Эптон Синклер - Столица
— Сегодня мы завтракали с леди Стоунбридж,— сообщила эта юная особа.— Вы ее знаете?
— Нет,— ответил Монтэгю, который никогда о ней и не слышал.
— По-моему, у этих английских аристократок отвратительный язык,— продолжала Энн.— Вы замечали?
— О да,—согласился он.
— И они так циничны! Знаете, леди Стоунбридж положительно шокировала мою мать: она сказала, что совершенно не верит в брак и что, по ее мнению, все мужчины от природы полигамны!
Впоследствии Монтэгю сдружился с миссис Сэри и однажды, как-то сидя днем в ее гостиной стиля Petit Trianon [21], спросил напрямик:
— Скажите на милость, чего ради вы так стремитесь попасть в общество?
Бедная леди напыжилась было, желая изобразить негодование, но, увидав, что он не смеется над ней и ей не миновать откровенного ответа, сразу обмякла и тихонько призналась:
— Я не стремлюсь, это всё девчонки.— Вместе с непринужденностью к ней вернулась и свойственная ей вульгарность речи.— Это Мери, а главное Энн.
И миссис Сэри доверчиво излила перед ними свои горести, что принесло ей большое облегчение, ибо она была отчаянно одинока. Что касается ее лично, то не так уж ей хочется пролезть ,в общество, а просто обидно то, что общество не желает ее принимать. И, вся вспыхнув от внезапного гнева и сжав кулаки, она воскликнула:
— А я говорю вам: Джек Ивэнс ничуть не хуже всех этих мужчин, разгуливающих по улицам Нью-Йорка, они еще это узнают, и даже гораздо раньше, чем он с ними навсегда разделается, вот что! Ну, а потом я мирно засяду у себя дома и буду штопать мужу носки.
Затем миссис Сэри стала рассказывать, как тяжек путь к признанию. Сотни людей искали здесь их знакомства, но что это было за отребье! Им ничего не стоит наполнить свой дом толпой прихвостней и пройдох, но — нет!—лучше уж дождаться своего часа. Пребывание здесь их многому научило. Однажды одна в высшей степени аристократическая дама позвала их на обед. Каких они только надежд на этот обед не возлагали, но — увы!—когда они сидели у камина, кто-то из гостей залюбовался изумрудным кольцом в тридцать тысяч долларов на пальце миссис Ивэнс; она его сняла, оно пошло по рукам и под конец бесследно исчезло! Другой раз Мери пригласили на партию в бридж, и хотя она почти совсем не играла, хозяйка дома преспокойно объявила ей, что она должна тысячу долларов. А знаменитая леди Стоунбридж — так та вызвала ее недавно и сказала, что может ввести ее в самые высшие круги, но лишь при условии, если она согласится всегда проигрывать. У миссис Ивэнс была до замужества самая простецкая ирландская фамилия; и вот леди Стоунбридж выманила у нее пять тысяч долларов, чтобы с помощью одного влиятельного лица в Королевской коллегии геральдики установить ее происхождение по прямой литии от старинного дворянского рода Медженнисов, лордов Айви, известных еще в четырнадцатом столетии. А теперь Оливер уверяет, будто эта внушительная грамота ни капельки им не поможет!
Итак, метод исключения оставил под вопросом только обеих мисс Ивэнс. Приятели Монтэгю, узнав, что он бывает в этой семье, изощрялись в шутках, допытываясь, уж не собирается ли он жениться. Майор Винэбл пошел еще дальше, утверждая, что любая из этих девиц, без сомнения, тотчас же примет его предложение.
Монтэгю, хохоча, отвечал, что Мери совсем недурна: она добродушна и миловидна. Только ведь она моложе Энн, и он никак не может отделаться от мысли, что через два года она превратится во вторую Энн.
Ибо движущей силой в семье была именно Энн! Это она замыслила грандиозный поход на общество, это она остановила свой выбор на дворце Лэмсонов и оторвала семью от родных первобытных скал Невады. Она была холодна, как айсберг, совершенно неутомима и столь же безжалостна к другим, как и к себе самой: если ее отец семнадцать лет мог скитаться по горам и, как крот, рыть в них ходы, то и она, если понадобится, будет семнадцать лет вести подкоп под твердыню общества!
После беседы по душам с ее матерью, Монтэгю заметил, что мисс Энн Ивэнс стала держать себя с ним очень высокомерно; он понял, что старая леди проболталась о своей с ним откровенности и дочь возмущена его вмешательством. Однако Оливеру она изливала свою душу, и тот приходил и рассказывал брату, что еще она затевает и что обдумывает, какие плетет интриги и каким новым проектом поделилась с ним на этой неделе. Она уже залучила на свою сторону кое-кого из «настоящих» людей, и они ей втайне сочувствовали; если же ей надо было добиться особо высокого покровительства, она пускала в ход своего добродушного старика отца, и нужному лицу делалось солидное денежное одолжение. Все люди света были у нее на заметке — она изучала их слабости и изнанку их жизни и, терпеливо подбирая ключ к разрешению своей задачи, упорно отыскивала семьи, безупречные в смысле общественного положения, но настолько запутавшиеся материально, что не отвергли бы предложения поддержать Ивэнсов и решительно ввести их в высший круг. Монтэгю взирал на все это с изумлением и насмешкой — до того сравнительно скоро наступившего дня, когда в газетах вдруг появились полученные по телеграфу описания туалетов герцогини Арденской, урожденной Ивэнс, которая ярче всех прочих звезд заблистала этой зимой в лондонском обществе.
Глава четырнадцатая
Как это ни было неприятно Монтэгю, но он все же оказался вынужденным написать майору Торну, что ему никого не удалось заинтересовать его предложением и что сам он тоже не может им воспользоваться. Затем, уступая настояниям брата, он поло-жил деньги в банк и стал ждать. «Лед скоро тронется»,— обещал ему Оливер.
Когда они ехали от Ивэнсов, Оливер уверенно заявил, что событий надо ждать со дня на день. При этом он соблюдал необыкновенную таинственность и не пожелал ответить ни на один вопрос; сказал только, что все это не имеет никакого отношения к людям, от которых они сейчас возвращаются.
— Надеюсь, ты понимаешь,— заметил Монтэгю,— что при первой возможности Ивэнс не постесняется тебя надуть.
— Не постесняется! —расхохотался Оливер и рассказал про одного крупного строителя железных дорог на Западе, который выдавал замуж свою дочь. Несколько молодых людей, присутствовавших на устроенном по этому случаю необыкновенно роскошном торжестве, вообразив, что па-паша находится в чувствительном настроении, обратились к нему с вопросом, как он смотрит на существующее в данный момент положение на бирже и не предстоит ли, по его мнению, чего-либо интересного? Он посоветовал им купить акции его железных дорог; они сложились и стали покупать, и чем больше они покупали, тем больше он продавал, а все кончилось тем, что эта маленькая спекуляция вскочила мальчикам в семь с половиной миллионов!
— Нет, нет,— воскликнул Оливер,— я и доллара не вложил в предприятия Ивэнса и ни за что не вложу. Ивэнсы для меня — временное подспорье, вот и все,— добавил он небрежно.
Дня через два утром, когда Монтэгю еще завтракал, позвонил Оливер и сказал, что сейчас он заедет и они вместе отправятся за город. Монтэгю сразу понял, что начинается что-то серьезное: насколько ему было известно, его брат без причины никогда не поднимался так рано.
Они сели в кеб, и Оливер приступил к объяснению. Настал момент глубоко нырнуть и выплыть на поверхность с состоянием в руках. Он сейчас не станет входить в подробности, ибо дал слово хранить все в абсолютном секрете. Об этом знают только четыре человека во всей стране. Такой случай бывает раз в жизни, и через каких-нибудь четыре-пять часов он может оказаться навсегда упущенным. Оливеру трижды выпадала подобная удача, но он каждый раз значительно увеличивал свой капитал, и если до сих пор не загреб миллионов, то потому только, что никогда не располагал достаточным количеством денег. Брат должен положиться на его слово и следовать всем его указаниям.
— Чего ты от меня хочешь? — обеспокоенно спросил Монтэгю.
— Я хочу, чтобы ты взял из банка все свои деньги до последнего доллара и, кроме того, достал бы еще сколько можешь достать за одно утро, и передал бы их мне, а я куплю на них акций.
— На все без остатка?
— Разумеется,— ответил Оливер и, увидав, что брат хмурится, добавил:—Пойми, мне совершенно точно известно, как эти акции поведут себя сегодня.
— В таком деле мнение даже самых опытных биржевиков бывает ошибочно,— сказал Монтэгю.
— Я основываюсь не на чьем-то мнении,— последовал ответ,— а на точных сведениях. Сделано будет так, что акции непременно пойдут на повышение.
— Но почему ты знаешь, что лицо, от которого зависит их курс, не обманывает тебя?
— Я получил эти сведения не от того лица, а от другого, которому нет смысла меня обманывать,— напротив, этот человек действует со мной заодно и выигрывает только в том случае, если выигрываю я.
— Иными словами, полученная тобою информация — краденая?—спросил Монтэгю.
— На Уолл-стрите все краденое,— отрезал Оливер. Последовало длительное молчание, а кеб между тем
