Кодзиро Сэридзава - Книга о Небе
В этот день в феврале Родительница была, кажется, бодра. В конце беседы она объявила мне:
— Бог говорит, что ты сможешь встретиться с тем, с кем больше всего хотел бы увидеться. Он призовет его сюда семнадцатого апреля, да… Он хочет порадовать тебя, пригласив того человека вместе с тем, кого ты не ждешь… Это тоже тебе награда от Бога за твое доброе сердце.
17 апреля — канун праздника дня рождения госпожи Родительницы, и я втайне радовался тому, что празднование продлится два дня. Но кого же пригласят семнадцатого апреля? — терялся я в догадках.
Как будто прочитав мои мысли. Родительница улыбнулась.
— Ты это знаешь, — сказала она и исчезла.
Оставшись один, я некоторое время не мог успокоиться и все думал, кто бы это мог быть, но быстро сообразил — да это наверняка тот Кито из Нагои, и удивился.
Я совсем не знал, что за человек этот Кито, но получил от него срочной почтой письмо от пятнадцатого января.
Открыв конверт, я изумился. Это был написанный кистью великолепными иероглифами короткий текст, похожий на абстрактные стихи, в конце он спрашивал Бога-Родителя, можно ли обратиться к Нему с просьбой?
Больше в письме ничего не было, но, будучи под глубоким впечатлением от красоты стихотворного текста, я возложил это письмо на алтарь в «комнате Бога» в моем доме.
Мне хотелось, чтобы Бог сам прочитал его.
От этого господина Кито девятнадцатого января опять пришло срочное письмо. Как и в прошлый раз, это были прекрасные стихи, начертанные кистью, в письме он спрашивал Бога, может ли он обратиться к Нему с просьбой, поскольку нет у него никакой корысти и сердцем он чист.
Как и предыдущее письмо, я положил его на алтарь в «комнате Бога» поверх прежнего.
Затем от господина Кито пришло третье письмо. Удивительное. Его близкий друг господин Хаттори болен раком, находится в больнице и ждет смерти, — писал господин Кито. Может быть, вы как-то можете оживить его?.. С такой просьбой он обращался к Богу.
В тот день у моей дочери, преподавательницы консерватории, был свободный день, она находилась дома, поэтому я показал ей это письмо и попросил сразу же послать «Божью воду» с кратким объяснением того, как ею пользоваться.
Дочь привыкла к таким просьбам и тотчас собрала посылку, сопроводив ее кратким объяснением, прежде чем отправить, она показала это письмо мне. Вот, что там было написано:
«„Божья вода“ не портится, однако надо обращаться с ней бережно. Набрать в чашку воды из водопровода и влить туда две-три капли „Божьей воды“. Если смочить этой водой губы больного, тучи, нависшие над его душой, развеются, и, благодаря силе духа, больной сам исцелится, — этому есть множество примеров. Радуйтесь и надейтесь!»
Добросовестный господин Кито с тех пор раз в декаду присылал нам сердечные письма.
А я — поскольку за много десятков лет мой указательный палец на правой руке под давлением ручки искривился и мне трудно выводить иероглифы, — хоть и подумывал ответить, все никак не мог собраться с духом.
Письма Кито, обращенные к Богу, я, почтительно прочитав, клал на алтарь, и сейчас там собралось их уже много.
Это словно стихотворения в прозе с интересным содержанием, написанные прекрасной кистью.
Письмо от первой декады марта, к примеру, извещало о состоянии лежащего на смертном одре старого друга господина Хаттори, оно написано как бы от лица самого Хаттори:
«Кажется, утро. Нижняя часть тела обернута пеленками, не могу пошевелиться. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Говорить тоже не могу. Голоса нет. Только глаза еще могут видеть. Не умер. Жив.
Наконец пришла дежурная медсестра, вынула пеленку, обернутую вокруг нижней части тела, воскликнула:
„Ну и ну! Удивительно! Как много было у него в животе… При том, что он ничего не ест… Посмотрите-ка!“
От ее голоса я заснул и дальше ничего не помню. Однажды утром лечащий врач, осмотрев меня, сказал старшей сестре: „Я слышал, что бывают чудеса, так вот случай с этим больным — это и есть настоящее чудо. Мертвец-то, кажется, ожил…“
„Спасибо“, — больной наконец смог заговорить, и врач и сестра были довольны, на глазах у них выступили слезы. Потом врач сказал:
„Говорят, что человек живет, получив от Бога-Родителя Великой Природы частицу Его духа, но когда сталкиваешься с таким вот явлением, ощущаешь истинное счастье и благодарность Богу…“ И, как бы застыдившись своих слов, врач поспешно удалился».
В вышеупомянутом письме господин Кито выразил радость по поводу того, что, встретившись со своим ожившим старым другом господином Хаттори, смог свободно разговаривать с ним, и я, конечно, обрадовался известию, что супруги Кито и супруги Хаттори во второй половине дня семнадцатого апреля посетят мой дом, хотя как-то не верилось в это.
Семнадцатое апреля, наверное, станет торжественным днем в моем доме.
По правде говоря, из-за того, что я стал «писакой», родные моей жены Айкава из Нагои прервали со мной отношения. И только тесть, любя мою жену до последнего, сразу после окончания войны, приезжая в Токио, останавливался в моем доме.
Поэтому мы с женой в то время почти ничего не знали о том, как обстоят дела в Нагое.
Судя по последнему письму господина Кито, он унаследовал дело моего тестя Киёнари Айкавы, а господин Хаттори унаследовал дело моего шурина. Они оба были благодетелями семьи моей жены.
Мне было стыдно, что я, не зная об их благодеянии, не поблагодарил их, утешением было то, что при встрече семнадцатого апреля я смогу извиниться перед ними…
Семнадцатое апреля для меня стал долгожданным памятным днем, на который я возлагал свои надежды.
Я молил Бога о том, чтобы в этот день была тихая, ясная погода, но в тот день не только погода была ясной, — ранним утром срочной почтой пришло радостное известие от госпожи Тэруко Урю из префектуры Ойта.
Эта женщина была мне совершенно незнакома, но примерно два года назад от нее пришло заказное письмо с банкнотой в 10 000 иен.
В нем было написано лишь: «Преподнесите это Богу».
Десять тысяч иен я преподнес ясиро — юноше Ито, а само письмо возложил на алтарь.
Однако в следующем месяце точно так же было доставлено заказное письмо с купюрой в 10 000 иен. Я поступил с ним таким же образом, и с тех пор вот уже более двух лет это продолжалось каждый месяц. В письмах ничего не было сказано, но я смутно чувствовал, какой благородный характер у этой женщины. Судя по всему, она была тяжело больна туберкулезом и семнадцать лет провела в больнице. Может быть, поэтому в какой-то момент на приходящих ко мне заказных письмах в качестве отправителя стало значиться имя ее мужа.
Я клал пустые конверты на алтарь и утром и вечером молил Бога о том, чтобы Он помог больной, присылающей эти деньги. Больше ничего я сделать не мог.
Правда, дочь, посылая ей «Божью воду», казалось, подбадривала больную, но никакого результата не было.
Однако семнадцатого апреля, когда я поспешно распечатал доставленное рано утром срочное письмо от нее, то обнаружил там три банкноты по десять тысяч иен и приписку карандашом:
«Десятого числа я настояла на том, чтобы меня выписали из больницы. Меня принесли на носилках, и я решила умереть дома, но на следующее утро болезнь прошла. Бог сказал мне: „Работай на кухне!“ — но я не могла двигаться. Мой муж спал, а я ползком кое-как добралась до кухни. При мысли о том, что я когда-то работала тут, к глазам подступили слезы. В этот момент в нижней части тела стало горячо, я не смогла сдержать мочу. Я вымокла до самой груди, но не могла говорить и плакала…
Когда я очнулась, у моего изголовья врач говорил мужу:
„Поистине странная вещь. Много дней подряд не было ни капли мочи, может быть, содержимое изверглось благодаря тому, что напряженный живот взорвался?.. Если так дальше пойдет, то скоро, пожалуй, она сможет работать на кухне. Поистине чудо“.
„Послушайте, может быть, она сможет встать к семнадцатому числу?“
„Разумеется. Удивительно. Такая пациентка у меня впервые, можно твердо сказать — это чудо“.
„По милости Божьей“… — произнесла я, но мой отчаянный голос, казалось, не был услышан ни мужем, ни врачом».
Семнадцатого апреля погода была как на заказ.
Утром, однако, того, чего я ожидал, не случилось, и я, как обычно, тихо работал у себя в комнате на втором этаже.
Как всегда, в час дня я спустился в столовую к обеду. Дочь, у которой был присутственный день в консерватории, в перерыв после второго урока пришла пообедать со мной.
После обеда я имею обыкновение отдыхать в течение часа, но в этот день, как раз в это время, после долгого отсутствия к нам приехала старшая дочь с мужем.
