Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей
Поутру брели по дороге менестрели. И по очереди несли гребень, случайно упавший к их ногам. А в Оркенизе что ни вечер девушка напевала под луной у окна свою песню.
Капеллан крестил новорожденных близнецов и вышел, роженица спала, служанки болтали, старухи пряли, а в спальне появились крестные феи, которые одарили своих крестниц и с первыми проблесками рассвета стремительно исчезли из дворца, воспользовавшись каминными трубами.
Лежа в склепе, чародей размышлял о рыбах и крылатых существах. На прогалине под солнцем разлагались останки первых мертвецов, тех, что были крылатыми. На теплом могильном камне, покрытом дарами, тосковала озерная дева. Уже давным-давно не слыхала она голос Мерлина. И, оставшись в одиночестве, с грустью вспоминала те времена, когда она, неутомимая плясунья, чаровала чародея, те времена, когда она обманывала свою любовь. Озерная дева мечтала о своем подводном дворце, наполненном легким мерцанием драгоценных гемм.
В лесу появились шестеро. Это были те, что не ведают смерти.
Енох{169}Если бы мое тело умерло, я бы и весь умер. Я никогда не умирал, хотя и вернусь умереть, и мне удивительно, что ты познал смерть до смерти.
ЧародейТы явился на свет раньше меня, допотопный чародей, намного раньше меня. С тех пор все изменилось. Почему же ты не хочешь знать о том, что прошло, — потому ли, что жил всегда?
ЕнохЭпилептик, не заставляй меня ни в чем сознаваться. Не задавай вопросов. Спаситель нам обещан во времени. Ведь мы все уверены, что он вернется, не так ли?
ЧародейПочему ты спрашиваешь? Ты же меня хорошо знаешь. Да и кто, патриарх, у нас не спаситель? А может, ты и сам будешь истинным спасителем, когда вернешься умирать? Что до меня, то я был крещен.
ЕнохУвы, я не могу сказать того же. В мое время воде не придавали особого значения.
ЧародейНе выводи меня из себя, блаженный и лукавый старик! Оставь меня в покое…
Енох…До тех пор, пока твои рассыпавшиеся кости не восстанут вновь!
ИлияЭй, ясновидец, что ты обо мне думаешь?
ЧародейГермафродит{170}! Несправедливо, что ты бессмертен.
ИлияВиршеплет! Не волнуйся, я умру, как все гермафродиты. Тебя же не воскресят и пятнадцать знамений Страшного суда{171}.
ЧародейТы плохой прорицатель.
ИлияЧеловек! Клянусь, ты слишком уповаешь на гниение.
ЧародейОшибаешься! Я предпочел бы, чтоб меня сожгли, и было бы совсем хорошо, если бы сожгли и тебя.
ИлияЯ не труп, а прославленный пророк.
ЧародейТы всего лишь гермафродит.
Эмпедокл{172}Замогильный философ, почему ты мертв и почему все знают, что ты мертв?
ЧародейЯ мертв от любви.
ЭмпедоклТы все знаешь.
Аполлоний Тианский{173}Ответишь ли ты мне лучше гимнософистов{174}?
ЧародейО девственный философ, ты можешь воздерживаться от бобов, провозглашать переселение душ, ходить в белых одеждах, но здесь, на Западе, не сомневайся в смерти. Ты знаешь, что на острове Родосе, в городе Линде, сохраняют и боготворят твою могилу. Ты еще не напутешествовался.
Исаак Лакедем{175}А я — хорошо ли я попутешествовал, покинув Иерусалим?
ЧародейО богатый путешественник, я не обрезан и крещен, а все же и я был в Иерусалиме, правда, иным, не крестным путем я туда пришел, и я был в Риме, правда, иными дорогами, не теми, что туда ведут. Ты много знаешь, но не можешь научить, ты много видишь, но не можешь запечатлеть…
Исаак ЛакедемПрощай!
ЧародейПоторопись! Я знаю все, что мне подобно.
Симон Волхв{176}Ты понимаешь толк в крыльях?
ЧародейНедавно первыми в лесу умерли крылатые существа.
Симон ВолхвИз-за своих крыльев?
ЧародейВозможно.
Симон ВолхвКак ты собираешься умереть, если ни на что не можешь ответить определенно? Я тебе сделаю хороший подарок, но сначала ответь по правде, потому что ты все знаешь.
ЧародейТолько то, что мне подобно. Ты хочешь подарить мне хлеб?
Симон ВолхвХлеб? Какой же хлеб ты хочешь? Мацу?
ЧародейНастоящий хлеб, из теста! Можешь мне его дать?
Симон ВолхвПопроси лучше чуда.
ЧародейТвои чудеса бесполезны.
Симон ВолхвА крылья?
ЭмпедоклЛучше расскажи о самоубийстве, ведь ты живой лежишь в могиле.
ЧародейСозревший плод падает, а не ждет, когда его сорвет садовник. То же и человек, плод, что зреет на древе света. Вас, еще не познавших смерть, шестеро в лесу, — как пять пальцев, сжимающих один кинжал: что же вы не сжимаетесь, не складываетесь? О пальцы, которые могли бы разрывать, о кулак, который мог бы закалывать кинжалом, о рука, которая могла бы бить, указывать, копаться в гнили! Допотопный! Гермафродит! Вечный жид! Неистовый! Колдун! Девственник! Вы же не мертвецы, вас шестеро, как пять пальцев, сжимающих один кинжал: что же вы не действуете, как рука, колющая кинжалом? Увы! Уже давным-давно вы перестали быть бессмертными!
Аполлоний ТианскийТишина есть бессмертие.
ЧародейПомолчи, тихоня!
Пели птицы, и в разгаре дня озерная дева скучала, сидя на теплом могильном камне, покрытом дарами. Над поляной кружилась стрекоза, то и дело она возвращалась к могиле чародея, и озерная дева развлекалась, следя за ее полетом. Стрекоза еще не освободилась от кокона, пустой, он парил следом за ней{177}, и вскоре озерная дева стала ее отличать от других.
Озерная деваЧто ж, барышня, ты скрасила мое одиночество, небось это из-за тебя, когда идут грибные дожди, говорят, что дьявол колотит свою женушку{178}. Может, и у дьявола есть предрассудки, а у его жены нет никакой щепетильности?{179} О стрекоза, всей твоей любви — крохотная щепоть, а все-таки она есть и у барышни, и у дьяволицы. Сам дьявол порой становится таким маленьким, что и он весит не более такой щепотки — щепотки твоей любви, стрекоза; и тогда он ездит на тебе верхом, этот маленький дьявол. Я не дьяволица, я даже не волшебница, я, может быть, всего лишь одно-единственное заклинание, но, подобно тебе, подобно дьяволице, отвергла любовь человека и обманула любовь чародея. Да, я как ты и как дьяволица; на мой взгляд, дьявол, чародей да и вообще все мужчины слишком стары. Никакой мужчина не может нас любить, потому что мы из другой эпохи, мы из прошлого или даже из будущего. Мужчины принимают нас за призраков — а что делать с призраками? Можно просить их о пророчестве, можно их бояться, можно попытаться ими овладеть… Увы, как овладеть призраком? Было всего шестеро тех, кто не бегали за призраками. Вот в чем дело: из-за отсутствия чувства меры мы и оказались без любви, без дружбы. В конце концов, это утомительно — быть существами, которых считают призраками, в лучшем случае способными на пророчество. Роды — вот наше лучшее пророчество, самое точное и самое наше. Мужчины это знают. Величайшая ошибка дьявола, чародея и вообще всех мужчин — считать нас призраками и обращаться с нами как с призраками; мы просто-напросто далеки от них, далеко впереди или далеко позади, но мужчина всегда остается в центре: мы, как круг, его обступаем. Нельзя овладеть весной, можно жить в ней, в самом ее центре, и нельзя прекрасную цветущую весну называть призраком. Мужчина должен жить нами — как живут весной. Весна у него не всегда, но мы-то всегда здесь, — заклинание, дьяволица или стрекоза. А он не желает жить нами, он пытается нас уловить, полагая, что это и значит любить друг друга.
ЧародейЖенщины не ведают любви, а мужчина — может ли мужчина полюбить любовь, воплощенную в женщине? Изначально никто не знает, как любить. Женщины мечтают о любви, а мужчины — мужчины-то чего хотят?
Миражи, оставленные Морганой голосу Мерлина, еще витали над могилой. Чародей захотел вызвать одновременно два призрака и трижды воззвал: «Двое самых мудрых и самых сведущих в любви!»
И тогда голос чародея породил миражи Соломона и Сократа. Он спросил их: «Что вы предпочитаете?»
Соломон{180}Нет никого лучше… хромоножки.
Сократ{181}Нет никого лучше… шелудивого.
Миражи развеялись. Озерная дева, которая не могла услышать голос чародея, заметила эти призраки над могилой, и звуки голосов издалека донеслись до нее. Стрекоза исчезла, озерная дева приняла ее за сотадическое видение{182}.
