Г. Осипов - Общество знания: Переход к инновационному развитию России
Как пишет английский философ 3. Бауман, именно постиндустриализм порождает новый тип бытия личности, от наступления которого невозможно укрыться никому: «Самые страшные бедствия приходят нынче неожиданно, выбирая жертвы по странной логике либо вовсе без нее, удары сыплются словно по чьему-то неведомому капризу, так что невозможно узнать, кто обречен, а кто спасается. Неопределенность наших дней является могущественной индивидуализирующей силой. Она разделяет, вместо того, чтобы объединять, и поскольку невозможно сказать, кто может выйти вперед в этой ситуации, идея „общности интересов“ оказывается все более туманной, а в конце концов — даже непостижимой. Сегодняшние страхи, беспокойства и печали устроены так, что страдать приходится в одиночку. Они не добавляются к другим, не аккумулируются в „общее дело», не имеют „естественного адреса». Это лишает позицию солидарности ее прежнего статуса рациональной тактики» [29].
Странным образом смешивает В. Л. Иноземцев предмет двух разных наук — социологии и экономической науки, пытаясь найти какое-то принципиальное отличие постиндустриализма от общества модерна. Он пишет: „Залогом прогресса [постиндустриальной экономики] становится развитие самого человека, а это никогда не принималось во внимание классической экономической теорией, сформировавшейся как наука о закономерностях производства материальных и нематериальных благ, но не личности. Поэтому с традиционной точки зрения экономика постиндустриального общества представляется экономикой парадоксов».
Это рассуждение некогерентно. Экономическая теория, хоть классическая, хоть постиндустриальная, и не должна заниматься «закономерностями производства личности». У каждой науки свой предмет. Разве постиндустриальная экономика есть «экономика парадоксов» (?) именно потому, что проблемами личности стала заниматься в ней экономическая теория, а не предназначенные для этого науки о человеке?
Что же это за парадоксы, которые имеет в виду В. Л. Иноземцев? На первое место он ставит вот что: «Первая парадоксальная ситуация отражает утрату возможности применять стоимостные показатели для оценки экономики знаний».
Этот парадокс — следствие нарушения логики и смешения категорий. Автор берет частный и очень специфический срез экономики (знания), который и раньше не подпадал под действие стоимостных показателей, и переносит ограниченность одного метода измерения (стоимости) на всю экономику. Система стоимостных показателей, как и любая другая, действует лишь в отношении вполне определенной и ограниченной группы параметров. В применении ее к знанию «обнаруживается» неадекватность этих показателей, которая никогда не была секретом, и это объявляется «парадоксом», якобы выражающим суть всей экономической системы.
Да и сама применяемая в этом суждении терминология создает путаницу: если «экономика знаний» определена как качественно новое явление, то как стоимостные показатели могли «утратить» свою применимость? Этой «применимости» и раньше не могло быть, поскольку не существовало объекта оценки.
В поисках парадоксальных особенностей постиндустриальной экономики В. Л. Иноземцев попадает в дебри, из которых трудно выбраться. Он пишет: «Сегодня информационные блага скорее копируются, чем воспроизводятся, поскольку большинство из них произведено в результате уникальной деятельности, а не постоянно повторяющихся малоквалифицированных усилий».
И тезис, и аргумент странны и сами по себе, но они к тому же несоизмеримы! В каком смысле сегодня информация копируется, а раньше воспроизводилась? Египетский писарь, переписывая документ, воспроизводил его, а не копировал, потому, что не имел квалификации? А копировать на ксероксе — признак высокого знания? И почему деятельность по производству информационных благ уникальна! Это же во времена марксизма называлось «всеобщим трудом». Почему усилия по их производству не являются «постоянно повторяющимися»? Достаточно вглядеться в работу исследователя в лаборатории — трудно найти деятельность, где было бы больше «постоянно повторяющихся» усилий. Причем здесь вообще «квалификация усилий»? Что нового внесла «экономика знаний» во все это по сравнению с Древним Египтом — разве там усилия жрецов были «малоквалифицированными»?
Далее В. Л. Иноземцев применяет к постиндустриальной экономике стоимостные показатели, забыв, что только что говорил об их неприменимости: «Удельная стоимость одного мегабайта памяти жесткого компьютерного диска снизилась за последние тринадцать лет более чем в 2 тыс. раз… Традиционные показатели экономического роста не способны зафиксировать достигнутый прогресс адекватным образом, когда технологическое совершенствование благ вызывает не рост цен на новые товары, а их снижение».
Откуда все это? Каков тут смысл? Тринадцать лет назад цена «нового товара» — мегабайта памяти жесткого диска — была в 2 тысячи раз выше, чем «старого товара» (например, детского рисунка с мегабайтом информации на листке бумаги). А снижение цены товара при технологическом совершенствовании его производства наблюдалось во все времена, от каменного века до постиндустриального общества, тут нет ничего нового и никакого парадокса.
Итак, первым парадоксом у В. Л. Иноземцева была неприменимость стоимостных показателей, а вторым парадоксом — применение этих самых неприменимых показателей. Он пишет: «Второй парадокс обнаруживается при сравнении темпов роста производительности труда и динамики технологических достижений. Еще в 80-е гг. было замечено, что производительность в высокотехнологичных отраслях не только существенно ниже, чем в традиционных, но и имеет тенденцию к дальнейшему снижению. В начале 90-х годов величина добавленной стоимости в расчете на одного работника в электронной промышленности США была в пять раз ниже, чем в нефтепереработке, и в восемь раз ниже, чем в табачном производстве… Это говорит о том, что высокие темпы информационной революции не только обусловливают отсутствие роста цен на высокотехнологичную продукцию, но и требуют все более подготовленных и высокооплачиваемых работников, что снижает показатели фондоотдачи даже при быстром росте стоимости самих производственных фондов».
Здесь все поставлено с ног на голову, привычные понятия даны в каком-то извращенном смысле. Если наукоемкий труд не выражается в стоимостных показателях, зачем его измеряют величиной добавленной стоимости? Что значит «производительность в электронной промышленности в восемь раз ниже, чем в табачном производстве»? Ведь это нелепость. Сравниваются несоизмеримые вещи с применением неопределимой меры! Как можно сказать, что высокая зарплата работника сложного труда означает его низкую производительность? Понятие, имеющее узкий служебный смысл, в результате гипостазирования ведет к нелепым выводам, которые почему-то называются «парадоксами».
Третий, главный парадокс В. Л. Иноземцева: «Современная постиндустриальная экономика может демонстрировать хозяйственное развитие при постоянном снижении инвестиций… Таким образом, в постиндустриальном обществе экономический рост и инвестиционная активность становятся независимыми и взаимно нейтральными. В этом кроется как принципиальное отличие постиндустриальной экономической системы от индустриальной, так и объяснение того, почему „догоняющее“ развитие является в современных условиях бесперспективным».
Откуда это, где факты, какова логика? Что такое «экономический рост и инвестиционная активность»? Что значит «недогоняющее развитие», которое теперь считается перспективным? В каком постиндустриальном обществе наблюдается «постоянное снижение инвестиций»? Кто так считает, кроме В. Л. Иноземцева? Все это ответственные утверждения, люди их читают и многие верят. Мало кто полезет в справочники их проверить.
Вот самый простой показатель — «Валовое накопление основного капитала». Он выражает динамику инвестиций в их самом грубом материальном выражении, не как покупку ценных бумаг на мировых биржах, а как вложения в основной капитал конкретной страны. В США относительно 1995 г. этот показатель была равен в 2000 г. 146 %, а в 2005 г. 161 %. Где здесь «постоянное снижение инвестиций»? Напротив, инвестиции опережают рост ВВП, причем значительно (в США в 2000 г. он составил 122 % относительно 1995 г., а в 2005 г. 139 %). В Финляндии, стране-модели постиндустриальной экономики, валовое накопление основного капитала в 2000 г. составило 146 % относительно 1995 г., а ВВП составил 126 %.
В поддержку своего парадоксального тезиса В. Л. Иноземцев приводит такие доводы: «Известно, что в 90-е гг. доля ВНП, используемая на инвестиционные нужды, составляла в Японии 28,5 %, Южной Корее — 36,6 %, а в континентальном Китае — 42 %. Однако это не предотвратило мощного кризиса, поразившего эти индустриальные государства. Напротив, в 1996 г. в США инвестиции не превышали 18 % ВНП, в Швеции — 14,5 %… Тем не менее невысокий уровень инвестиционной активности в этих странах не является препятствием для быстрого хозяйственного роста».
