На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Полежи, тебе надо успокоиться, – мягко сказал он.
– Не хочу лежать и успокаиваться! Я должен сделать заявление…
Не успел я осуществить свое намерение, как дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошла незнакомая женщина, на вид – весьма рассерженная. Она шипела и фыркала на ходу.
– Просто сумасшедший дом! – восклицала она. – Никакого терпения с ними не хватит! Ребенок и без того избалован дальше некуда.
Высокая и костлявая, где-то между средним и полутяжелым весом, она с успехом могла бы сойти за старшую надзирательницу в какой-нибудь женской тюрьме. Однако Б. К. Буруош не подтвердил моих предположений, назвав ее мисс Бринкмайер, и я понял, что это та самая Беула, которую так не любил юный Джо.
– Кажется, наш малыш чувствует себя неплохо, мисс Бринкмайер, – сказал дантист.
Его любезные слова были встречены резким фырканьем, выражавшим отвращение и презрение. Я понял, почему малыш Кули недолюбливал эту особу. Мне она и самому не нравилась. Ей не хватало того трудно определимого качества, которое обычно называют обаянием.
– Разумеется, неплохо! С какой стати ему чувствовать себя иначе?
Б К. Буруош любезно заметил, что всегда беспокоится, пользуясь веселящим газом, однако она лишь распалилась еще больше.
– Что за чушь! Еще газ какой-то… Когда я была девочкой, никто и не слыхивал ни о каком газе! Отец обматывал мне зуб ниткой, другой конец привязывал к двери сарая и захлопывал ее. Вот и все, и никаких газетчиков. Столько шума из-за ничтожного маленького зуба, который, к тому же, никогда бы не заболел, если бы кое-кто не ел тайком конфеты, хотя знает прекрасно, что написано во втором пункте статьи «Б» его контракта. Я еще разберусь с этими конфетами! Кто-то их ему подсовывает, и я узнаю кто! Этот мальчишка изворотлив, как целая стая обезьян…
Во мне росло раздражение. Я погрузился в размышления о своих невероятных проблемах, а резкий визгливый голос женщины вторгался в них, словно скрежет пилы.
– Помолчите! – бросил я, отмахнувшись.
– Что-о?
– Я сказал, помолчите. Невозможно думать под вашу трескотню. Дайте, наконец, сосредоточиться!
Б. К. Буруош вежливо хихикнул, хотя я вовсе не собирался переводить разговор в юмористическую плоскость. Мисс Бринкмайер побагровела и тяжело задышала.
– Снять бы с тебя штаны да выпороть хорошенько…
Я остановил ее холодным жестом.
– Оставайтесь, пожалуйста, в рамках приличий!
В этот момент мне кое-что пришло в голову, и ситуация осветилась с несколько другой стороны. Что там говорил малыш Джо о своих планах на будущее, когда он вырастет? Видит бог, теперь он подрос более чем достаточно. Наша ветвь семьи всегда отличалась крупным телосложением, и я в ней – не из худших. Занимаясь боксом в Кембридже, весил все девяносто без одежды.
Мне в первый раз за долгое время захотелось рассмеяться.
– Я бы вам посоветовал, – сказал я с улыбкой, – прежде чем угрожать другим, позаботиться о себе. Вашему положению не позавидуешь. Мститель уже идет по следу. Трудно сказать, когда он нанесет удар, но однажды ваша физиономия серьезно пострадает, я обещаю.
Б. К. Буруош озабоченно нахмурился.
– Надеюсь, я не переусердствовал с газом, – пробормотал он. – Не нравится мне все это… Похоже на бред. Мальчик ведет себя странно с тех пор, как очнулся.
Бринкмайерша с презрением отвергла его опасения.
– Ерунда! Бред, еще чего выдумали… Да он просто дурака валяет!
– Вы думаете? – поднял брови дантист.
– Ну конечно! Вам когда-нибудь приходилось присматривать за дерзким, высокомерным, распущенным сорванцом, который привык считать себя пупом земли только потому, что всякие идиотки расталкивают друг друга, чтобы его увидеть, и восторгаются, какой он хорошенький и невинный?
Б. К. Буруош вынужден был признать, что подобного опыта не имеет.
– Ну а я, – подбоченилась она, – вожусь с ним целый год и успела изучить все его повадки!
Опасения дантиста понемногу рассеивались.
– Так вы полагаете, что для беспокойства нет причины?
– Ни малейшей.
– Ну что ж, вы меня успокоили, а то мне казалось, что он немного не в себе.
– Такой, как всегда. К сожалению.
Я расхохотался.
– Забавно. По иронии судьбы, именно что не в себе, точнее не скажешь! – И решив не упускать предоставившуюся возможность, продолжал: – Мадам, и вы, Б. К. Буруош, прошу вас приготовиться к небольшому сюрпризу. Вряд ли я сильно ошибусь, если предположу, что мое заявление весьма вас удивит…
– Ну вот, опять!
– Как сказал великий Шекспир, на свете бывает много такого, что нашим мудрецам и не снилось. Подобный курьез как раз и приключился только что в этом самом кабинете. Вам, без сомнения, будет интересно узнать, что в результате непредвиденного короткого замыкания в четвертом измерении…
– Прекрати молоть ерунду! Пошли.
– Погодите, я должен сделать заявление. Итак… в результате, как я уже сказал, какой-то неполадки в четвертом измерении – заметьте, я говорю о четвертом, но оно с таким же успехом может оказаться и пятым, я не слишком силен в измерениях…
– Если сейчас же не замолчишь, то узнаешь, в чем я сильна, клянусь честью! Никакого терпения не хватит с этим мальчишкой. Идем, говорю!
И мы пошли. Если вы считаете это слабостью с моей стороны, то скажу только, что если бы Беуле Бринкмайер вздумалось схватить за руку монумент Альберта и дернуть как следует, он пошел бы с ней как миленький. Я вылетел из кресла, как пробка из бутылки, попавшей в руки опытного дворецкого.
– Ладно, – вздохнул я, мирясь с неизбежностью. – Пока-пока, Буруош!
Признаться, я не очень-то и сожалел, что мое заявление было так бесцеремонно прервано. Здравый смысл наконец-то вернул себе бразды правления, помешав мне окончательно выставить себя идиотом. Ведь если из всех этих историй об обмене душами и можно извлечь какой-нибудь урок, то он заключается в том, что любые заявления в подобной ситуации неуместны. В них нет никакого проку. Бессмысленное сотрясение воздуха. Герои каждый раз пытаются их делать, и никто не верит ни единому слову. Мне следовало избрать другой путь: хранить холодное молчание, воздерживаясь от любых попыток привлечь внимание общественности. Как ни тягостно скрывать то, о чем так много можешь сказать, сдержанность в моем положении – лучшая политика.
Ограничившись в результате лишь предупреждением, что если она будет так дергать, то меня вырвет, я проследовал за мисс Бринкмайер к двери. Вид у меня был, признаюсь, не слишком оживленный. Меня томили дурные предчувствия. Чего, скажите, можно было ожидать от жизни в обществе этой жуткой старушенции? Сравнив ее с Симоном Легри, малыш Кули проявил себя недюжинным знатоком человеческой природы. Впрочем, без капитана Блая с «Баунти» тут, на мой взгляд, тоже не
