Двадцать один день неврастеника - Октав Мирбо
Удивительнее всего в системе всеобщего избирательного права, что народу при всех его суверенных, никем не ограниченных правах, можно обещать всяких благ, которыми он никогда наслаждаться не будет, и не сдержать данных ему обещаний, которые, впрочем, и не могут быть никем выполнены. Из избирательных и психологических соображений даже лучше никогда не исполнять своих обещаний, потому что таким способом можно крепче всего привязать к себе избирателей, которые всю свою жизнь будут бегать за этими обещаниями, как игроки за своими деньгами, и влюбленные за. предметом своей страсти. На выборах или в других областях, но мы все таковы... Достигнутая цель уже не радует нас больше... Мы любим только мечту, вечное и тщетное стремление к чему-то недостижимому.
И важно во время выборов обещать много, обещать безмерно, больше, чем другие. Чем менее осуществимы эти обещания, тем более прочно будет доверие населения. Крестьянин готов отдать свой голос, т.-е. свои симпатии, свою свободу, свои сбережения, первому встречному глупцу или бандиту, но взамен этого он требует таких обещаний, которые стоили бы этого... За свое доверие, которое столь же постоянно, как и его судьба, он требует, чтобы его обманывали.
— Чего хочет крестьянин? — говорил мне однажды один депутат в порыве откровенности. — Он хочет обещаний, вот и все. Эти обещания должны быть огромные, бессмысленные и ясные в то же время... Он не требует их исполнения. При всей своей общеизвестной жадности он не идет так далеко; он хочет только, чтобы они были понятны ему. Он счастлив, когда они напоминают ему его корову, его поле, его избу. С него довольно, если он может говорить о них по вечерам со своими соседями, или по воскресеньям перед церковью и в кабаке. Можно тогда обременять его налогами, удваивать лежащие на нем повинности... При всякой новой подати, при всякой новой административной придирке, он только будет хитро улыбаться и говорить про себя: „Ладно... ладно... тешьтесь. Скоро конец этому будет... Уж наш депутат обещал постараться“.
С маркизом Порпиер раз как-то случилась презабавная история на этой почве.
В его избирательном округе был один дальний уезд, в котором его личное влияние было менее непосредственным, менее постоянным, если можно так выразиться. Нужно сознаться, что там образовалась даже против него сильная оппозиция, которая нисколько, правда, не угрожала его политическому положению, но все-таки доставляла ему неприятности... Эту оппозицию он победил торжественным обещанием добиться от администрации постройки железнодорожной платформы в главном городе уезда, который давно уже и безуспешно добивался этого. Проходили годы, законодательные сессии, а обещанной платформы все не строили... впрочем это не мешало маркизу получать всегда свой мандат.
Не слыша больше ничего по этому поводу, крестьяне послали к нему депутацию, которая почтительно стала расспрашивать о положении дела и добавила, что его противник также обещал добиться...
— Платформы? — воскликнул маркиз... Как?.. Вы еще не знаете?.. Это уже решено, милые люди... на следующей неделе начнут строить. Не так-то легко добиться чего-нибудь... от этого дурацкого правительства... которое ничего не хочет сделать для крестьянина...
Крестьяне в свою очередь заявляли, что это маловероятно... что еще не начаты изыскания... что ни одного инженера не видно было в уезде... Но маркиз не смущался.
— Поймите, мои милые... разве платформа серьезное дело?.. Ведь это сущие пустяки... Станут инженеры из-за нее беспокоиться?.. У них есть планы... и они изыскания делают у себя в кабинете... Но я говорю вам, что это дело решенное... на следующей неделе приступят к работам...
Действительно через пять дней рано утром привезли воз с камнем... а затем другой воз с песком...
— АІ а! это наша платформа, — кричали обрадовавшиеся крестьяне... Теперь нечего сомневаться... маркиз был прав...
И они снова бросили за него свои бюллетени в урну...
Через два дня после выборов приехал рабочий с возами и нагрузил на них камни и песок...
— Ведь это наша платформа!.. протестовали крестьяне.
Но рабочий ударил по лошадям и закричал им:
— Видно, ошиблись... это для другого департамента...
На следующих выборах избиратели этого уезда требовали своей платформы еще с большей настойчивостью, чем раньше.
— Платформу! — воскликнул с величественным жестом маркиз... Кто говорит о платформе?.. К чему вам жалкая платформа?.. Фу! Платформы не соответствуют современным требованиям... Вам нужен вокзал... Хотите вы вокзал? говорите!.. Большой вокзал... красивый вокзал со стеклянной крышей, с электрическими часами... с буфетами... библиотеками?.. Да здравствует Франция!.. Может быть хотите, чтобы боковые ветки провели вам? Скажите только мне... Да здравствует Франция!..
— Большой вокзал? — толковали между собой крестьяне... Это, конечно, лучше...
И они еще раз выбрали маркиза...
В то утро, о котором я говорил, маркиз как-то выходил из кабачка „Надежда“ в сопровождении толпы крестьян, которые вытирали руками свои губы, влажные от красного вина. Мимо них в это время прошел его политический противник... Это был бедный малый, очень худой, очень бледный с прыщеватым лицом. У этого господина явилась странная мысль выступить в качестве социалистического депутата против маркиза... Он был раньше школьным учителем в этом департаменте, но был отрешен от своей должности Жоржем Лейгом за то, что повесил на стене в классе— увы, слишком рано! — декларацию прав человека... Революционный комитет выставил его кандидатом всех реформ, всех протестов, всех требований. Очень интеллигентный, очень убежденный и очень преданный „идее“, он к несчастью лицом не вышел. Его наружность совершенно не соответствовала мощным и гордым заявлениям его афиш... Из уважения к избирателям он одел свое лучшее платье... На нем был черный потертый и поношенный сюртук старинного покроя; несмотря на неприятный запах нафталина, он во многих местах был изъеден молью... Высокая шляпа, порыжевшая, с лоснящимися краями и лентой в жирных пятнах завершала этот убогий костюм... Он был один... и чувствуя враждебное отношение к себе, он растерянно и робко стал искать глазами в толпе своих друзей, которые, очевидно, еще не пришли...
Маркиз
