Герман Банг - У дороги
Бай любил хорошо поесть и часто привозил из Ольборга дорогие вина. Он немного раздобрел и обленился — большую часть работы выполнял за него помощник. «Лейтенанта» он разыгрывал теперь только за порогом дома.
В городе он прижил ребенка.
— Черт возьми, — объяснял он холостяку Кьеру. — Даром я, что ли, старый кавалерист… А девчонка была веселая, как воробушек…
Попав в беду, девчонка переехала в Ольборг. Ребенка отдали на воспитание в деревню.
Так проходило время.
Теперь Катинка уже не читала так много, как в юности. Ведь книги — это один только вымысел.
В ящике своего секретера фру Бай хранила большую шкатулку, а в ней засохшие цветы, ленточки и разные кисейные финтифлюшки с девизами из золотой фольги. Память о клубных котильонах и о «последнем абонементе», когда в павильоне устраивались танцы.
Зимними вечерами она часто перебирала содержимое шкатулки и снова складывала все по порядку, вспоминая, кто дал ей этот девиз, а кто этот.
Припомнив все до одного имена кавалеров, она записывала их на обороте котильонных орденов.
Бай сидел у стола, попивая грог.
— Старая рухлядь, — говорил он.
— Пусть лежит, Бай, — отзывалась она. — Раз уж я навела порядок.
И она продолжала записывать имена котильонных партнеров.
Иногда она перечитывала стихи, которые давным-давно переписала в свой альбом.
В верхнем отделении секретера хранилось столовое серебро, а в ящике под ним лежала ее свадебная фата и увядший венок из миртов.
Эти вещи она тоже вынимала, расправляла их и убирала обратно.
Она могла часами сидеть над выдвинутым ящиком, по привычке праздно опустив руки.
И только изредка тихонько поглаживала фату…
Подвенечная фата уже совсем пожелтела.
Да ведь и времени с тех пор прошло немало. Целых десять лет…
Да — теперь уже и старость не за горами. Ей исполнилось тридцать два.
…Супругов Бай в округе любили. Приветливые, гостеприимные люди, — стоит кому-нибудь из знакомых заглянуть на станцию — и на плите уже кипит кофейник.
Бай был человек компанейский и дела содержал в порядке, хотя и не проявлял особого служебного рвения.
Фру Бай была, правда, немного молчалива, но на ее кроткое лицо было приятно смотреть. Когда у Бая затевался большой ломбер, она казалась среди местных дам девочкой.
— Жаль только, что детей у них нет, — говорила фру Линде, когда они вдвоем с пастором плелись вечером от Баев домой. — Люди состоятельные, средств у них хватило бы. Стыд и срам, что живут они одни-одинешеньки…
— Господь дарует жизнь по неизреченной милости своей, матушка, — говорил пастор.
— Да свершится воля его, — отвечала пасторша. У самих Линде было десять детей.
Семерых Господь прибрал в младенчестве. Когда старому пастору приходилось хоронить детей, он всегда вспоминал своих семерых покойников.
Фру Бай перестала играть. Она сидела и думала, что надо бы встать и зажечь лампу. Но потом крикнула служанке, чтобы та принесла лампу, а сама продолжала сидеть у фортепиано.
Мария внесла зажженную лампу. Расстелила скатерть и накрыла стол к чаю.
— Который час? — спросила фру Бай.
— Вот-вот придет восьмичасовой, — ответила Мария.
— А мне и невдомек…
Фру Бай закуталась потеплее и вышла.
— Что поезд? — спросила она в конторе.
— Прибудет с минуты на минуту, — ответил Бай. Он стоял у телеграфного аппарата.
— Телеграмма?
— Да…
— Кому?
— В поселок…
— Что ж, Ане доставит…
Фру Бай вышла на платформу. Она любила смотреть, как в сумерках приходят и уходят поезда.
Сначала далекий, далекий гул, потом грохот, когда поезд катит через мост, а впереди бежит сноп света, и, наконец, тяжелая, колышущаяся масса выползает из темноты и превращается в вагоны, — поезд останавливается, и она видит кондукторов, почтовый вагон и светлые купе…
И вот он снова ушел, и грохот замер вдали, и кругом снова тишина, еще более глухая, чем прежде.
Стрелочник потушил фонари, сначала на платформе, потом над дверью вокзала.
Теперь светились только два окна — две лунные дорожки в непроглядной тьме.
Фру Бай вошла в дом.
Подали чай, потом Бай обыкновенно читал газеты и пил грог — когда стакан, а когда и два. Бай читал только правительственные газеты. Сам он выписывал «Нашональтиденде» и еще читал «Дагблад», которую получал Кьер.
Если оппозиции «давали по зубам», Бай стучал по столу кулаком так, что стаканы звенели. Некоторые фразы он читал вслух и хохотал.
Фру Бай слушала молча. Политика ее не интересовала. К тому лее по вечерам ее неудержимо клонило в сон.
— Ну, пожалуй, пора, — сказал Бай.
Он встал и зажег ручной фонарь. Бай по вечерам делал обход, проверяя, все ли заперто и переведена ли стрелка для ночного поезда.
— Ты можешь ложиться, Мария, — сказала фру Бай с порога кухни. Дремавшая на стуле Мария проснулась.
— Спокойной ночи, фру, — сказала она спросонья.
— Спокойной ночи.
В гостиной фру Бай сняла с подоконника цветы и поставила их на пол. По ночам они так и стояли в ряд на полу. Возвратился Бай.
— Ночью похолодает, — сказал он.
— Я уже думала… насчет роз. Я сегодня осматривала кусты.
— Да, — сказал Бай, — пора их укрывать.
Бай прошел в спальню и начал раздеваться. Дверь была распахнута настежь.
Бай любил долго слоняться вечерами по комнатам — из спальни в гостиную и обратно — в полном неглиже.
— У-у, слониха! — сказал он. В каморке на чердаке слышались тяжелые шаги Марии.
Фру Бай накрыла мебель белыми чехлами и заперла дверь в контору.
— Можно тушить? — спросила она. И потушила лампу. Она вошла в спальню, села перед зеркалом и распустила волосы.
Бай стоял в одних кальсонах. Он попросил дать ему ножницы.
— Черт побери, до чего же ты отощала, — сказал он. Катинка набросила на плечи пеньюар.
Бай улегся в постель и продолжал болтать. Она отвечала, как всегда, неторопливо — перед каждым ее ответом возникала маленькая пауза.
Оба помолчали.
— Гм, правда, приятный человек — а?
— Как будто…
— А что сказала Агнес Линде?
— Да тоже, что очень приятный человек.
— Гм. Ох, и язычок у этой девицы… Кстати, надо бы узнать, черт возьми, играет ли он в ломбер…
И Бай уснул.
Во сне Бай громко храпел.
Теперь фру Бай уже привыкла к его храпу.
Она еще немного посидела перед зеркалом. Потом сняла пеньюар и посмотрела в зеркало на свою шею.
И вправду она похудела.
Должно быть, с тех пор, как весной к ней привязался этот кашель.
Фру Бай потушила свечи и легла в постель рядом с господином Баем.
Дни стали короткими.
То зарядит дождь, то мокрый снег. И все время — пасмурно и промозгло. Даже лучшие ученицы фрекен Иенсен приходили на занятия в деревянных башмаках.
Платформа на станции превратилась в огромную лужу. По ней плыли последние листья с живой изгороди, окружавшей сад. С паровозов и вагонов стекала вода, кондукторы сновали по перрону в мокрых плащах. Малыш-Бентсен носился с почтовыми мешками под раскрытым зонтом.
Подводы с семенами из усадьбы Кьера были затянуты брезентом, кучера сидели в плащах.
С первой подводой приехал сам управляющий Хус. Ему надо было выправить документы по оплате доставки и пошлины.
— Гляди-ка, приехали от Кьера, — сказал Бай жене.
Управляющий Хус имел обыкновение заходить на полчасика к супругам Бай, он снимал свой плащ и подкреплялся чашечкой кофе.
Пока фру Бай накрывала на стол, Хус и работники хлопотали на платформе и грузили мешки в товарный вагон. Катинка смотрела, как они снуют под окнами. Они казались великанами в своих дождевиках.
Служанка Мария питала слабость к Хусу. Хлопоча по хозяйству, она без умолку говорила о нем.
Она не могла им нахвалиться. И кончала всегда одним:
— И уж такой у него голос…
У Хуса был мягкий, задушевный голос, но никто не мог понять, чем он пленил Марию.
Покончив с делами, Хус заходил выпить кофе. В доме было тепло, уютно, пахло комнатными растениями, которые еще цвели на окне.
— Нет уж, что верно, то верно, — говорил Хус, потирая руки. — Славно в доме у фру Бай.
Хус и сам вносил уют в дом. От него веяло какой-то тихой умиротворенностью. Он был немногословен и редко что-нибудь рассказывал. Но зато он охотно поддерживал разговор о разных житейских мелочах и всегда был веселый, ровный. От одного его присутствия становилось хороню на душе.
Прибывал товарный поезд, Бай выходил его встречать.
С уходом Бая ничего не менялось. Оставшись вдвоем, фру Бай и Хус продолжали разговаривать или сидели молча. Она глядела в окно и смеялась над Баем, который бегал по платформе под дождем.
Хус осматривал Катинкины цветы и давал советы, как за ними ухаживать. Катинка стояла рядом с ним, они вместе разглядывали растения. Он знал все о каждом — будет ли оно цвести или отдыхать и что с каким надо делать.
