Любовь Овсянникова - Вершинные люди
— Держи меня в курсе дела, — попросил Николай Игнатьевич.
После этого разговора он частенько расспрашивал меня о делах, хвалил за что-то или ругал, радовался моим удачам. А бывало, просил занести ему в кабинет одну-две книги в презент то проверяющим, то почетным гостям, посещающим типографию. Для Николая Игнатьевича я на такие траты не скупилась.
Да, моя издательская деятельность началась с книготорговли — на издательство надо было накопить денег. Но об этом — позже. Тут только упомяну, что мне удалось наладить хорошее взаимодействие со многими тогдашними областными издательствами, возникающими на базе партийных газет. Это были, например, ростовский «Феникс», нижегородский «Флокс», смоленский «Русич», минский «Таурус», «Врата Севера» из Архангельска и так далее. Но больше всего я работала с недавно созданными московскими фирмами, такими как «Дрофа», «Центрполиграф», «Терра» и другими, многих из которых уже и нет.
Особенно легко и приятно работалось с коллективом «Терры», книжные склады которого располагались в Люберцах. Там мне доверяли, у них можно было взять книги под реализацию, то есть привезти к себе, продать, а потом расплатиться с ними. Я так и делала — ловила момент, понимая, что это долго не продлится, крутилась вовсю. В пятницу после работы ехала в Москву и утром в субботу оказывалась уже там. От Курского вокзала добиралась в Люберцы, отбирала книги, нагружалась ими и тащилась на вокзал. Вечером того же дня садилась в поезд до Днепропетровска и в воскресенье утром, едва сойдя с колес, была на рынке с новыми книгами. Уставала невыносимо. Руки болели от тяжестей, ноги покрывались синяками от ударов связанными книжными пачками, с лица не сходили следы хронического недосыпания.
Скоро в Москве появились оптовые склады, куда свозили книги периферийные издательства. Располагались они в огромных подвалах под жилыми домами, наспех отремонтированных и кое-как приспособленных под использование. Там был такой выбор, что глаза разбегались. Когда я туда попадала, то мне хотелось взять всего хоть понемногу. В итоге я так нагружалась, что вынуждена была добираться на вокзал на такси, а дальше искать носильщиков и пользоваться их помощью. Дома меня встречал муж, без которого я бы не смогла даже выйти из вагона.
Надо отметить, что в то время между людьми еще сохранялись нормальные, человечные отношения, каждый старался помочь другому. Например, проводники не возражали против провоза книг пассажирами в любых количествах, не пользовались своим положением, не «качали права» и не вымогали денег. У них был свой заработок — передавать бандероли. Им его хватало. Также нигде не возникали «стражи порядка», не требовали накладных, не шантажировали, не заламывали руки, не отбирали товар. Носильщики и таксисты, стоило им заплатить, вовсю старались помочь и услужить человеку: поднести, загрузить, облегчить любую работу. В значительной степени именно этой благожелательной обстановкой объясняется то, что поездки в Москву хоть и выматывали меня физически, но позволяли отдохнуть душой. Я наслаждалась движением, частой переменой мест, бурными вихрями, в которые окуналась, встречами с новыми людьми: с оживленными и бодрыми издателями, со многими писателями, кочующими по издательствам и отлавливающими энтузиастов, чтобы заинтересовать их собой и за их счет издать свои книги. Я легко чувствовала себя в этом радостном потоке новизны, и мне был приятен возникший смысл жизни.
И все же привезенных за один раз книг хватало для работы ровно на неделю, и в следующие выходные снова надо было ехать. Такой темп начинал сказываться на здоровье. В поездах я стала легко простужаться: то попадала под сквозняки, то выпивала воду со льдом, то промерзала. После особенно неудачных вояжей возникали проблемы с зубами, и я их не лечила, а удаляла один за другим. Все экономила время. Дура была, а подсказать никто не мог, что позже пожалею.
Все это сковывало бизнес, не позволяло развернуться. Однажды я об этом сказала там, где брала книги.
— Так присылай машину! В чем дело? Мы тебе нагрузим ее доверху, — сказал хозяин оптового склада, чем меня обрадовал.
— А что для этого надо?
— Да пустяк! Привози часть оплаты в три тысячи. Для порядка.
Действительно, такая сумма не могла составить и десятой доли того, что стоила машина книг, и ее можно было требовать от меня лишь для порядка. Я ухватилась за это предложение. Тут же мы договорились, что через пару недель, как только я буду готова, провернем эту операцию. Мне требовалось время, чтобы достать деньги, ибо такой суммы у меня не было. Напомню, что тогда еще имели хождение советские рубли, а их курс составлял: 0,90 рубля = 1 доллар.
По возвращении о полученном предложении я, конечно, рассказала Николаю Игнатьевичу, попросила его совета, стоит ли рисковать и брать в долг книги на столь крупную сумму.
— Книги-то взять можно, — вслух раздумывал он, зная тогдашнюю благоприятную обстановку. — А вот где ты возьмешь три тысячи для первой порции оплаты?
— В следующие выходные моему отцу исполняется 70 лет, юбилей, — сказала я. — И из-за этого поездку в Москву я пропускаю. Поеду к родителям, заодно и денег попрошу.
— А дадут?
— Конечно, — засмеялась я. — Они же знают, что мой бизнес процветает.
— Ну, тогда дерзай, — одобрил мои намерения директор. — Но не зарывайся. Лучше обо всем докладывай мне.
— Как всегда, — засмеялась я.
Почти слово в слово это разговор я повторила с сестрой.
— Завтра же попрошу родителей одолжить нужную сумму, — откровенничала я, поведав ей подробности поступившего предложения о поставке большой партии книг на выгодных условиях. — Я знаю, что они не откажут.
Я не просто так сообщила сестре приятную новость, не от хвастовства и не от нечего делать — я хотела порадовать ее. На то время она уже подрабатывала у меня, причем получала половину от полученной прибыли — тогда еще мы прибыль делили поровну. Поэтому, как и я, имела шанс хорошо заработать на предстоящей сделке, значит, должна была быть заинтересована в ней. Ни минуты не сомневаясь, что она поняла и просчитала сулящие выгоды, я договорилась ехать вместе к родителям завтрашним автобусом в 16-00.
Но назавтра сестра к отходу автобуса не пришла. Делать было нечего, я отправилась одна. А зайдя во двор к родителям, обнаружила ее уже там. Я, конечно, удивилась, но спросить, почему она приехала раньше меня, в суете не успела. Да и посчитала это несущественным пустяком. А пустякам я не придавала значения.
Какой, должно быть, смешной и наивной я выглядела со стороны! Как потешалась сестра, что ее замыслы ей расчудесно удаются! Да, обманывать того, кто тебе верит, кто не ждет от тебя подвоха, легко. Но не всем приятно это делать. Ей это было приятно всегда.
Немало потрудившись на кухне с приготовлением блюд и с другими делами по предстоящему завтра приему гостей, мы наконец дождались вечерней прохлады и сели ужинать под развесистой яблоней около крыльца. И я опять проявила какую-то поразительную непроницательность, ненаблюдательность, неприметливость, беспечность, словно моя интуиция, попав в родные стены, решила расслабиться и поспать. Впрочем, так оно, наверное, и было. Я отдыхала, радостно щебетала о посторонних вещах и не почувствовала натянутости в обстановке, в отношении родителей ко мне, в поведении сестры. Даже то, что папа быстро поел и ушел на птичий двор, что было странным, меня не насторожило. А ведь он знал, что сейчас произойдет, и специально ушел. Не явилось смятенным знаком и то, что моя сестра подозрительно льнула к маме, а мама больше обычного молчала и не смотрела на меня. Я просто ослепла и оглохла, я так полагалась на своих родных, что все мои тревожные центры напрочь отрубились, оголив меня, оставив без защиты, подставив под удар.
Выбрав момент, я попросила у мамы в долг денег, объяснив без утайки, куда они пойдут и когда я смогу их вернуть. Даже и тогда, когда мама грубо отказала мне, выставив кучу смешных, надуманных и недостойных упоминания упреков, я не сразу поняла, почему так повернулся разговор, не поняла, что родители действуют по наущению сестры, настроившейся против меня.
Она все истолковала по-своему, полагая, что родительские сбережения законно принадлежат ей, их любимому первому ребенку, как будущее наследство, а я вознамерилась изъять их под благовидным предлогом. И она решила перестраховаться, чтобы не отдать свое. Это был тот расчет, который приходит на ум исключительно эгоистичным людям. Именно он толкнул сестру на подлый удар мне в спину. Простая душа, чему удивляться. А ведь не зря говорят, что простота хуже воровства. Вот тогда я это очень отчетливо почувствовала. Я понимала, что прибыль от предстоящей сделки значительно превысит сумму долга, о котором я просила, но я не допускала, что сестра этого не понимает, и это помешало в этой недостойной истории увидеть ее мотивы.
