Шолом Алейхем - Тевье-молочник
– Нет! - не соглашаются они. - Мы хотим от вас самих услышать, реб Тевье! Не бойтесь! Вам за это, упаси господи, головы не снимут.
"Как быть? - думаю. - Скверно: сказать целковый, - обидно, а вдруг можно два получить. Сказать два, - боязно: посмотрят, как на сумасшедшего, за что тут два рубля?"
– Трешницу!.. - сорвалось у меня с языка, и все так расхохотались, что я чуть сквозь землю не провалился.
– Не взыщите! - говорю я. - Быть может, я не то сказал. Конь о четырех ногах, и тот спотыкается, а уж человек с одним языком и подавно...
А те еще пуще смеются. Прямо за животики хватаются.
– Довольно смеяться! - сказал хозяин и, достав из бокового кармана большой бумажник, вытащил оттуда - сколько бы вы подумали к примеру? А ну, угадайте! Десятку! Красненькую, огненную, - чтоб я так здоров был вместе с вами! - и говорит: - Это вам от меня, а вы, дети, дайте из своих, сколько найдете нужным...
Словом, что тут говорить! Полетели на стол пятерки, и трешницы, и рублевки - у меня руки и ноги дрожали, думал - не выдержу, в обморок упаду.
– Ну, чего же вы стоите? - обращается ко мне богач. - Заберите ваши деньги и езжайте с богом к жене и детям.
– Воздай вам бог сторицею! - говорю. - Пусть у вас будет в десять, в сто раз больше! Всего вам хорошего и много-много радости!
И стал обеими руками сгребать деньги и, не считая, - где тут считать! совать бумажки во все карманы.
– Спокойной вам ночи! - говорю. - Будьте здоровы и дай бог счастья вам, и детям вашим, и детям детей ваших, и всему вашему роду!
Направляюсь к телеге. Но тут подходит ко мне жена богача, та, что в шелковом платке, и говорит:
– Погодите-ка, реб Тевье. От меня вы получите особый подарок. Приезжайте, с божьей помощью, завтра. Есть у меня бурая корова. В свое время была корова хоть куда, двадцать четыре кружки молока давала. Да вот сглазили ее, и она перестала доиться... То есть она доится... То есть она доится - но молока не дает...
– Дай вам бог долголетья! - отвечаю. - Можете не беспокоиться! У меня ваша корова будет и доиться и молоко давать. У меня старуха большая мастерица: из ничего лапшу крошит, из пяти пальцев затирку варит, чудом субботу справляет и колотушками ребят укладывает... Извините, - говорю, - если лишнее сболтнул. Спокойной вам ночи, всего хорошего и будьте мне всегда здоровы и счастливы!
Вышел во двор к своему возу, хватился лошаденки, - нет лошаденки! Ах ты, горе мое горькое! Гляжу во все стороны, - вот ведь беда! - нету, и все тут!
"Ну, Тевье, думаю, попал ты в переплет!" И приходит мне на память история, которую я вычитал как-то в книжке, о том, как нечистая сила заманила набожного человека в какой-то дворец за городом, накормила, напоила его, а потом оставила его с глазу на глаз с какой-то женщиной. А женщина эта обернулась диким зверем, зверь - кошкой, а кошка - чудовищем... "Смотри-ка, Тевье! говорю я себе. - А не водят ли тебя за нос?"
– Что это вы там копошитесь? Чего ворчите? - спрашивают меня.
– Копошусь... - говорю я. - Горе мне и всей моей жизни! Беда со мной приключилась: лошаденка моя...
– Лошадка ваша в конюшне, - отвечают мне. - Потрудитесь зайти на конюшню!
Захожу, смотрю: и правда, честное слово! Стоит, понимаете ли, моя молодица среди господских лошадей и с головой ушла в еду: жует овес на чем свет стоит, аж за ушами трещит!
– Слышь ты! - говорю я ей. - Умница моя, домой пора! Сразу набрасываться тоже нельзя! Лишний ус, говорят, впрок нейдет...
В общем, еле упросил ее, запряг, и поехали мы домой, довольные и веселые. Я даже молитву праздничную запел. А лошаденку и не узнать, будто в новой шкуре. Бежит, кнута не дожидаясь. Приехал я домой уже поздненько, разбудил жену.
– С праздником, - говорю, - поздравляю тебя, Голда!
– Что еще за поздравления? - рассердилась жена. - С какой такой радости? С чего это на тебя такое веселье нашло, кормилец мой хваленый? Со свадьбы, что ли, приехал или с рождения, добытчик мой золотой?
– Тут тебе все вместе - и свадьба и рождение! Погоди, жена, сейчас увидишь клад! - говорю я. - Но прежде всего разбуди детей, пусть и они, бедняги, отведают егупецких разносолов...
– То ли ты сдурел, то ли спятил, то ли рехнулся, то ли с ума сошел? Говоришь, как помешанный, прости господи! - отвечает мне жена и ругается, осыпает меня проклятьями, как полагается женщине.
– Баба, - говорю я, - бабой и останется! Недаром Соломон-мудрый говорил, что среди тысячи жен он ни одной путной не нашел. Хорошо еще, что нынче вышло из моды иметь много жен...
Вышел я, достал из телеги все, что мне надавали, и расставил на столе. Моя команда, как увидела булки, как почуяла мясо, - налетели, горемычные, словно голодные волки. Хватают, руки дрожат, зубы работают... Как в писании сказано: "И вкушали..." А значит это - набросились, как саранча! У меня даже слезы на глаза навернулись...
– Ну, рассказывай, - обращается ко мне жена, - у кого это была трапеза для нищих или пир какой?.. И чему ты так радуешься?
– Погоди, - говорю, - Голда, все узнаешь. Ты взбодри самоварчик, усядемся все за стол, выпьем по стаканчику чаю, как полагается. Человек живет на свете всего только один раз, не два. Тем более сейчас, когда у нас есть своя корова на двадцать четыре кружки в день, - завтра, бог даст, приведу ее. А ну-ка, Голда, - говорю я и достаю из всех карманов ассигнации. - А ну-ка, попробуй угадай, сколько у нас денег?
Посмотрел я на свою жену, - стоит бледная как смерть и слова вымолвить не может.
– Бог с тобой, Голда-сердце, - говорю я, - чего ты испугалась? Уж не думаешь ли ты, что я украл или награбил эти деньги? Фи, постыдись! Ты столько времени жена мне. Неужели ты могла подумать обо мне такое? Глупенькая, это деньги, честно заработанные, добытые собственным моим умом и трудами. Я спас, - говорю, - двух человек от большой опасности. Если бы не я, бог знает, что было бы с ними!
Словом, рассказал я всю историю от начала до конца, и принялись мы вдвоем считать и пересчитывать еще и еще раз наши деньги. Там оказалось ровным счетом дважды по восемнадцать[2] и один лишний, а в общем вы имеете не больше и не меньше, как тридцать семь рублей!..
Жена даже расплакалась.
– Чего же ты плачешь, глупая женщина?
– А как же мне не плакать, - отвечает она, - когда плачется? Сердце переполнено, и глаза - через край. Вот тебе бог, - говорит, - предчувствовала я, что ты приедешь с доброй вестью. Уж я и не припомню того времени, когда бабушка Цейтл, мир праху ее, мне во сне являлась. Сплю это я, и вдруг снится мне подойник, полный до краев. Бабушка Цейтл, царство ей небесное, несет подойник, прикрывая его фартуком от дурного глаза, а ребята кричат: "Мама, мони!"
– Ты погоди, душа моя, торопиться, не забегай вперед! - говорю я. - Пусть твоя бабушка Цейтл блаженствует в раю, а будет ли нам от нее какая-нибудь польза, не знаю. Но если господь бог мог совершить такое чудо, чтобы мы имели корову, так уж, наверное, он постарается, чтобы корова эта была коровой. Ты лучше посоветуй мне, Голда-сердце, что делать с деньгами?
– Лучше скажи мне ты, Тевье, что ты собираешься делать с такими деньгами?
– Нет, - говорю я, - ты, ты скажи, как ты считаешь, что мы можем сделать с таким капиталом?
И стали мы думать, прикидывать и так и эдак, долго ломали себе голову, перебирали все промысла на свете. И чем только мы в эту ночь не промышляли! Покупали пару лошадей и тут же их перепродавали с большой прибылью; открывали бакалейную лавочку в Бойберике, наскоро распродавали весь товар и тут же открывали мануфактурную торговлю; покупали лесной участок, с тем чтобы получить за него отступные и уехать; пытались взять в откуп коробочный сбор[3] в Анатовке; собирались давать деньги в рост...
– С ума сошел! - рассердилась жена. - Хочешь растранжирить деньги и остаться при одном кнутовище?
– А ты думаешь, торговать хлебом и потом обанкротиться лучше? Мало ли народу, - говорю, - нынче разорилось на пшенице? Поди послушай, что творится в Одессе!
– Сдалась мне твоя Одесса! - отвечает она, - Мои деды и прадеды не бывали там, и дети мои тоже не будут, покуда я жива и на ногах держусь.
– Чего же ты хочешь? - спрашиваю я.
– Чего мне хотеть? - говорит она. - Я хочу, чтобы ты не был дураком и не говорил глупостей.
– Ну, конечно! - отвечаю я. - Теперь ты умная... У кого сто рублей, тот всех умней! Богатство еще только на примете, а уж умней его и нет на свете!.. Всегда так бывает!
Словом, мы несколько раз ссорились, тут же мирились и порешили, наконец, к обещанной мне бурой корове прикупить еще одну, дойную, которая дает молоко...
Вы, конечно, спросите: почему корову, почему не лошадь? На это я могу ответить: а почему лошадь? Почему не корову? Бойберик, понимаете, - такое место, куда летом съезжаются все егупецкие богачи, а так как егупецкие богачи с детства приучены, чтобы им прямо ко рту подносили и мясо, и яйца, и кур, и лук, и перец, и всякую всячину, - почему же кому-нибудь не взяться доставлять им к столу сыр, сметану, масло и тому подобное? Покушать егупчане любят, а деньги для них - трын-трава, значит, можно и товар легко сбыть и заработать неплохо. Главное, чтоб товар был хорош. А такого товара, как у меня, вы и в Егупце не сыщете. Дай боже, мне вместе с вами столько счастья, сколько раз очень почтенные господа, даже христиане, упрашивали меня привозить им свежий товар:
