Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)
— Топи на полную! — крикнул он вниз, а затем спустился на один пролет, чтобы наверняка быть услышанным. — Чтобы нагрелось быстрее, кидай в огонь сразу всю… — тут он запнулся, забыв, как будет по-английски «щепа для растопки», — кидай в огонь все деревяшки!
Он поспешил обратно в лабораторию, снова войдя туда на цыпочках. Лопнули еще две колбы у северного окна; однако рука его, скользнув по батарее, уже ощутила первые признаки потепления. Сняв пальто и пиджак, он заткнул ими щели в самом проблемном окне, а затем включил переносной электрический обогреватель и вообще все электроприборы, имевшиеся в лаборатории. Совершая эти манипуляции, он периодически замирал и тревожно прислушивался, но резкий предсмертный треск стекла более не прозвучал ни разу. К тому времени, когда он изолировал пять лопнувших колб и проверил степень замерзания остальных, от батарей шел ощутимый поток тепла.
Он продолжал уже машинально перемещаться по комнате, пытаясь унять дрожь в руках, когда с нижней лестничной площадки донесся голос Ноэль, а вскоре она появилась в дверях, сопровождаемая Долорес Юм, — обе были обмотаны шарфами по самые уши для защиты от холода.
— Вот ты и нашелся, Рене! — бодро приветствовала его Долорес. — Мы трижды звонили сюда и еще по всему городу. Предложили Ноэль остаться у нас на ужин, но она все твердит, что ты будешь волноваться. Что там у вас за история с расписанием? Боитесь опоздать на поезд?
— О чем это ты? — пробормотал он, еще не оправившись от всех потрясений. — Ты хоть представляешь, Долорес, что случилось в этой комнате?
— Тут очень холодно.
— Вода в колбах замерзла. Еще немного — и мы потеряли бы их все!
Далеко внизу с грохотом захлопнулась дверца топки, и чуть погодя на лестнице послышались шаги сторожа.
Рассерженный безразличной реакцией на его последние слова, Рене повторил с нажимом:
— Мы чуть не потеряли их все!
— Ну а поскольку этой трагедии не случилось… — Долорес сфокусировала взгляд на произвольно выбранной точке среди блестящих колб в дальнем конце недавнего поля битвы, — и поскольку мы все здесь, я хочу сказать тебе кое-что — полагаю, не менее важное, чем эти твои стекляшки. Есть нечто воистину прекрасное в образе вдовца, который заботится о маленькой дочке, защищает ее и воспитывает. И я думаю, что столь прекрасный образ не следует так легкомысленно разрушать.
Во второй раз за этот день Рене начал это движение — руки его резко взметнулись вверх, — но если в прошлый раз он лишь слегка растянул запястья, то сейчас, совсем не владея собой, рисковал уже вывихнуть кисти.
— У меня нет ответа на этот вопрос, — простонал он. — Послушай, Долорес, ты должна почаще приходить в мою лабораторию. Возможно, ты увидишь нечто воистину прекрасное и в платиновом электроде.
— Меня заботит только судьба Ноэль, — невозмутимо ответила Долорес.
И в этот момент на пороге показался сторож, черты лица которого были едва различимы под толстым слоем угольной пыли. Ноэль оказалась первой, кто узнал в этом стороже Бекки Снайдер.
IV
И вот при таких, не согласованных ни с одним расписанием обстоятельствах миру было объявлено о помолвке Рене и Бекки — мир в данном случае был представлен в лице миссис Долорес Юм. Но для Рене даже это событие было отодвинуто на задний план рассказом Бекки о том, как первая колба лопнула при ее появлении в лаборатории; как она вспомнила о том, что вода расширяется при замерзании, и догадалась об опасности; как она за три четверти часа до его прихода начала растапливать котельную в подвале (оказывается, она имела опыт подобной работы у себя в Бингэме пару лет назад — «просто так, от нечего делать»).
Долорес приняла эту новость весьма благосклонно, однако не преминула посетовать на то, что ей будет затруднительно узнавать Бекки, если они всякий раз будут встречаться в столь экстремальных условиях.
— Подозреваю, что все это связано с неким расписанием, о котором я столько слышу в последнее время, — добавила она.
— Расписанием я затопила печь, — сказала Бекки и, заметив, как Рене подпрыгнул на месте с исказившимся от ужаса лицом, поспешила внести ясность. — Не тем, что с записями на обороте, — оно осталось на сиденье в машине.
— Для меня это уже слишком, — призналась Долорес. — Думаю, сегодня вы все здесь и заночуете — возможно, в колбах.
Ноэль сложилась пополам от смеха.
— А почему бы и нет? Загляни в расписание, папа, — нет ли там такого пунктика?
Больше чем просто дом[43]
I
К подобного рода сценкам Льюис успел привыкнуть, уже порядком поварившись в этом соку. Ты поднимаешься на крыльцо и входишь в холл очередного особняка — иногда узкий, в новоанглийском колониальном стиле, а иногда относительно просторный. Встречая тебя, хозяин дома говорит своей супруге: «Клэр… — или „Вирджиния“, или просто „дорогая“ —…познакомься с мистером Лаури». Жена говорит: «Как поживаете, мистер Лаури?» — а Лью в ответ: «Как поживаете, миссис Такая-то?» Затем хозяин предлагает: «Как насчет бокала коктейля?» — и Лью, подняв брови домиком, отвечает: «С удовольствием» — этаким особым тоном, подразумевающим: «Ах, как вы гостеприимны, как внимательны и любезны!» Эти бутерброды на шпажках — просто чудо! «Мм! Мадам, а это что? Сыр с плесенью? Очень жаль, что он у вас подпортился».
Такие сбои еще случались, но Лью понемногу шел в гору, обзаведясь шестью новыми костюмами на любой случай жизни и все увереннее вписываясь в приличное общество. Он удостоился членства в солидном клубе и уже присмотрел себе очень стильные холостяцкие апартаменты с множеством решетчатых дверей из кованого железа (даже на лестничных пролетах — словно он был несмышленым ребенком, могущим нечаянно скатиться вниз). Но затем вышло так, что он спас жизнь девушке из семейства Гюнтер, и это повлекло за собой существенные перемены в его эстетических пристрастиях.
Случилось это в 1925 году, еще до испано-американской… хотя нет, та война была раньше,[44] но это случилось до многих других, не менее важных вещей. На станции сестры Гюнтер умудрились выйти из вагона не в ту сторону и шагали под ручку прямо по путям, когда за спиной Аманды показался быстро приближающийся маневровый паровоз. Аманда была девушкой высокой, золотоволосой и полной достоинства, а паровозик был коренаст, чумаз и нагло-напорист. Впрочем, Лью некогда было прикидывать шансы обоих при столкновении; в прыжке он дотянулся до Джин, которая была ближе к нему; обе сестры, вздрогнув от неожиданности, крепче вцепились друг в дружку, и Лью выдернул Аманду с рельсов в самый последний миг, так что поршень паровоза задел край ее плаща.
И вот это происшествие в конечном счете обусловило пересмотр вкусов Льюиса Лаури касательно архитектуры и интерьеров. В доме Гюнтеров ежедневно в половине пятого подавали чай, горячий либо со льдом, а к чаю — кексы, имбирные пряники и свежеиспеченные булочки. Попав туда впервые, он чувствовал себя неловко из-за навязанного ему героического статуса, но это длилось всего пять минут. Затем он узнал, что во время Гражданской войны бабушка девиц Гюнтер была спасена ее собственной бабушкой из горящего дома в округе Монтгомери; что их отец однажды спас в море десять человек и был представлен к медали Фонда Карнеги; что, когда Джин была еще совсем маленькой, один мужчина спас ее от неожиданно мощной волны на линии прибоя в Кейп-Мэй, — собственно говоря, на протяжении последнего полувека все Гюнтеры кого-нибудь спасали либо были кем-то спасены, так что реальной заслугой Лью было лишь то, что он не дал прерваться этой традиции.
Чаепитие происходило на очень широкой, увитой виноградными лозами веранде («Будь я хозяином, первым делом снес бы это уродство», — сказал о веранде гостивший здесь архитектор), возведенной около 1880 года и почти полностью окружавшей большую квадратную коробку дома. Трое сестер периодически попадали в поле зрения Лью, пока он пил чай и беседовал со старшими членами семьи. В ту пору самому Лью было всего двадцать шесть лет, и ему очень хотелось получше разглядеть Аманду, но из этой троицы достаточно долго на виду оставалась только шестнадцатилетняя Бесс, тогда как две старшие находились в плотном бело-фланелевом оцеплении молодых людей.
— Тут все дело в быстроте реакции, — рассуждал мистер Гюнтер, меряя шагами соломенный коврик. — У вас была только секунда на принятие решения. Попытайтесь вы предупредить их криком — это бы не помогло. Вы успели подсознательно отметить, что они держатся друг за друга, так что, схватив одну, вы потянете за ней и другую. Одна секунда, одна мысль, одно движение. Я вспоминаю, как в тысяча девятьсот четвертом году…
— Может, мистер Лаури съест еще кусочек кекса? — спросила бабушка.
