Эрнест Хемингуэй - Проблеск истины
Пока ехали, я все искал следы двух знакомых слонов. Эти следы мы видели ранее, и они вели сюда, в лес. Парочка была хорошо известна, и я примерно знал, куда они направляются, однако хотел увидеть следы и убедиться наверняка, чтобы не сидеть как на иголках, пока Мэри будет здесь прогуливаться в поисках рождественской елки.
Мы остановились; я взял большое ружье и помог Мэри выбраться из машины.
— Спасибо, сама обойдусь, — сказала она.
— Послушай, дорогая, ты же все понимаешь. Мне надо быть рядом, на всякий случай, с большим ружьем.
— Я просто хочу выбрать подходящее деревце.
— Знаю. Но мало ли кто тут бродит. Уже были прецеденты.
— Ну, пускай Нгуи со мной пойдет. Или Чаро.
— Солнце, за тебя отвечаю я.
— Вот зануда!
— Еще какая! — ухмыльнулся я и позвал: — Нгуи!
— Да, бвана?
Время шуток прошло.
— Пойди поищи следы двух слонов, что вошли в лес. Дальше тех камней не ходи.
— Ндио.
Он зашагал через поляну, поглядывая под ноги и держа «спрингфилд» в правой руке.
— Сегодня хочу только выбрать, — сказала Мэри. — Потом приедем как-нибудь с утра, выкопаем его и пересадим в лагере, пока прохладно.
— Да, конечно.
Я следил за Нгуи. Тот замер и некоторое время прислушивался, затем осторожно двинулся вперед. Следуя в двух шагах за Мэри, которая ходила от одного деревца с серебристой колючей листвой к другому, выбирая форму и размер, я то и дело посматривал на Нгуи. Он вновь замер, прислушался и, оглянувшись, указал на густые заросли слева. Я знаком приказал ему вернуться. Он пошел назад со всей поспешностью, на какую был способен, только что не бегом.
— Где они? — спросил я.
— Пересекли поляну, ушли в чащу. Я отлично слышал. Двое: старый бык и его аскари.
— Ну и хорошо…
— Тихо! — шепнул он и указал на заросли справа. — Фаро.
Я ничего не слышал.
— Мзури машин, — сказал он, что, в общем, означало «быстро все в машину».
— Приведите Мэри.
Я всматривался в чащу, куда указал Нгуи, но не видел ничего, кроме серебристых кустов, зеленой травы и стены высоких деревьев, обвитых лианами. Затем раздался шум, похожий на резкое густое урчание. Такой звук получится, если поднести кончик языка к нёбу и сильно дунуть, чтобы язык завибрировал, как трость гобоя. Шумело как раз там, куда я смотрел, однако по — прежнему ничего не было видно. Я сдвинул предохранитель на штуцере калибра 0,577 и посмотрел налево. Мэри шла к нам по дуге с таким расчетом, чтобы оказаться у меня за спиной; Нгуи поддерживал ее под локоть; она ступала осторожно, как по минному полю. Сзади шел Чаро.
Тут я снова услышал рык — и Нгуи сразу отстал, направив «спрингфилд» на заросли, а его место занял Чаро, подхватив Мэри под руку. Они уже поравнялись со мной и теперь приближались к машине. Я подумал, что наш водитель Мтука глух и не слышит носорога, но по их виду должен все понять. Оглядываться я не хотел; только краем глаза видел, как Чаро подталкивает Мэри к машине. Нгуи замыкал шествие со «Спрингфилдом» наготове, то и дело оборачиваясь. Я не хотел лишать носорога жизни, но выбора не было: вздумай он напасть, его пришлось бы застрелить. Первый заряд пустишь в землю, инструктировал я себя, прямо перед ним; если не остановится, убьешь из второго ствола. Спасибо, так и сделаю. Чего уж проще.
Тут у меня за спиной заревел мотор: джип подъезжал, газуя на низкой передаче. Я начал пятиться, рассудив, что лишние ярды не помешают, — и с каждым шагом чувствовал себя лучше. Джип лихо подрулил и замер рядом; я толкнул предохранитель и прыгнул на подножку, ухватившись за левый поручень — как раз в тот момент, когда из чащи в фонтане щепок и обрывков лиан вылетел носорог. Это была крупная самка; на открытом месте она сразу взяла в галоп. Сзади несся маленький теленок; из машины они выглядели весьма забавно.
Несколько секунд самка пыталась сократить дистанцию, затем начала отставать. Впереди показалась широкая прогалина, Мтука резко взял влево. Носорожиха по инерции пронеслась прямо — и перешла на трусцу. Теленок смешно трусил следом.
— Успела сфотографировать? — спросил я жену.
— Не было возможности. Она шла за нами по пятам.
— Как она из кустов выломилась, тоже не сняла?
— Знаешь, как-то не пришло в голову. Зато я елочку выбрала.
— Теперь, надеюсь, ясно, зачем я тебя прикрывал? — спросил я как последний идиот.
— Можно подумать, ты знал, что она появится.
— Она здесь живет. И на водопой все время ходит к ручью, что впадает в болото.
— Главное, все сразу такие серьезные. То шутки шутили, а то вдруг бац!.. Первый раз вижу.
— Дорогая, представляешь, если бы пришлось ее убить? Тут веселого мало. И за тебя я испугался.
— Такие все серьезные, — повторила Мэри. — И каждый норовит под локоть принять, как будто я сама до машины не дойду. Совсем не обязательно было тащить меня за руку.
— Дорогая, они просто следили, чтобы ты не споткнулась о сусличью норку или еще о какую-нибудь дрянь. Все время под ноги глядели. Носорожиха рядом была и могла в любую минуту напасть. А убивать ее нельзя.
— Откуда же вы знали, что это была мать с теленком?
— Здравый смысл. Она здесь уже месяца четыре ошивается.
— Обязательно надо ошиваться именно там, где растут наши рождественские елочки!
— Добудем мы тебе елку, не волнуйся.
— Только и знаешь, что обещать… Все гораздо лучше, когда рядом мистер П.
— Безусловно. И когда рядом Джи-Си, жизнь тоже приятна и легка. Но сейчас мы здесь одни. И вообще, давай закончим. Еще в Африке не хватало ругаться.
— А кто ругается? Я и сама не хочу. Просто не люблю, когда всякие записные остряки ни с того ни с сего становятся серьезными праведниками.
— Ты когда-нибудь видела, как убивают носорога?
— Можно подумать, ты видел.
— Нет, не видел. И не горю желанием. Кстати, мистер П. тоже не видел.
— Мне не понравилось, как все вдруг посерьезнели, будто невесть что случилось.
— Я же объясняю: все оттого, что ее нельзя убивать. Когда убивать можно, тогда совсем другая история. И потом, я же за тебя переживаю.
— А вот и не надо. Лучше переживай насчет рождественской елки.
Я почувствовал, что во мне закипает праведное возмущение, и действительно пожалел, что рядом не было П. с его умением изящно выруливать из подобных разговоров.
— Надеюсь, ты не передумал на обратном пути заехать в страну геренуков.
— Обязательно заедем. Сейчас вон там у камней свернем направо, потом через грязь у тех кустов, видишь, куда только что бабуин убежал, потом через поле на восток, до другого носорожьего водопоя. Затем возьмем на юг к старой маньятте — и мы у геренуков.
— Здорово, конечно, — сказала она, — но я все равно скучаю по Отцу.
— Я тоже.
В детстве у всех есть волшебная страна, а потом мы вырастаем — и помним ее до самой смерти; даже иногда возвращаемся туда во сне. Страна эта прекрасна, как бывает прекрасна летняя ночь, когда ты еще ребенок, и в реальности туда вернуться невозможно, как ни старайся, однако с заходом солнца к самым счастливым из нас приходят правильные сны, и невозможное становится возможным.
В Африке мы жили на опушке дремучего леса под сенью огромных деревьев, покрытых шипами, на берегу реки, впадающей в тихое болотце, у подножия грандиозной горы: практически в волшебной стране. По возрасту мы давно уже были взрослыми и к проявлениям детства относились с презрением, хотя вели себя во многом как дети.
— Прекрати ребячиться, дорогая.
— Сам прекрати! Папочка нашелся.
Что ни говори, а хорошо иногда пожить в таких условиях, когда точно знаешь, что никто из твоего окружения не скажет: «Ты взрослый человек, веди себя серьезно, прояви уравновешенность».
Африка, эта древнейшая из земель, всех своих гостей, за исключением профессиональных захватчиков и браконьеров, превращает в детей. В Африке не услышишь, чтобы кто-то кому-то говорил: «Пора взрослеть». Здесь и люди, и животные, прожив на свете год, становятся на год старше, а некоторые на год опытнее. Те, чья жизнь короче, учатся быстрее. Молодая газель к двум годам уже взрослое, серьезное и уравновешенное существо. Она и после первых четырех недель весьма серьезна и уравновешенна. Здешние люди — вечные дети по сравнению со своей землей, и, как в армии, старшинство и маразм идут рука об руку. Детство в душе — это не зазорно. Наоборот, почетно. При этом ты всегда должен оставаться мужчиной. Драться старайся на выгодных для себя условиях, но если припрет, то дерись вопреки любому раскладу и без мысли о конце. Уважай племенной закон, соблюдай его по мере сил, а если сил не хватит, с достоинством прими наказание. И никто никогда не упрекнет тебя за детскую чистоту, детскую честность и благородство.
Остается загадкой, зачем Мэри понадобилось убивать геренука. Самцы этих странных длинношеих газелей наделены тяжелыми изогнутыми рогами, выступающими далеко вперед. Мясо их приятно на вкус, однако мясо газели Томпсона или импалы не в пример вкуснее.
