Василий Смирнов - Открытие мира (Весь роман в одной книге)
— «ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО К ДЕЛЕГАТАМ ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА КРЕСТЬЯНСКИХ ДЕПУТАТОВ. Товарищи крестьянские депутаты! Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), к которому я имею честь принадлежать, хотел дать мне полномочие представлять нашу партию на крестьянском съезде. Не имея возможности до сих пор, по болезни, выполнить это поручение, я позволю себе обратиться к вам с настоящим открытым письмом, чтобы приветствовать всероссийское объединение крестьянства и указать вкратце на глубокие разногласия, которые разделяют нашу партию с партией «социалистов-революционеров» и «социал-демократов меньшевиков».
Эти глубокие разногласия касаются трех самых важных вопросов: о земле, о войне и об устройстве государства».
— Сразу добрался до главного. В корень глядит, едрена-зелена, — не утерпел, вставил одобрительное словечко Митрий Сидоров, ворочаясь с непривычки на учительском стуле, оперся на костыль и замер. Апраксеин Федор полез было за кисетом да так и не вынул его из кармана.
— «Вся земля должна принадлежать народу, — читал дяденька Никита крепнущим ясным тенорком, грудью ложась на газету, точно боясь, что ее отнимут нетерпеливые мужики. — Все помещичьи земли должны без выкупа отойти к крестьянам. Эго ясно. Спор идет о том, следует ли крестьянам на местах немедленно брать всю землю, не платя помещикам никакой арендной платы и не дожидаясь Учредительного собрания, или не следует?»
Дяденька Никита поднял голову с плеча, оторвался на миг от газетины и многозначительно, горячо глянул исподлобья на своих слушателей. Мужики, окаменев за столом, ответили ему жарко, не мигая, не дыша.
Всем ребятам понятно, что это означало Сколько раз каялись мужики, ругались-лаялись, жалели, проклинали себя, что позарились на чужое, дернула их нечистая сила связаться с проклятущим барским пустырем Может, и верно, не следовало его трогать мужикам?
— Как же по ихней мысли? Не тяни! — закричал строго-сердито Иван Алексеич Косоуров.
Яшкин отец, набольший, стоя у стола за Косоуровым последним, высоченным, тиснул, усмехаясь, придавил за плечи горячего Ивана Алексеича к скамье. Давненько известно:' на всякое хотенье наберись терпенья, жди. Гляди, Никита Петрович сызнова впился в газету, прямо ест ее глазами.
— «Наша партия думает, что следует, и советует крестьянам на местах тотчас брать всю землю…»
Всю! А они и тронули-то чуть, постеснялись запахать все яровое барское поле к Волге. Мужики в читальне перевели дух, взялись за кисеты.
Там, за столом, будто глыба какая свалилась на пол. Григорий Евгеньевич и Татьяна Петровна у окна переглянулись и схватились за руки, словно хотели бежать куда-то. А из кути на свет молча, поспешно шагнул от порога Устин Павлыч, без пиджака, в рубахе и жилете, по-домашнему. Он точно прятался позади ребят, будто с кем-то играл в коронушки.
Шурка, сам не зная отчего, роздал щедрую кучу шлепков и подзатыльников направо и налево, даже Двухголового Олега угостил и получил отовсюду сполна сдачу. Один Петух поскупился.
— «…тотчас брать всю землю, делая это как можно более организованно, никоим образом не допуская порчи имущества и прилагая все усилия, чтобы производство хлеба и мяса увеличилось, ибо солдаты на фронте бедствуют ужасно. Учредительное собрание установит окончательное распоряжение землей, а предварительное распоряжение ею теперь, тотчас, для весеннего сева, все равно невозможно иначе как местными учреждениями, ибо наше Временное правительство, правительство помещиков и капиталистов, оттягивает созыв Учредительного собрания и до сих пор не назначило даже срока его созыва… Засев полей необходим… чтобы улучшить питание солдат на фронте. Поэтому ждать Учредительного собрания недопустимо. Права Учредительного собрания окончательно установить всенародную собственность на землю и условия распоряжения ею мы нисколько не отрицаем. Но предварительно, теперь же, этой весной, распорядиться землей должны сами крестьяне на местах… Солдаты с фронта могут и должны послать делегатов в деревни».
— Вот так, именно! — сказал, как из винтовки выстрелил, Матвей Сибиряк, фронтовик, точно он и был этим делегатом от солдат из окопов.
— Ай да Ленин, товарищ-гражданин, умно, хитро придумал! — восторгался Устин Павлыч, расталкивая ребят, пробиваясь живо из кути в горницу, к столу. — Предварительно забирай, мужички, земельку, а там Учредительное собрание окончательно… Чертушка с два, отдаст тебе обратно мужичок! Раз он маненько понюхал ее весной, господскую, даровую, сдобную, из ручек не выпустит, не-ст! Скусна-а! — рассмеялся Олегов отец и жилетку расстегнул, чтобы не мешала животу вольготно трястись от веселья. — Он и остальную земельку, которую не успел ухватить, подчистую заберет. Последнюю черствую краюшку барского ситного проглотит, не жуя, и не подавится, сожрет за милую душу… Вот вам и окончательное решение Учредительного собрания! Что тут поделаешь? Все решится до собрания… Ловка-ач ваш Ленин!
Быков заливался добродушным, веселым смехом на всю читальню. А за длинным столом не смеялись, и Григорий Евгеньевич с Татьяной Петровной не собирались больше как бы идти куда-то, взявшись за руки. Они розняли ладони, расцепили пальцы и стояли у распахнутого окна, спиной к свету, глядели молча на улицу, в потемки, хотя там, за окном, ничего не было видно особенного, кроме лиловой прохладной мглы с угасающей зарей и расплывчато-серых и черных изб и дворов. По шоссейке мимо прошли толпой, без песен, девки и парни-подростки. Бренчала балалайка, слышался приглушенный говор и смех. И не заглянут бесы в юбках за книгами в библиотеку, неужто одолели все романы «про любовь»? А подросткам все равно где шляться и озоровать над девками.
— Ловкач, ловка-ач товарищ большевик Ленин, Владимир Ильич, так кажется? По фамилии — Ульянов. Говорят: Ленин — партийное прозвище, а почему — не знаю. Взято — свято, как любит говорить вон Егор Михайлович. Законно! Комар не подточит носу. Так или не так, Родион Семеныч?.. Так, так! — приговаривал Олегов отец и непонятно было, одобряет он или выставляет на посмешище газету, что в ней написано и того, кто это выдумал, сочинил.
— Ты везде видишь подвох, Устин, — ответил ему дядя Родя Большак, не повышая голоса, как бы не придавая значения его словам, пустякам. Но добавил значительно — Государство — не лавка, чтобы обманывать.
Мужики закряхтели, закрякали, как селезни, от удовольствия. Петух кукарекнул, и вся ребятня, встрепенувшись, фыркнула. Двухголовый притворился, что ничего не слышит и не понимает. А Шурка хоть и крякнул, фыркнул, но так и не решил про себя окончательно, правильно ли он это делает, помешала Катька Растрепа. Стоя неподвижно за матерью, она, не мигая, как кошка, посмотрела зелеными круглыми глазами в куть прямо на Шурку. Или ему только показалось? Который раз!
— Какой обман? — верещал обидчиво Устин Павлыч, подскакивая ближе к дяде Роде. — Я говорю: умница наш товарищ Ленин. Правильно придумал, предлагает… Вот кого бы, дорогунчики мои, граждане, заместо князя Львова в Мариинском дворце посадить в председательское-то креслице! Складно бы вышло, а?
Ему никто не отвечал, его будто и не слушали. За столом в читальне уже шел свой дорогой-предорогой разговор:
— А ведь здорово у нас, братцы, получилось с барским пустырем. Скорехонько!
— Смотрели на работу, не на солнышко.
— Да-а, в аккурат вышло, как по писаному, — тихонько, осторожно заметил Шуркин батя.
— Больше чем в аккурат, едрена-зелена, самого Ленина опередили!
— Ну, положим, не опередили, он, слышно, и раньше так советовал — брать землю, ничего не дожидаясь, — сказал дядя Родя. — Однако мы скажем, не скрою: прият-ственно… очень! Веселей вперед идти, уверенней.
— Теперича ноги сами пойдут, с коленцами, кадрилью.
— Особливо ежели самопляса чарочку пропустить!
Мужики пошутили и сразу поважнели, приосанились и как-то хорошо растревожились. Они перестали, как постоянно, спорить между собой, точно во всем были согласны с Лениным, с большаками. Даже, пожалуй, больше того, словно они сами написали эту статью в «Солдатской правде», как пишут ребята в школе дружно, всем классом, сочинение на одну завлекательную тему. Будто выложили на бумаге печатными буквами то, что давненько торчало, шевелилось у них в голове, висело на языке и вот, наконец, слава тебе, сорвалось, выговорилось во всеуслышание в газетке.
Может, так, а может, и не совсем так. Пожалуй, некоторые, вроде несговорчивого Апраксеина Федора, и не прочь поупираться по привычке, показать себя, ум, догадку с разгадкой, но не решаются. Уж больно все понятно и правильно. Ребятня и та обо всем сообразила, как есть все поняла, ей-богу. Паши, засевай пустую землю, чтобы солдатам на фронте и дома, большим и малым, было чего жевать. Разве это не правильно? А чья земля неважно вовсе. Важно, чтобы в поле росли не татарник и конский хвостатый щавель с лебедой, а картошка, овес, жито, гречиха, рожь, лен, клевер — все, все пригодится и самой деревне и солдатам на позиции. Вот как хорошо поняли Ленина ребята, лучше мужикои. Ну, не хуже, это точно. Говорят: правда сама себя хвалит. Так оно и получается. Да ведь есть за что похвалиться!
