ПОЛ БОУЛЗ - Избранные рассказы
Теперь Аллал направился по прямой к дому, через открытое пространство, постоянно поглядывая на пальмовую рощицу с одной стороны. Солнце только взошло, и камни начали отбрасывать длинные синеватые тени. Вдруг из-за ближайших пальм выскочил маленький мальчик, увидел его и широко раскрыл от страха глаза и рот. Он был так близко, что Аллал кинулся прямо на него и укусил его в ногу. Мальчик изо всех сил помчался к группе мужчин в сегуйе.
Аллал поспешил к дому, оглянувшись лишь раз, когда достиг щели между саманных кирпичей. Несколько человек бежали к нему между деревьев. Быстро он скользнул в нишу. Смуглое тело по-прежнему лежало у двери. Но времени уже не оставалось, а время было Аллалу необходимо для того, чтобы вернуться в него, лечь у его головы и сказать: Иди сюда.
Пока он смотрел из ниши в комнату, на тело, в дверь загрохотали. С первым ударом мальчик вскочил на ноги, точно ослабили пружину, и Аллал с отчаяньем увидел выражение совершенного ужаса на его лице, глаза, в которых не было разума. Мальчик стоял, ловя ртом воздух, стиснув кулаки. Дверь распахнулась, и несколько человек заглянули внутрь. Мальчик с ревом нагнул голову и ринулся в проем. Один из людей попытался схватить его, но потерял равновесие и упал. Мгновение спустя все они повернулись и побежали через пальмовую рощу вслед за обнаженной фигуркой.
Даже когда они время от времени теряли его из виду, до них доносились его крики, а потом он показывался между стволов снова — он по-прежнему бежал. Наконец, он споткнулся и упал лицом вниз. Тогда-то они его и схватили, связали, прикрыли его наготу и унесли, а несколько дней спустя отправили в Беррешид, в больницу. В тот день те же люди пришли к домику, чтобы провести обыск, который намеревались сделать раньше. Аллал лежал в нише, дремал. Когда он проснулся, люди уже вошли внутрь. Он повернулся и пополз к щели. Там его поджидал человек с дубинкой в руке.
Ярость в его сердце была всегда; теперь же она вырвалась наружу. Так, словно его тело стало хлыстом, он метнулся в комнату. Самые ближние к нему люди стояли на четвереньках, и Аллал познал радость, вонзая свои ядовитые клыки в тела двоих из них, пока третий не отсек ему голову топором.
Танжер
1976
ВОДЫ ИЗЛИ
Никто бы и не догадался, глядя на эти две деревушки, раскинувшиеся одна выше другой на солнечном склоне горы, что между ними есть какая-то вражда. И все же, если приглядеться внимательней, можно заметить явные отличия в том, как они обе вписываются в пейзаж. Тамлат — выше, дома там отстоят друг от друга дальше, а между ними растут деревья. В Изли же все скученно, поскольку места не хватает. Вся деревня, кажется, выстроена на валунах да откосах. Тамлат окружают зеленые поля и луга. Он наверху стоит, там долина шире, для хозяйства — простор, вот люди и живут хорошо. А в Изли все сады — на террасах, карабкаются вверх, как ступени крутой стремянки. Как бы там ни старались селяне овощи-фрукты выращивать, им никогда не хватало.
Как бы в утешение за несчастливое место за деревней бил большой родник — вода его была самой сладкой во всей округе. Излийцы утверждали, что он невероятно целебный; тамлатцы же эту мысль отвергали, хотя и сами частенько спускались набрать домой воды в свои меха и кувшины. А забор вокруг источника ну никак не поставишь — иначе б излийцы давно уже его так огородили, что никто, кроме своих, и близко подойти бы не мог. Если б только тамлатцы признали, что в Изли вода лучше, их бы со временем можно было убедить менять ее на какие-нибудь овощи. Но они намеренно никогда об этом не упоминали и вели себя так, будто источника не существует вовсе, — если не считать того, что как ни в чем ни бывало ходили за этой водой.
Ближе всех к источнику лежал участок человека по имени Рамади. Говорили, что он — самый богатый в Изли. По меркам же Тамлата, его даже состоятельным назвать было нельзя. Но его черная кобыла была в Изли единственной лошадью, а в саду на восьми разных уровнях росли двадцать три миндальных дерева, и на каждой террасе он вырыл канавы, по которым текла чистая вода. Кобыла его была очень красива, и он холил ее. Когда он надевал белый селхам и выезжал на ней из деревни, излийцы говорили друг другу, что он похож на самого Сиди Бухаджу. Очень лестный комплимент, поскольку Сиди Бухаджа был самым главным святым в этой местности. Он тоже носил белые одежды и ездил на черной лошади, котя его лошадь была жеребцом.
Долгое время Рамади искал своей кобыле подходящую пару. Тем не менее, ни одного жеребца, которых он смотрел в соседних деревнях, нельзя было назвать равным ей. Принять, на самом деле, он мог бы только одного — лоснящегося черного жеребца, на котором ездил сам Сиди Бухаджа. А просить святого о такой услуге — об этом не могло быть и речи.
Многие считали, что Сиди Бухаджа умеет разговаривать со своим конем. Верили в это все, поскольку он сам объявлял прилюдно несколько раз, что в миг его смерти именно конь решит, где следует его похоронить. Он просил, чтобы его тело посадили верхом и привязали, а коня отпустили куда глаза глядят. Где он остановится, там и закапывать. Это, вне всякого сомнения, придавало вес тому поверью, что у старика и его коня есть свой тайный язык.
Среди местных жителей ходило много разговоров, какой местности повезет, и там увидят такое важное событие, однако, конец толкам пришел, когда сам Сиди Бухаджа как-то днем рухнул без чувств, сидя у мечети в Тамлате.
Чуть раньше тем же днем святой проехал через Изли мимо дома Рамади. Кобыла стояла перед домом, в тени старой оливы. Жеребцу хотелось остановиться, и Сиди Бухаджа с большим трудом уговорил его идти дальше. Рамади наблюдал за этим, почесывая бороду и размышляя: замечательно было бы, если б жеребец вдруг встал на дыбы вместе со святым да и покрыл кобылу. Но, устыдившись, Рамади отвернулся.
Под конец того же дня Рамади оседлал кобылу и поехал в Тамлат. В одном уголке рынка там он заметил знакомого излийца — заклинателя змей из айссауев — и присел с ним поговорить. Тот-то и рассказал ему новость о смерти Сиди Бухаджи. Он выпрямился и замер. Айссауй добавил, что святого скоро будет привязывать к коню.
И куда, ты думаешь, он пойдет? спросил Рамади.
Наверное — сюда, на рынок зерна, ответил айссауй.
А у тебя змеи — с собой?
Айссауй удивился. Да, с собой, сказал он.
Отнеси их вон к тому повороту — пусть жеребец их увидит, велел ему Рамади. Он должен спуститься с горы.
А сам встал, прыгнул в седло и уехал.
Айссауй сбегал в фондук, где оставил корзину с гадюками и кобрами, и поспешил к тому перекрестку, где дорога отворачивала с главной улицы и начинала спускаться по склону.
Поскольку все тамлатцы наблюдали, как старейшины привязывают тело Сиди Бухаджи к спине жеребца, Рамади на своей кобыле проскакал незамеченным по деревне и галопом спустился в Изли. Добравшись до дому, он оставил кобылу под оливой и начал ждать.
А в Тамлате айссауй сидел на обочине дороги со своей корзиной. Наконец, перед ним показался жеребец с привязанной к спине священной ношей. Легким галопом он направился по улице к заклинателю, старейшины следовали за ним в отдалении. Айссауй открыл корзину, вытащил пару змей покрупнее и взял по одной в каждую руку. Когда жеребец подскакал поближе, он встал и заставил змей извиваться в воздухе. Глаза жеребца немедленно расширились, и он свернул вправо, вниз по дороге из деревни.
Айссауй упрятал змей в корзину и как ни в чем ни бывало вышел из кустов, до сих пор скрывавших его от приближавшихся старейшин. Они не обратили на него никакого внимания, а он зашагал себе в Изли. Впереди он видел черный силуэт жеребца, галопом мчавшегося с горы, и белый куль у него на спине мотыляло под лучами солнца. Пройдя еще немного, айссауй обернулся. Старейшины по-прежнему стояли на углу, прикрывая глаза от яркого света, и вглядывались в долину.
А Рамади стоял себе на пороге и ждал, когда жеребец ворвался в деревню, остановился на мгновение и рысью направился прямиком к дому Рамади. Кобыла стояла спокойно под оливой, отгоняя хвостом мух. Не успел никто из свидетелей подбежать, как жеребец встал на задние ноги, поднявшись до огромной высоты, и ремни, державшие Сиди Бухаджу у него на спине, лопнули. Труп в белом селхаме шмякнулся на землю в тот самый момент, когда жеребец покрыл кобылу. Рамади подбежал и оттащил тело в сторонку, чтобы не мешало. И вернулся на порог — смотреть.
Чуть погодя примчались соседи, внесли Сиди Бухаджу во двор к Рамади, не переставая возносить Аллаху хвалы. К тому времени, как в Изли подоспели тамлатские старейшины, жеребец и кобыла уже тихо стояли под оливой, а излийский толба тянул свой напев в доме Рамади.
Тамлатцы подавили досаду и приняли волю Аллаха. Конь пришел в Изли и остановился здесь — значит, здесь Сиди Бухаджи и следует хоронить. Они помогли излийцам вырыть могилу, весть разлетелась по всем окрестным деревням, и толба из многих мест пришли отпеть покойника.
