно, – с блеском парировал Энтони.
Ответ Глории был полон презрения и обиды:
– Эта старая колымага не
