Илья Штемлер - Архив
– Где вы брали пельмени? – подозрительно спросила Майя Борисовна. – В гастрономе у вокзала? Или на Речном проспекте?
– На Речном, – ответила Чемоданова.
– Тогда еще ничего. Люди брали у вокзала, имели неприятности с животом. Даже по телевизору удивлялись, – Майя Борисовна умолкла, прислушалась. – Кажется, звонят в дверь? Именно к вам.
И Чемоданова слышала три коротких нервных звонка. Неужели нагрянул Янссон? Не прошло и часа. Тем более Чемоданова не привела себя в порядок. Растерянность и недовольство отразились на ее лице.
– Пригласите человека ко мне. Пусть посидит, остынет, пока вы причепуритесь, – предложила вслед Майя Борисовна. – Найдется и стакан чая с вареньем.
Чемоданова шла по коридору, клацая бигуди, точно кастаньетами. Скажу, пусть погуляет по улице. И все! Не терплю нахалов… А не послать ли вообще этого типа куда подальше? А?! Так и сделаю, клянусь матерью. И все, все! Как ни странно, клятва ее успокоила, придала поступку уверенность единственного и обдуманного решения.
– Кто?! – спросила она, радуясь тому, что не испытывает сейчас к Янссону ни малейшего влечения, и слава богу.
И услышала в ответ голос Шурочки Портновой.
Портнова ввалилась не одна, а со своим Вовкой, мальчишкой лет пяти, крикливым и непоседливым. К тому же плаксой…
– Что ты на меня так смотришь?! – воскликнула Портнова, едва приоткрылась дверь. – Мы же договорились.
Вовка, живо работая локоточками, ужом пролез в щель между Чемодановой и дверным стояком и с воем дунул вдоль коридора, словно за ним гнались псы.
– Куда его понесло? – всплеснула руками Портнова.
– Тебя надо спросить, – едва разжала губы Чемоданова.
– А-а… Черт с ним! – решила Портнова. Вошла в прихожую и принялась подпрыгивать, стаскивая с плеч свой невзрачный плащишко. При этом на всю прихожую раздавались щелчки и скрежет. – Представляешь? Меня собирались уволить с работы!
Заявление было столь неожиданным, что Чемоданова на миг растеряла все недовольство. Портнова прошла в комнату и тотчас повалилась в кресло, старое, скрипучее, с продавленным сиденьем. Она любила это кресло. «В нем спокойно, – объясняла она свою привязанность. – Можно списать на кресло хруст моих костей». А кости и впрямь хрустели у нее на удивление громко. Болезнь какую-то перенесла, вся смазка стерлась…
– Ты помнишь шухер, что поднял Толька Брусницын? – спросила Портнова. – В магазине «Старая книга». Из-за писем графа Строганова… Наша Софочка рвала и метала. Наконец нашла где-то у Нижнего рынка квартиру человека, от которого шли круги. Явилась с милицией, учинила допрос. Тот испугался и указал на своего товарища, который работает в ксерокопировальной лаборатории, – Портнова умолкла, прислушиваясь к звукам, что доносились из глубины квартиры.
– Тихо пока, тихо, – Чемодановой не терпелось услышать продолжение истории. – Наверно, Майя Борисовна затащила твоего змееныша к себе. Она любит живность.
– Короче говоря, Софочка установила, что это я отвозила в лабораторию документы на копирование. И почему-то не зарегистрировала эти сучьи письма. Словом, повесила на меня всех собак. И потребовала, чтобы я написала заявление об уходе. Ну?! Как тебе это нравится? У меня, понимаешь, Вовка на руках. А ей хоть бы хны!
– Не имеет права! – горячо воскликнула Чемоданова. – У тебя ребенок. И ты без мужа!
Ребенок появился у Портновой как память об одной архивной подёнке. Довольно выгодной – предложили описать архив алюминиевого завода, где-то на Урале, обещали щедро заплатить. Чемоданова из-за старушки своей отказалась, а Портнова взяла отпуск, плюс прихватила за свой счет, и поехала. Бумаг оказалось много, но в основном макулатура. Пронумеруй первый да последний лист – и готово. Работа шла к концу, когда ее подрядил архиерей местной епархии привести в порядок архив. Портнова увлеклась. Благо она неплохо читала старые рукописи, без долгой раскачки входила в почерк. Хорошо знала титулы, бегло перескакивала всякие сокращения. Легко составляла описи… Но подоспели холода, а церковь не отапливалась. Заглядывала греться к дьячку, бывшему военному летчику. Ему и перекачала весь свой заработок с алюминиевого завода плюс доход от епархии. На водку и закуску. Еле вырвалась от своего летчика-дьячка. Позвонила Чемодановой, просила одолжить денег на обратный билет. А в срок родила Вовку. Хотела было алименты получить или помощь какую-нибудь. Это ж не шутка – мальчишку поднимать одной, при своем архивном обеспечении… Но дьячок отказался, так и прокричал в телефон, что церковь у нас отделена от государства, а он, стало быть, не подчиняется мирским законам. И вообще, у него самого за душой ни копейки, если можешь, помоги, христа ради, бедствую… Послала ему Портнова семнадцать рублей и сожгла листочек с адресом. Потащила она своего Вовку через поликлиники, ясли да детские сады. От всей этой жизни заболела ревматизмом, подлечилась, но стала хрустеть, порой до неприличия. Худая, жилистая, с фигурой профессионала-баскетболиста, Портнова вряд ли рассчитывала устроить свою жизнь, да еще с мальчиком. Но иногда нет-нет да светлело ее замкнутое лицо, хорошело, видно, вспоминала своего бедолагу, бывшего летчика, да непотребные ночи в его жалкой халупе, под баян.
– Ну и что? – спросила Чемоданова. – Кажется, ты не очень печальна при таких неприятностях.
– В том-то и дело, – Портнова сцепила на коленях пальцы и горбом согнула спину, под линялой кофтой проступили бугорки позвоночника. – Вчера я не находила себе места. А сегодня вечером вызывает меня Софочка… это после вчерашнего раздолбона… и заявляет, нехотя так, через силу. Сама смотрит в окно, точно стыдится… Говорит, вот что Шура, давай забудем вчерашний инцидент. Работай как работаешь. И добавляет – только никому не рассказывай. И еще раз повторила – никому, ничего… Ну?
– Что ну? – переспросила Чемоданова.
– Как тебе это нравится? Вчера с криком увольняла, а сегодня уговаривает никому не рассказывать о хищении документов и продаже через букинистов. И кто? Софочка! Которая ради архива может черту душу заложить.
Чемоданова повернулась к зеркалу и принялась стягивать бигуди. Сейчас ей вовсе не хотелось рассуждать о загадочных порывах Софьи Кондратьевны Тимофеевой. До прихода Янссона оставалось меньше часа, а надо привести себя в порядок, да и комнату освежить не мешает… Она присела на пуфик и всем корпусом обернулась к Портновой. Глаза выражали недоумение.
– А что сама ты думаешь? – тихо, словно их подслушивали, спросила Чемоданова.
Портнова пожала плечами и проговорила через долгую паузу:
– На тебя надеюсь… Ты так не выносишь Софочку, что эта неприязнь может подсказать правильный ответ.
– Или наоборот, – усмехнулась Чемоданова. – Какая тебе разница? Отвязалась от тебя Софочка, ну и ладно.
Портнова вскочила с кресла и заметалась по комнате. Высокая и плоская, от возбуждения она казалась еще более несуразной, словно на стиральную доску натянули старенький свитер.
– При чем тут это? – нервничала Портнова. – В архиве огромные ценности, сама знаешь. Для всяких шахер-махеров, связанных с коллекционерами. А тут я! Подниму скандал. Кому-то этот скандал ни к чему. Понимаешь?
Чемоданова смотрела на Портнову и с укоризной качала головой.
– Ты в своем уме? Неужели Софочка связана с жуликами?
Портнова остановилась над сидящей подругой. Черные нерасчесанные волосы Чемодановой волнами покрывали голову и сверху казались крупным каракулем.
– Ну… не впрямую с жуликами, – проговорила Портнова. – Просто ей посоветовали не раздувать кадило.
– За деньги, – подхватила Чемоданова.
– А почему нет? Ну почему нет?! – волновалась Портнова. – В жизни такое встретишь, ни один фантазер не придумает… А потом будем таращить глаза и признавать, что прохлопали.
– Сумасшедшая! – Чемоданова и сама вдруг разуверилась. Да, она не любила Софочку. Но ни на миг не сомневалась в ее порядочности. – Сумасшедшая… Графа Строганова оценили в тридцать пять рублей. Ну, так хотел заработать этот тип из ксерокопировала, подставил тебя, стервец… А ты заговор усмотрела. У тебя мания величия… Нашла с чем ко мне являться.
– С кем же мне советоваться, если не с тобой? – с обидой произнесла Портнова. – Сама ведь позвала.
Чемодановой было жаль подругу, вечно та влипала в какую-то историю.
– Шурочка, я жду гостя, понимаешь. Получилось неожиданно, понимаешь.
– Вот оно что? – расплылась Портнова. – Так бы и сказала.
– Я и говорю, – Чемоданова решала, с чего начинать, ведь осталось совсем мало времени до прихода Янссона.
– Тогда другое дело. Понятно… А когда он явится?
– Минут через сорок. У меня еще миллион дел.
– Все! Понимаю! Все! Дай я тебе помогу, – Портнова загорелась. – Приберу комнату, кругом такой кавардак, неудобно даже. А ты займись собой. Через полчаса я исчезну, засекай время, растворюсь, как с белых яблонь дым. Всё, всё! Начинаю. – И, не дождавшись согласия, Портнова поспешила в коридор за всем необходимым для быстрой уборки. Она знала эту квартиру, как свою. Нередко заходила просто так, послушать пластинки. Больше всего их объединяла музыка, в которой Портнова знала толк… Долгие годы Портнова работала у Шереметьевой, в отделе использования, потом, соблазненная более высокой зарплатой, ушла к Тимофеевой, в отдел хранения, как-никак пятнадцать рублей в месяц не пустяк.
