Эрнест Хемингуэй - Острова в океане

– Хоть бы вы вмешались.

– По-моему, это все в шутку, – сказал один из мужчин. – Вроде того грубияна официанта, которого нанимают, чтобы он дерзил гостям. Или как блатной язык.

– Нет, не в шутку. Этот мерзкий тип наливает ему джина. Это же отвратительно, это же трагедия.

– Мистер Бобби, – спросил Томас Хадсон, – а мне больше пяти не положено?

– Сегодня нет, – сказал Бобби. – Я не желаю, чтобы вы расстраивали даму своим поведением.

– Да уведите вы меня отсюда, – сказала девушка. – Не хочу я на это смотреть. – Она заплакала, и двое ее спутников вышли из бара вместе с ней, а Томасу Хадсону, Роджеру и мальчикам стало не по себе.

К ним подошла вторая девушка – та, что была по-настоящему прелестна. Очень красивое загорелое лицо, волосы рыжеватые. Она была в брюках, и Томас Хадсон сразу заметил, что сложение у нее замечательное, а шелковистые волосы колыхались в такт шагам. Ему показалось, что он уже где-то видел эту девушку.

– Ведь это не джин? – спросила она Роджера.

– Нет. Конечно, нет.

– Пойду успокою ее, – сказала девушка. – Она уж очень расстроилась.

И пошла к двери и, выходя, улыбнулась им. Она была просто прелесть.

– Ну вот и все, папа, – сказал Энди. – Можно нам кока-колы?

– А мне пива. Если это не расстроит ту даму, – сказал Том-младший.

– Из-за пива она вряд ли расстроится, – сказал Томас Хадсон. – Разрешите угостить вас? – спросил он человека, который хотел купить картину. – Мы тут дурачились, вы уж нас простите.

– Что вы, что вы, – сказал тот. – Это было очень интересно. Мне все понравилось. Очень понравилось. Я всегда интересовался писателями и художниками. Ведь вы все это, наверно, на ходу сочиняли?

– Да, – сказал Томас Хадсон.

– Так вот насчет этой картины…

– Она собственность мистера Сондерса, – пояснил ему Томас Хадсон. – Я написал эту картину в подарок ему. Вряд ли он ее продаст. Впрочем, картина его, и он волен делать с ней все, что захочет.

– Хочу, чтобы она висела у меня, – сказал Бобби. – И не предлагайте за нее больших денег, потому что тогда я расстроюсь.

– А мне бы очень хотелось повесить у себя эту картину.

– И мне тоже, – сказал Бобби. – Вот она у меня и висит.

– Но, мистер Сондерс, такой ценной картине в баре не место.

Бобби начинал злиться.

– Отвяжитесь от меня, – сказал он. – Нам было весело. Мы тут так веселились! И вот, на-поди, женщина распустила нюни, и все пошло к черту. Я знаю, она рассуждает правильно. Но какого дьявола! Эти правильные рассуждения хоть кого из себя выведут. Моя старуха тоже рассуждает правильно и поступает правильно, а я из-за нее каждый день на стену лезу. А ну вас с вашими рассуждениями. Заявились сюда и сразу – вынь да положь вам эту картину!

– Но, мистер Сондерс, вы же сами потребовали, чтобы ее убрали отсюда. Значит, она продается?

– Это все чепуха, – сказал Бобби. – Это мы вас разыгрывали.

– Так картина не продается?

– Нет. Картина не продается, и не отдается, и не выдается.

– Ну что ж поделаешь. Но если она все-таки будет продаваться – тогда вот моя карточка.

– Прекрасно, – сказал Бобби. – Может, у Тома в мастерской есть что-нибудь на продажу. Есть, Том?

– Нет. Вряд ли, – ответил Томас Хадсон.

– Мне бы хотелось посмотреть ваши работы, – сказал человек с яхты.

– Я сейчас ничего не выставляю, – ответил ему Томас Хадсон. – Если хотите, могу дать вам адрес галереи в Нью-Йорке.

– Благодарю вас. Разрешите, я запишу.

Вечная ручка была при нем, и он записал адрес на обороте своей визитной карточки, а другую дал Томасу Хадсону. Потом поблагодарил Томаса Хадсона еще раз и предложил ему выпить.

– А вы не могли бы назвать мне примерную цену ваших больших полотен?

– Нет, – ответил ему Томас Хадсон. – Это вы справьтесь у моего агента.

– Я сразу же с ним повидаюсь, как только приеду в Нью-Йорк. Вот эта ваша картина чрезвычайно меня заинтересовала.

– Благодарю вас, – сказал Томас Хадсон.

– Значит, она не продается? Окончательно?

– О господи! – сказал Бобби. – Перестаньте вы в самом деле. Картина моя. Том для меня ее написал, потому что я подал ему идею.

Человек, видно, решил, что «шуточки» опять пошли в ход, и улыбнулся понимающей улыбкой.

– Я не хочу приставать…

– А пристаете прямо с ножом к горлу, – сказал ему Бобби. – Ну, хватит. Пейте, я угощаю, а про картину забудьте.

Мальчики разговаривали с Роджером.

– Пока не прервали, у нас неплохо получалось. Правда, мистер Дэвис? – сказал Том-младший. – Я не слишком переигрывал?

– Все было замечательно, – сказал Роджер. – Вот только Дэви не пришлось выступить.

– А я готовился к роли страшилища, – сказал Дэвид.

– Ты бы ее на месте уложил, – сказал Том-младший. – Она и так расстроилась, а ты собирался еще скорчить страшную рожу.

– Я как раз вывернул веки и хотел вскочить в таком виде, – сказал им Дэвид. – Нагнулся, вывернул, а тут как раз все и кончилось.

– Жаль, что попалась такая добрая дама, – сказал Энди. – Я даже не успел показать, как на меня ром действует. Теперь уже все, больше наш номер здесь не повторить.

– Мистер Бобби-то что выделывал! – сказал Том-младший. – Мистер Бобби, вы были великолепны.

– Жаль, жаль, что пришлось прекратить, – сказал Бобби. – И констебль не успел прийти, и я только-только начал входить в роль. Теперь буду знать, что чувствуют знаменитые актеры на сцене.

Девушка появилась в дверях. На ветру фигуру ее облепило свитером, волосы отнесло назад. Она подошла к Роджеру.

– Ей не хочется сюда возвращаться. Но она ничего, успокоилась.

– Не выпьете ли с нами? – спросил ее Роджер.

– С удовольствием.

Роджер назвал ей всех их по именам, а она оказала, что ее зовут Одри Брюс.

– Можно мне прийти посмотреть ваши работы?

– Пожалуйста, – сказал Томас Хадсон.

– И я бы тоже пришел вместе с мисс Брюс, – сказал тот настырный человек.

– Вы что, ее отец? – спросил Роджер.

– Нет. Я ее старый друг.

– Вам нельзя, – сказал Роджер. – Дождитесь Дня Старых Друзей. Или предъявите приглашение от организационного комитета.

– Прошу вас, не надо грубить, – сказала Роджеру девушка.

– Увы, я, кажется, уже нагрубил.

– И больше не надо.

– Слушаюсь.

– Давайте по-хорошему.

– Ладно.

– Я оценила реплику Тома про ту девушку, которая встречается в каждой вашей книге.

– Правда, оценили? – спросил ее Том-младший. – Я ведь просто поддразнивал мистера Дэвиса. На самом деле это неверно.

– А по-моему, верно – отчасти.

– Приходите к нам, – сказал ей Роджер.

– А моих друзей можно привести?

– Нет.

– Никого?

– А вы без них не можете?

– Могу.

– Вот и хорошо.

– В котором часу мне прийти?

– Когда хотите, – сказал Томас Хадсон.

– А к ленчу меня пригласят?

– Безусловно.

– Как здесь славно, на этом острове, – сказала она. – И как приятно, что все мы такие хорошие.

– Дэвид изобразит вам страшилище, – сказал ей Энди. – А то он не успел, потому что пришлось кончать.

– Боже мой! – сказала она. – Сколько нам всего предстоит!

– Вы надолго здесь? – спросил ее Том-младший.

– Не знаю.

– А яхта здесь надолго? – спросил Роджер.

– Не знаю.

– Что же вы знаете? – сказал Роджер. – Это я по-хорошему спрашиваю.

– Не очень много. А вы?

– По-моему, вы прелесть, – сказал Роджер.

– О-о! – сказала она. – Благодарю вас.

– Вы здесь еще побудете?

– Не знаю. Может быть.

– Пойдемте-ка лучше к нам, вместо того чтобы пить здесь, – сказал Роджер.

– Нет, лучше здесь, – сказала она. – Здесь так хорошо.

Назавтра ветер улегся, и Роджер с мальчиками пошли купаться, а Томас Хадсон сидел на верхней веранде и писал. Эдди сказал, что соленая морская вода не страшна для израненных ног Дэвида, нужно только сразу же после купания наложить свежие повязки. Работая, Томас Хадсон время от времени поглядывал на море и на пловцов. Он думал о том, выйдет у Роджера что-нибудь со вчерашней девушкой или нет, но эти мысли отвлекали его от работы, и он их отогнал. Трудней было отогнать другую мысль – о том, до чего эта девушка похожа на мать Тома-младшего, какой он ее впервые увидел. Впрочем, мало ли девушек умудрялись каким-то образом казаться ему похожими на нее, думал он, продолжая работать. Он был убежден, что еще встретится с этой девушкой и даже будет встречаться часто. Это было ясно по всему. Ну что ж, она живописна, и она как будто славная девушка. А если она ему напоминает мать Томми, тем хуже. Тут ничего не поделаешь. Бывало это с ним, не раз и не два – бывало и проходило. Он продолжал работать.