Джеймс Джойс - Портрет художника в юности
Стивен рассмеялся, и польщенный Мойнихан зашептал снова:
– На Джоне Энтони Коллинзе, сколько ни поставь, всегда заработаешь пять шиллингов.
– Жду вашего ответа, – коротко сказал Макканн.
– Меня этот вопрос нисколько не интересует, – устало сказал Стивен. – Вам ведь это хорошо известно. Чего ради вы затеяли спор?
– Прекрасно, – сказал Макканн, чмокнув губами. – Так, значит, вы реакционер?
– Вы думаете, на меня может произвести впечатление ваше размахивание деревянной шпагой? – спросил Стивен.
– Метафоры! – резко сказал Макканн. – Давайте ближе к делу.
Стивен вспыхнул и отвернулся. Но Макканн не унимался.
– Посредственные поэты, надо полагать, ставят себя выше столь пустяковых вопросов, как вопрос всеобщего мира, – продолжал он вызывающим тоном.
Крэнли поднял голову и, держа свой мяч, словно миротворящую жертву между обоими студентами, сказал:
– Pax super totum sanguinarium globum[201].
Отстранив стоявших рядом, Стивен сердито дернул плечом в сторону портрета царя и сказал:
– Держитесь за вашу икону. Если уж вам так нужен Иисус, пусть это будет Иисус узаконенный.
– Вот это, черт возьми, здорово сказано, – заговорил цыганистый студент, оглядываясь по сторонам. – Отлично сказано. Мне очень нравится ваше высказывание.
Он проглотил слюну, словно глотая фразу, и, схватившись за козырек своей кепки, обратился к Стивену:
– Простите, сэр, а что именно вы хотели этим сказать?
Чувствуя, что его толкают стоящие рядом студенты, он обернулся и продолжал:
– Мне интересно узнать, что он хотел выразить этими словами.
Потом снова повернулся к Стивену и проговорил шепотом:
– Вы верите в Иисуса? Я верю в человека. Я, конечно, не знаю, верите ли вы в человека. Я восхищаюсь вами, сэр. Я восхищаюсь разумом человека, независимого от всех религий. Скажите, вы так и мыслите о разуме Иисуса?
– Валяй, валяй, Темпл! – сказал дюжий румяный студент, который всегда по нескольку раз повторял одно и то же. – Пинта за мной.
– Он думает, что я болван, – пояснил Темпл Стивену, – потому что я верю в силу разума.
Крэнли взял под руки Стивена и его поклонника и сказал:
– Nos ad manum ballum jocabimus[202].
Увлекаемый из зала, Стивен взглянул на покрасневшее топорное лицо Макканна.
– Моя подпись не имеет значения, – сказал он вежливо. – Вы вправе идти своей дорогой, но и мне предоставьте идти моей.
– Дедал, – сказал Макканн прерывающимся голосом. – Мне кажется, вы неплохой человек, но вам не хватает альтруизма и чувства личной ответственности.
Чей-то голос сказал:
– Интеллектуальным вывертам не место в этом движении.
Стивен узнал резкий голос Макалистера, но не обернулся в его сторону. Крэнли с торжественным видом проталкивался сквозь толпу студентов, держа под руки Стивена и Темпла, подобно шествующему в алтарь священнослужителю, сопровождаемому младшими чинами.
Темпл, живо наклонившись к Стивену, сказал:
– Вы слышали, что сказал Макалистер? Этот малый завидует вам. Вы заметили? Держу пари, что Крэнли этого не заметил, а я, черт возьми, сразу заметил.
Проходя через холл, они увидели, как декан пытался отделаться от студента, завязавшего с ним разговор. Он стоял у лестницы, уже занеся ногу на нижнюю ступеньку, подобрав с женской заботливостью свою поношенную сутану, и, кивая то и дело, повторял:
– Вне всякого сомнения, мистер Хэккет![203] Да, да, вне всякого сомнения.
Посреди холла префект братства внушительно, тихим недовольным голосом беседовал с каким-то студентом. Разговаривая, он слегка морщил свой веснушчатый лоб и в паузах между фразами покусывал тонкий костяной карандаш.
– Я надеюсь, что первокурсники все пойдут. За второй курс можно ручаться. За третий тоже. А что касается новичков, не знаю.
В дверях Темпл опять наклонился к Стивену и торопливо зашептал:
– Вы знаете, что он женат? Он уже был женат, прежде чем перешел в католичество. У него где-то жена и дети. Вот, черт возьми, странная история. А?
Его шепот перешел в хитрое кудахтающее хихиканье. Как только они очутились за дверью, Крэнли грубо схватил его за шиворот и начал трясти, приговаривая:
– Безмозглый, бессмысленный, паршивый кретин! На смертном одре готов поклясться, что во всем сволочном мире, понимаешь, в целом мире нет другой такой паршивой обезьяны, как ты!
Изворачиваясь, Темпл продолжал хитренько, самодовольно хихикать, а Крэнли тупо твердил при каждом встряхивании:
– Безмозглый, бессмысленный, паршивый кретин!..
Они прошли запущенным садом; на одной из дорожек увидели ректора, который, закутавшись в тяжелый широкий плащ, шел им навстречу, читая молитвы. В конце дорожки, прежде чем повернуть, он остановился и поднял глаза. Студенты поклонились ему, Темпл, как и прежде, притронувшись к козырьку кепки. Пошли дальше молча. Когда они подходили к площадке, Стивен услышал глухие удары игроков, влажные шлепки мячей и голос Давина, что-то возбужденно вскрикивающего при каждом ударе.
Все трое остановились у ящика, на котором сидел Давин, наблюдавший за игрой. Через несколько секунд Темпл бочком подошел к Стивену и сказал:
– Прости, я хотел спросить тебя, как ты считаешь, Жан-Жак Руссо был искренний человек?
Стивен невольно расхохотался. Крэнли схватил валявшуюся в траве у него под ногами сломанную бочарную доску, быстро обернулся и грозно сказал:
– Темпл, клянусь Богом, если ты произнесешь еще хоть одно слово, я тебя тут же прикончу super spottum[204].
– Вероятно, – сказал Стивен. – Он, как и ты, был эмоциональный человек.
– А, ну его ко всем чертям! – отрезал Крэнли. – Что с таким разговаривать. Все равно что с вонючим ночным горшком! Катись, Темпл. Катись отсюда! Катись к черту!
– Плевать я на тебя хотел, Крэнли, – ответил Темпл, шарахаясь в сторону от поднятой доски и указывая на Стивена. – Вот единственный человек в этом заведении, у которого индивидуальный образ мыслей.
– Заведение! Индивидуальный! – воскликнул Крэнли. – Пошел ты отсюда, черт тебя побери. Вот безнадежный идиот!
– Я эмоциональный человек, – сказал Темпл. – Это очень верно сказано. И я горжусь тем, что живу во власти эмоций.
Он отошел бочком, зашагал по площадке, лукаво посмеиваясь. Крэнли смотрел ему вслед пустым, застывшим взглядом.
– Вы только посмотрите на него, – сказал он. – Видели вы когда-нибудь подобного мерзавца?
Фраза его была встречена странным хохотом студента в низко надвинутой на глаза кепке, который стоял, прислонясь к стене. Смех был писклявый и исходил из такого огромного тела, что казалось, это повизгивает слон. Все тело студента ходило ходуном, от удовольствия он потирал руки в паху.
– Линч проснулся, – сказал Крэнли.
В ответ на это Линч выпрямился и выпятил грудь.
– Линч выпячивает грудь в знак критического отношения к жизни, – сказал Стивен.
Линч звучно хлопнул себя по груди и сказал:
– У кого есть возражения против моей фигуры?
Крэнли поймал его на слове, и они начали бороться. Когда лица у них покраснели от напряжения, они разошлись, тяжело дыша. Стивен наклонился к Давину, который, увлеченно следя за игрой, не обращал внимания на разговоры вокруг.
– А как мой ручной гусек? – спросил Стивен. – Тоже подписал?
Давин кивнул и сказал:
– А ты, Стиви?
Стивен отрицательно покачал головой.
– Ужасный ты человек, Стиви, – сказал Давин, вынимая трубку изо рта, – всегда один.
– Теперь, когда ты подписал петицию о всеобщем мире, – сказал Стивен, – я думаю, ты сожжешь ту маленькую тетрадочку, которую я у тебя видел.
И так как Давин промолчал, Стивен начал цитировать:
– Фианна, шагом марш! Фианна, правое плечо вперед! Фианна, отдать честь, по номерам рассчитайсь, раз, два![205]
– Это другое дело, – сказал Давин. – Прежде всего я ирландский националист. А вот ты от всего в стороне. Ты, Стиви, уродился зубоскалом.
– Когда вы поднимете очередное восстание, вооружась клюшками, – сказал Стивен, – и вам понадобится осведомитель, скажи мне и я подыщу тебе парочку у нас в колледже.
– Никак я тебя не пойму, – сказал Давин. – То ты поносишь английскую литературу, то ирландских осведомителей. И имя у тебя какое-то такое... и все эти твои рассуждения. Да ирландец ты или нет?
– Пойдем со мной в архив, я тебе покажу родословную моей семьи, – сказал Стивен.
– Тогда будь с нами, – сказал Давин. – Почему ты не изучаешь ирландский язык? Почему ты забросил классы лиги[206] после первого занятия?
– Одна причина тебе известна, – ответил Стивен.
Давин покачал головой и засмеялся.
– Да ну, брось, – сказал он. – Это из-за той молодой девицы и отца Морена? Да ведь ты все это выдумал, Стиви. Они просто разговаривали и смеялись.
Стивен помолчал и дружески положил руку Давину на плечо.
