Эптон Синклер - Король-Уголь
Хал смотрел туда же, куда и она. Груды шлака, жестянки из-под томатов. А вот двое грязных малышей миссис Замбони шарят палками в мусорной куче, может быть, ищут чего поесть или чем поиграть. Высохшая трава по обочинам дороги покрыта черной угольной пылью, — как и все в этом поселке. Ну и пейзаж! А эта девушка никогда не видела ничего более привлекательного! День за днем, всю свою жизнь она глядела только на это! Так смеет ли он хоть на миг упрекнуть ее за мрачные настроения? Какой мужчина, какая женщина, живя в подобной обстановке, может сохранить оптимизм, мечтать о красоте, стремиться к вершинам благородства, смелости и радостного служения людям? Сам воздух здесь насыщен миазмами отчаяния; это не реальное место — такое может только присниться в кошмарном уродливом сне! Это как темный глубокий колодец, преследующий сейчас воображение Хала, на дне которого мужчины и подростки умирают от удушья!
И вдруг на Хала нахлынуло желание — бежать, бежать из Северной Долины! Во что бы то ни стало — бежать! В этой обстановке все его мужество иссякло. Картина нищеты и страдании, грязи и болезней, голода, гнета и отчаяния медленно, день за днем отравляла его душу, подрывала основы его прекрасных альтруистических теорий. Да, он хочет бежать отсюда куда-нибудь, где светит солнце и зеленеет трава, где человек стоит веселый и свободный. Бежать, чтобы не видеть пыль и копоть этого мерзкого поселка; заткнуть уши, чтобы не слышать мучительных женских причитаний: «О mein Mann! О mein Mann!»
Хал посмотрел на девушку, которая сидела с неподвижным взглядом, ссутулившись и безжизненно опустив руки на колени.
— Мэри, — сказал он, — вы должны уехать отсюда! Это не место для такой сердобольной девушки. И никто здесь не выдержит…
Она печально глянула на него.
— По-моему, это я вам говорила, чтобы вы уехали, — сказала она, наконец. — С самого начала вам это твердила! Теперь вы, наверно, сами поняли почему?
— Да, я понял. Я хочу уехать. Но я хочу, чтобы вы уехали тоже.
— Вы думаете, Джо, мне это поможет? Вы думаете, мне легче станет, если я уеду? Да разве я смогу когда-нибудь забыть то, что видела сегодня? Разве после всего этого я буду по-настоящему, по-честному счастлива?
Хал пытался убедить ее, но он даже себя не мог ни в чем убедить. А сам он как будет себя чувствовать? Вернется ли к нему сознание, что у него есть право на счастье? Найдет ли он удовлетворение в легкой и удобной жизни, зная, что она оплачена этой чудовищной нищетой? И мысли его обратились к тому миру, где беззаботные любители наслаждений живут лишь для удовлетворения своих желаний. Тут он внезапно подумал, что еще больше, чем бежать отсюда, ему хотелось бы привезти этих людей сюда — хоть на день, хоть на часок, хоть на минутку, — лишь бы они услышали этот хор рыдающих женщин!
29
Мэри заставила Хала поклясться, что он не затеет ссоры с Коттоном; после этого они направились к шахте № 2. Мулов уже выгружали из клети, и начальство пообещало, что скоро начнут поднимать людей. Все обстоит отлично — ни тени опасности! Но, боясь, что Хал, несмотря на все свои обещания, может погорячиться, Мэри постаралась увести его к шахте № 1.
Здесь они застали аварийную машину, только что прибывшую из Педро с врачами и сестрами. Привезли на ней также и несколько «шлемов». Это были герметичные приборы довольно странного вида, надевающиеся на голову до плеч, с запасом кислорода примерно на час. Люди в шлемах уселись в огромную корзину, которую спустили по стволу с помощью лебедки; они то и дело дергали сигнальную веревку, давая знать находящимся наверху, что они живы. Первый, вернувшийся из этой группы, сообщил, что на околоствольном дворе лежит много людей, но, очевидно, все мертвые. Всюду стелется тяжелый черный дым, — значит, где-то в шахте пожар. И, пока не установят вентилятор, ничего нельзя предпринять. Если пустят вентилятор в обратном направлении, можно будет выкачать дым и газ и обследовать околоствольный двор.
Горного инженера штата оповестили о катастрофе, но он был болен и послал в Северную Долину одного из своих помощников. По закону на него возлагалось руководство всеми спасательными работами, но Хал обнаружил, что шахтеры ничуть не интересуются его приездом. Его долгом било предупредить катастрофу, но он не принял мер. И теперь, явившись сюда, он будет плясать под дудку Компании.
Уже стемнело, когда начали подниматься шахтеры из шахты № 2 и жены их, дожидавшиеся у выхода, бросались к ним с криками радости. Хал заметил и других женщин, чьи мужья были в первой шахте и, вероятно, никогда уже оттуда не выйдут, эти женщины глядели на чужую радость грустными, полными слез глазами. Среди поднявшихся на-гора был Джек Дэйвид, и Хал пошел проводить чету Дэйвидов домой. Всю дорогу он слушал, изучая азбуку классового сознания, как миссис Дэйвид честит Джеффа Коттона и Алека Стоуна. Маленькая женщина снова и снова потеряла изречение Алека Стоуна: «Черт с ними, с людьми, — спасайте мулов!» Она, видимо, восхищалась художественном выразительностью этой фразы! Хал заметил, что и другие люди тоже повторяют это изречение. Оно облетело весь поселок, а через несколько дней — и весь район. По общему мнению, в нем полностью отражалось отношение углепромышленников к шахтерам.
Оправившись от первого потрясения, Хал захотел понять, что все-таки произошло, и начал расспрашивать Дэйвида — серьезного и начитанного человека, всесторонне изучившего угольную промышленность. Своим спокойным, медлительным голосом Джек объяснил, что повторные катастрофы в этом районе вызваны вовсе не какими-нибудь исключительными трудностями в разработке здешних недр и не особой взрывчатостью газов или сухостью воздуха. Причина взрывов кроется в преступной небрежности начальства, упорно не выполняющего законов об охране труда. Следовало бы провести настоящий «зубастый» закон, по которому, например, за каждого погибшего в шахте, независимо от того, кто виноват в его гибели, наследники должны получить тысячу долларов. Тогда хозяева мигом принялись бы за дело и нашли бы действенные средства против «непредвиденных» опасностей!
В нынешнем же положении они знают, что, как ни велика их вина, они отделаются грошовыми подачками. Несомненно, их юристы уже здесь сейчас, и, как только извлекут первые трупы, они начнут договариваться с семьями погибших. Вдовам предложат оплатить обратный проезд на родину. Осиротевшим детям — сколько бы их ни было в семье — дадут пятьдесят, самое большее сто долларов Бери не бери, больше не получишь! Судиться бессмысленно: дело безнадежное, и ни один адвокат даже не возьмется вести его!
— Одной реформы хозяевам удалось достичь, — саркастически заключил Большой Джек, — они выбили из седла разную адвокатскую мелюзгу!
30
Наступила ночь, а за ней — второй день мучительного ожидания. Привезли вентилятор, но его еще надо было установить прежде, чем что-либо предпринять. Так как из ствола шахты продолжали подниматься тучи черного дыма, отверстие прочно закрыли досками и брезентом. Начальство утверждало, что так необходимо, но Халу это показалось страшнее страшного. Замуровать взрослых и детей в подземелье, полном смертельного газа!
Мысль о том, что эти люди очутились в ужасной западне, была особенно невыносимой. Они здесь, вот тут под ногами, но до них не доберешься и нельзя установить с ними никакой связи! Здесь, наверху, их друзья рвутся к ним, а они там, внизу, рвутся наверх. Нельзя было забыть о них ни на минуту. Внезапно среди разговора люди становились рассеянными и застывали на месте, глядя в одну точку; или вдруг какая-нибудь женщина в толпе, закрыв лицо руками, заливалась слезами, и все окружающие тотчас начинали ей вторить.
Эти две ночи мало кто спал в Северной Долине. В домах и на улицах справляли поминки. Все же приходилось кое-что делать по хозяйству, но делалось лишь самое необходимое. Детские игры оборвались. Дети стояли кучками — молчаливые, бледные, похожие на высохших старичков, сразу повзрослевшие от горя. Нервы у всех были напряжены до предела, самообладание держалось на одной ниточке.
Такая напряженность благоприятствует игре воображения и всяким слухам, она поощряет тех, кто склонен всюду искать приметы и знаменья — всяческих духовидцев, одержимых, предсказателей и прочих людей, наделенных различными таинственными способностями. Среди живших на окраине поселка нашелся кое-кто, якобы слышавший грохот под землей — несколько взрывов, один за другим. Значит, там, под землей, подают сигналы, взрывая порох.
На второй день Хал сидел с Мэри Берк на ступеньках ее домика. Старый Патрик, познав секрет забвения в кабаке О’Каллахена, валялся в комнате. По временам из соседней лачуги доносились стоны миссис Замбони. Мэри заходила туда, чтобы накормить ее детей, так как обезумевшая мать даже не замечала, что они плачут от голода. Сама Мэри была очень измучена — чудесный ирландский румянец поблек, яркие губы не улыбались. Они с Халом сидели молча — о чем еще можно было говорить, кроме катастрофы, а об этом все было сказано! Но Хал, наблюдая за Мэри, напряженно о чем-то думал.
