Кнут Гамсун - Отъявленный плут
— Ступайте вы всѣ вонъ! — крикнула она. — Я не хочу, чтобы вы здѣсь оставались. У него денегъ куры не клюютъ, — вотъ до чего у него много денегъ! Глядите-ка! Посмотрите, сколько онъ мнѣ далъ денегъ!
И она съ злораднымъ торжествомъ выкинула изъ кармана на столъ горсть бумажекъ и серебра.
— Онъ заплатилъ за вино, заплатилъ и мнѣ. Да, да, смотрите хорошенько, вы еще никогда въ жизни не видали такой кучи денегъ. Я могу заплатить за два мѣсяца хозяйкѣ,- понимаете ли вы это? Я только пошутила, чтобы его немного посердить и подразнить. А вы всѣ убирайтесь вонъ отсюда!
И товарки принуждены были уйти. Элина рѣзко и нервно разсмѣялась, когда за ними закрылась дверь.
— Я не хотѣла, чтобы онѣ здѣсь оставались, — сказала она, какъ бы оправдываясь. — Въ сущности, это прескучныя женщины, съ которыми я не схожусь и не имѣю ничего общаго. Какъ ты находишь? Не правда ли, онѣ прескучныя?
— Нѣтъ, я этого не нахожу, — отвѣтилъ я, чтобы ее еще больше пристыдить. — Онѣ отвѣчаютъ, когда ихъ спрашиваютъ, разсказываютъ то, что я желаю знать… Право, это милыя дѣвушки!
— Ну, тогда и ты можешь уходить! — крикнула Элина. — Иди за ними, если хочешь, я тебя не удерживаю!
Но, говоря это, она на всякій случай поспѣшила запрятать въ карманъ деньги, которыя разбросала по столу.
— Я хотѣлъ бы вамъ задать еще одинъ вопросъ, — сказалъ я, — если вы согласитесь спокойно выслушать меня.
— Задать мнѣ вопросъ? — отвѣтила она презрительно. — Я не хочу имѣть никакого дѣла съ тобой. Ты, вѣрно, опять хочешь говорить о Ганнѣ? Это вѣчное пережевываніе прошлаго, эти вѣчные разговоры о Ганнѣ нагоняютъ на меня тошноту, и я становлюсь такой скверной. Нѣтъ, нѣтъ, этимъ вѣдь не проживешь!
— Не хотѣли ли бы вы перемѣнить образъ жизни… уйти отъ этой жизни? — спросилъ я.
Она сдѣлала видъ, что не слышитъ, и опять принялась что-то прибирать и приводить въ порядокъ. При этомъ она посвистывала, какъ бы желая придать себѣ мужества.
— Уйти отъ этой жизни? — спросила она, внезапно останавливаясь передо мной. — Зачѣмъ? Къ чему? И куда мнѣ уйти? Кто захочетъ жениться на мнѣ? Кто захочетъ взять такую, какъ я? А служить я не желаю.
— Вы могли бы попробовать уѣхать отсюда и въ другомъ мѣстѣ начать вести честную жизнь.
— Какая нелѣпость! Замолчи лучше! Что ты — миссіонеромъ сталъ, что ли? Зачѣмъ мнѣ уѣзжать отсюда? Я чувствую себя здѣсь очень хорошо. Знаешь что? Вели-ка принести еще бутылку вина! Но только для насъ двоихъ, другимъ мы ничего не дадимъ. Гина! — крикнула она въ дверь.
Она заказала вино, принялась пить его и становилась все менѣе и менѣе привлекательной. Теперь отъ нея нельзя было добиться разумнаго слова. Она, почти не переставая, мурлыкала какіе-то отрывки уличныхъ пѣсенъ или сидѣла въ глубокомъ раздумьѣ. А затѣмъ снова начинала пить, и ея поведеніе становилось все болѣе отталкивающимъ. Она непремѣнно хотѣла сидѣть у меня на колѣняхъ, поминутно высовывала языкъ и повторяла при этомъ:- На, вотъ — смотри! — наконецъ, она прямо спросила:
— Останешься ты со мной на ночь?
— Нѣтъ! — отвѣтилъ я.
— Ну, такъ я пойду искать, съ кѣмъ провести ночь! — сказала она.
* * *Разсказчикъ замолчалъ.
— Ну, и что же? — спросилъ я его.
— А что бы вы сдѣлали, будь вамъ представленъ такой выборъ? Остались ли бы вы или ушли? Видите ли, въ томъ-то и весь вопросъ. Ну, и знаете ли, что я выбралъ?
Онъ посмотрѣлъ на меня.
— Я остался, — сказалъ онъ.
— Вы остались? — спросилъ я. — Вы провели эту ночь тамъ, съ этой дѣвушкой?
— Я вѣдь сказалъ вамъ, что у меня жалкая душонка, — отвѣтилъ онъ.
— Но, Бога ради, скажите мнѣ, какъ могли вы это сдѣлать? Вы были пьяны, что ли?
— И это было, только подъ конецъ. Но прежде всего, я вѣдь такъ же подлъ и низокъ, какъ и другіе люди — вотъ въ этомъ-то и все дѣло. Это была дѣвушка, жизненная повѣсть которой была мнѣ извѣстна. И вы не можете себѣ представить, какое сладострастное наслажденіе представлялось для меня въ возможности вести себя съ ней самымъ необузданнымъ образомъ. Способны ли вы понять это? Я поэтому и остался, и если бы вы знали, въ какое море сладострастной необузданности мы погрузились!
И отвратительный циникъ, какъ бы удивляясь самому себѣ, съ какой-то укоризной покачалъ головой.
— Ну, теперь я пойду къ ней, — продолжалъ онъ. — Думаю, что ее еще можно спасти… Гм… Да, вы полагаете, вѣроятно, что я не гожусь для такого дѣла? Но я, быть можетъ, не такъ ужъ скверенъ, какъ кажусь. Вѣдь вотъ вы теперь все думаете о томъ, что я провелъ съ ней ночь. Но разсудите сами, — что было бы, не останься я съ ней: пришелъ бы кто-нибудь другой, и врядъ ли она бы выиграла отъ такой мѣны. Если бъ она могла свободно выбирать, она несомнѣнно выбрала бы меня. Я вѣдь чутокъ, многое могу понять, а главное, я не поддавался ей. И что страннѣе всего — именно эта черта и привлекла ее, она сама сказала мнѣ это: — Ты такъ умѣешь противостоять мнѣ и сопротивляться, — говорила она. Ну, скажите, какъ было устоять противъ такой особы? И при томъ же не слѣдуетъ забывать, что тѣ цвѣты виноваты въ томъ, что она стала именно такой, а не другой… Они были началомъ и причиной всего дальнѣйшаго. Будь дозволено брать цвѣты съ могилъ, Элина была бы теперь порядочной дѣвушкой. Но тогда мы ее поймали, и я самъ помогалъ этому, да, самъ помогалъ.
Онъ опять укоризненно покачалъ головой и погрузился въ раздумье. Наконецъ, онъ какъ бы пробудился отъ тяжелаго сна и опять заговорилъ:
— Я навѣрное задержалъ васъ? Да я и самъ чувствую, что усталъ. Имѣете ли вы представленіе о томъ, который можетъ быть теперь часъ?
Я хотѣлъ вынуть часы, но ихъ не оказалось при мнѣ, я ихъ позабылъ дома.
— Благодарю васъ, вѣдь это, въ сущности, неважно.
И онъ всталъ, подалъ мнѣ руку и обдернулъ внизъ свои панталоны.
— Посмотрите, вотъ возвращается та знатная дама въ траурѣ. У дѣвочки уже нѣтъ цвѣтовъ, онѣ лежатъ тамъ, на могилѣ — розы и камеліи, — дня черезъ четыре онѣ завянутъ… И если какая-нибудь маленькая дѣвочка присвоитъ себѣ эти цвѣты, чтобы затѣмъ на вырученныя деньги купить себѣ пару теплыхъ туфель, то, по-моему, въ этомъ не будетъ ничего дурного или нечестнаго.
И онъ въ теченіе почти цѣлой минуты пристально глядѣлъ на меня, затѣмъ подошелъ совсѣмъ близко ко мнѣ и громко расхохотался.
— Вотъ видите ли, какія исторіи слѣдуетъ разсказывать, — сказалъ онъ, — для нихъ всегда найдутся добровольные и внимательные слушатели. Приношу вамъ тысячу благодарностей, любезный мой слушатель.
Онъ снялъ шляпу, поклонился и ушелъ.
Я остался въ состояніи полной растерянности. Онъ какъ-то сразу погрузилъ меня въ водоворотъ какой-то невѣроятной и странной путаницы и совершенно отуманилъ мой здравый разсудокъ. Какая свинья! Онъ провелъ ночь съ этой дѣвушкой! Да, съ этой дѣвушкой. Какая проклятая и лживая шутка! Онъ просто издѣвался надо мной, и весь его потрясающій разсказъ не что иное, какъ сплошная ложь отъ начала до конца.
Но кто онъ, этотъ отьявленный плутъ? Если я еще разъ встрѣчусь съ нимъ, задамъ же я ему. Онъ, чего добраго, прочелъ гдѣ-нибудь всю эту исторію и вызубрилъ ее наизусть. Право, разсказъ этотъ былъ не изъ плохихъ; несомнѣнно, у этого молодца есть талантъ. Ха-ха-ха! Вотъ, можно сказать, ловко провелъ онъ меня. Да, прямо-таки за носъ водилъ меня, да и только. и въ томъ же состояніи смущенія и растерянности я отправился домой. Мнѣ понадобились часы, — ихъ не было на моемъ столѣ. Я ударилъ себя по лбу. — Да вѣдь часы украдены! Ну, конечно, онъ укралъ мои часы въ то время, какъ сидѣлъ рядомъ со мной на скамьѣ. Ахъ, онъ негодяй!
Теперь мнѣ оставались двѣ альтернативы: я могъ заявить объ этомъ полиціи и, спустя нѣсколько дней, получить мои часы обратно отъ какого-нибудь закладчика, а затѣмъ поймали бы и этого молодца. Или же я могъ ничего не заявлять и молчать обо всемъ происшедшемъ. Это была вторая альтернатива.
И я рѣшилъ молчать.
1909
