Синклер Льюис - Капкан
— Ральф! Я слышу аэроплан!
— Милая, ты с ума сошла! Скоро ты услышишь, как Крейслер играет на скрипке! Тебе надо… Постой! И я слышу! Нет, кажется, лодочный мотор. А вдруг это Джо… Нет! Действительно аэроплан!
Вдали над озером, в воздухе, дымном от лесных пожаров, появилось пятнышко; оно быстро увеличивалось, жужжание с каждым мигом нарастало, и вот уже, не веря своим глазам, он увидел самолет.
— Они нас спасут! Помаши им! Мы спасены! — Элверна запрыгала на берегу и сгоряча вбежала в воду, размахивая платком.
Ральф, сорвав с головы свою грязную парусиновую шляпу, бросился вслед за ней.
Теперь, когда пришла помощь, ему было немного грустно, что их приключение кончилось и он снова всего лишь мистер Прескотт из Нью-Йорка.
Это был гидроплан. Пилот летел низко. Он увидел их, описал большой круг, сел на озеро и подрулил к берегу, вздымая каскады воды, здесь, в пустынном сосновом царстве, на безжизненном озере, это показалось столь же невероятным, как гондола с поющими девами.
Гидроплан остановился у берега, и Ральф с Элверной, подбежав, прильнули к нему, с почти бессмысленными от неожиданного счастья лицами, жадно разглядывая сидящих в нем людей.
В гидроплане были трое. Летчик буркнул:
— Ну, что случилось?
— Моя фамилия Прескотт… я из Нью-Йорка. Путешествовал и рыбачил здесь. А это… м-м… моя жена. У нас кончились припасы, проводник-индеец нас бросил. И байдарку угнал. Мы буквально умираем с голоду и вряд ли доберемся до ближайшей фактории. Вы не могли бы взять нас с собой?
— Понимаете, я летчик Канадских военно-воздушных сил, а эти двое — лесники, специалисты по борьбе с лесными пожарами. С удовольствием взял бы вас, но не могу. Сами видите, у нас тут повернуться негде.
А Элверна, та самая Элверна, которая столько дней была воплощением самоотверженной преданности Ральфу, вдруг оживилась при виде трех молодых мужчин, особенно военного летчика, который, как ревниво отметил Ральф, был чертовски похож на Кудрявого Эванса. Она улыбалась им, охорашиваясь, взбивая волосы. Непостижимым образом она уже успела накрасить губы.
Она сказала игриво:
— Ах, майор, не оставите же вы нас здесь! Или у вас совсем нет сердца? Как это можно! А я-то думала, офицеры все такие любезные!..
Летчик был неумолим.
— Вы же сами видите, мадам: у меня нет места. И я не майор! Пожалуй, один из лесников мог бы остаться с вашим мужем, а свое место уступить вам, но мы спешим на борьбу с лесными пожарами: надо предупредить население и проложить защитные полосы. Нам и задерживаться нельзя ни на минуту. К тому же с нами вы рисковали бы сгореть заживо. Мы летим в самое пекло.
Впрочем… Слушайте, Прескотт, вы и здесь глядите в оба. Пожар идет в эту сторону.
1 огда она завыла странным, тихим, безнадежным воем. Всю ее игривость как рукой сняло… Но и этих минут было достаточно, чтобы Ральф забыл всю ее преданность и снова потерял веру в нее.
Трое в гидроплане сочувственно переглянулись. Один из лесников предложил:
— Давайте оставим им еды и складную лодку с парой гребков.
— Идет, — согласились остальные.
Пока лесники выгружали лодку, кусок свиной грудинки, мешочек муки, жестянку с салом и волшебно прекрасную банку с кукурузой, летчик осведомился:
— Так проводник, говорите, вас бросил? Редкий случай. А вы в каких краях были?
— Мы… э-э… провели несколько дней в Мэнтрапе, — ответил Ральф.
— Вот как? Говорят, у Джо Истера… лесник, у которого мы ночевали, сказал, что у Джо Истера, тамошнего купца, какой-то малый увел жену, и этот Истер теперь гонится за ними. Сам-то я ее не видал, но говорят, красотка…
Летчик вдруг перестал улыбаться, на лице его застыло подозрение. Он перевел взгляд с Ральфа на Элверну.
Вероятно, вид у них был равнодушный и невинный — слишком невинный.
Летчик продолжал сухо:
— А на Ручье Болотных Курочек я видел лодку, плывущую сюда, в сторону озера, и в ней человека, который, насколько можно судить с высоты пятисот футов, сильно смахивает на Джо Истера. Так что, будь у меня I совесть нечиста, я бы поскорей уносил отсюда ноги…
Ну как, Крамер, все? Отлично. Счастливо оставаться. Берегитесь огня, биваком становитесь у самой воды.
Один из лесников оттолкнул гидроплан и слегка развернул его, другой крутанул пропеллер, и вот уже небесный спаситель уносится прочь, среди вспененных волн и нестерпимого рева, отрывается от воды и набирает высоту.
В наступившей тишине Ральф посмотрел на Элверну. Теперь он не сердился и не презирал ее за неразборчивое кокетство, он дошел до того, что старался убедить себя, будто она заигрывала с летчиком только ради их спасения.
— Давай-ка поторапливаться. И не вешай носа, — сказала она. — Может, Джо нас и не заметит. Как завидим его, причалим потихоньку к берегу и спрячемся.
Прятаться от Джо Истера-от друга — было Ральфу отвратительно. У него отняли всю романтику. Он молча оглядел ненадежную складную лодку.
Спущенная на воду, она напоминала парусиновую мыльницу длиною в шесть футов. Сидеть в ней приходилось на корточках. Лодка была неустойчива, страшно неудобна, но они поспешно погрузили свои немногочисленные пожитки и, забыв про голод, отчалили.
Озеро было неспокойно. Постепенно волнение усиливалось. Ни он, ни она еще не выучились орудовать гребками: они не умели встречать волну и разворачиваться к ней носом. Вода то и дело захлестывала их парусиновую плошку, и Элверна непрерывно окунала и отжимала за борт пучок мха, словно губку, а Ральф боролся с ветром. Они старались держать вдоль берега, но их все время относило, и Ральф не мог отвязаться от мысли, что, когда лодка пойдет ко дну, его тело, наверно, прибьет к другому берегу и оно будет болтаться там на отмели.
Но другая мысль была еще неотвязнее. Теперь, когда снова рухнули сладостные иллюзии, связанные с Элверной, когда Джо, очевидно, гнался за ними по пятам, он стал задумываться. Он живо видел перед собой Джо, вспоминал его доверчивые глаза, неизменную доброту, честность и мужество. До сих пор ему удавалось бороться с этим видением и беспечно убеждать себя: «Джо просто дурак. Хороший друг, но в любовных делах сущий идиот. Он ее не понимал. А я понял! Он не мог ее удержать. А я могу! И не чувствую за собой никакой вины».
Теперь он чувствовал за собой вину, и немалую; никакие доводы — что, мол, если б не он, она ушла бы в лес и умерла с голоду — не могли его успокоить.
И все же рассудок и голос совести оказывались бессильны перед молодостью Элверны. Это была его первая любовь, первый раз в жизни он решился отбросить осторожность и достоинство. Что жI Если судьба ополчилась на него, он, хоть недолго, пожил полной жизнью!
Так думал он, борясь с набегающей волной.
Они приближались к мысу, который на несколько миль врезался в бурное озеро, туда, где парусиновой лодке не продержаться и минуты. Они с мучительным трудом ползли вдоль мыса. Добравшись до его оконечности, они со страхом оглянулись назад.
— Дальше нам не пройти. Ветер прямо в лоб. Придется ждать здесь, покуда буря не уляжется, — сказал он с отчаянием.
Но никакие страхи, никакое раскаяние не могли омрачить божественного наслаждения едой — жирной свининой, сытным бэнноком, настоящей дивной кукурузой из красивой жестянки, кое-как вскрытой ножом, который Ральф носил у пояса.
Пока они плыли, Элверна была молчалива, работала, не щадя себя. Жаря бэннок в растопленном сале, она что-то непрестанно мурлыкала (правда, один раз он перехватил ее испытующий взгляд: посмотрела, производит ли это на него впечатление). Когда после пиршества они блаженно развалились на земле, она сказала нерешительно:
— Но мы ведь не уверены, что он видел именно Джо.
— Конечно, нет.
— Так нечего вешать нос. Да Джо нипочем не сообразит, что мы поплыли этим путем. Мне сейчас море по колено: есть что жевать, есть миленькая лодочка, которая… чтоб ей провалиться! — Ее попытка беззаботно рассмеяться была просто великолепна. — Доберемся до фактории, возьмем там настоящую байдарку, другого индейца-проводника. И целых две жестянки кукурузы! Я проглочу обе за один присест, вот так — ам! У тебя денег хватит?
— Да, вероятно. Ну и ветер; не унимается, черт…
— Ах, отдохнем спокойно. У тебя в самом деле много денег?
— Еще бы!
— Ты, наверно, ужасно богатый?
— Нет… но зарабатываю прилично.
— Сколько, Ральф? Я даже представить себе не могу. Четыре тысячи в год? Четыреста?
— Ну, скажем, около сорока.
— Сорок тысяч долларов в год! Ого! Надеюсь, у тебя кое-что отложено на черный день: ведь когда мы доберемся до Виннипега, тебе придется одолжить мне на дорогу домой и на платье, да еще на туфли и чулки. Подумать только: снова надеть чистые шелковые чулки!
— Ну, это проще простого, покупай хоть две пары.
— Ральф!
