Вирджиния Вулф - Годы
— А что вы делали с Розой? — Мэгги спрашивала рассеянно.
Сара обернулась и посмотрела на нее, а потом вновь начала играть.
— Я стою на мосту и на воду смотрю… — тихо пропела она. — Я стою на мосту и на воду смотрю, — повторила она в такт музыке. — А вода все бежит, а вода все течет. Пусть кораллами станут кости мои. Пусть фонарики рыбьи зажгутся в глазах, в опустевших глазницах моих… — Сара полуобернулась и смотрела на Мэгги. Но та не слушала. Сара замолчала и снова отвернулась к клавиатуре. Но увидела она не клавиши, а сад, цветы, свою сестру и молодого человека с большим носом, который наклонился, чтобы сорвать цветок, белевший в темноте. Он выставил вперед руку с цветком в лунном свете…
Мэгги перебила ход ее мыслей.
— Ты ходила с Розой, — сказала она. — Куда?
Сара встала из-за пианино и подошла к камину.
— Мы сели в автобус и поехали в Холборн, — сказала она. — Потом пошли по улице и вдруг, — Сара выбросила в сторону руку, — я почувствовала удар по плечу. «Гадкая врунья!» — воскликнула Роза, схватила меня и прижала к стене пивной.
Мэгги молча продолжала шить.
— Вы сели в автобус и поехали в Холборн, — через некоторое время монотонно повторила она. — А потом?
— Потом мы вошли в дом, — продолжила Сара. — Там были люди — множество людей. И я спросила себя… — Она сделала паузу.
— Собрание? — спросила Мэгги. — Где?
— В каком-то зале, — ответила Сара. — Там был бледный зеленоватый свет. Во дворе женщина развешивала одежду на веревке. А еще кто-то прошел, гремя палкой по ограде.
— Понятно, — сказала Мэгги. Она стала шить быстрее.
— И я спросила себя, — вернулась к своей мысли Сара, — чьи это головы?
— Собрание, — перебила ее Мэгги. — А что за собрание? О чем там шла речь?
— Голуби ворковали, — продолжила Сара. — «Только ты, крошка. Только ты, кро…» А потом крыло заслонило свет, в воздухе потемнело, и вошла Китти, облаченная в звездное сияние, и села на стул.
Сара замолчала. Молчала и Мэгги. Она шила.
— Кто вошел? — наконец переспросила она.
— Красавица, облаченная в звездное сияние, с зелеными блестками в волосах, — сказала Сара. — После чего… — тут она изменила интонацию и стала говорить голосом буржуа, приветствующего роскошную даму, — мистер Пикфорд вскакивает и говорит: «О! Леди Лaссуэйд, не угодно ли на этот стул?»
Сара выдвинула стул перед собой.
— А потом, — продолжила она, жестикулируя, — Леди Лaссуэйд садится, кладет на стол перчатки, — Сара хлопнула ладонью по сиденью, — вот так.
Мэгги посмотрела на нее поверх шитья. У нее возникло ощущение, будто комната полна народу, по оградам гремят палками, развешивают сушиться одежду и кто-то входит с крылышками жуков в волосах.
— А что было потом? — спросила она.
— Потом увядшая Роза, колючая Роза, огненная Роза, шипастая Роза, — Сара расхохоталась, — пролила слезу.
— Ну, нет, — сказала Мэгги. В рассказе было что-то не так, в нем заключалось нечто невозможное. Она подняла голову.
По потолку скользнули лучи от проезжающей машины. Уже стемнело настолько, что без света ничего не было видно. Фонарь пивной напротив озарял комнату желтым сиянием. Свет на потолке трепетал, будто отраженный от воды. С улицы послышались злые возгласы, топот и шарканье, как будто полиция тащила кого-то против его воли.
— Опять драка? — сказала Мэгги, втыкая иглу в материю.
Сара встала и подошла к окну. У пивной собралась толпа. Оттуда вышвырнули человека. Он поковылял прочь, наткнулся на фонарный столб, схватился за него. Сцена освещалась фонарем над дверью пивной. Сара постояла у окна, наблюдая, а затем повернулась. Ее лицо в смешанном свете выглядело мертвенным и усталым, как будто она была не девушкой, но старухой, изможденной деторождением, пороками и преступлениями. Она стояла сгорбившись, сцепив руки.
— Когда-нибудь, — проговорила она, глядя на сестру, — люди при виде этой комнаты, этой пещеры, этой берлоги, вырытой в грязи и навозе, будут зажимать носы, — она сжала нос пальцами, — и говорить: «Фу! Какая вонь!»
Сара рухнула в кресло.
Мэгги посмотрела на нее. Ее сестра, съежившаяся, обхватившая себя руками, с волосами, упавшими на лицо, походила на обезьяну, которая забралась в свою навозную пещерку.
— Фу! — сказала Мэгги. — Какая вонь.
Она вонзила иглу в материю с отвращением. Это правда, подумала она, они — гадкие ничтожные создания во власти низменных желаний. Вечер был полон рычания и проклятий, насилия и тревоги, но также — красоты и радости. Мэгги встала, держа платье. Складки шелка упали на пол, и она провела по ним рукой.
— Готово. Я закончила, — сказала она, кладя платье на стол. Работы для рук у нее больше не было. Она сложила платье и убрала его. Спавшая до этого кошка медленно встала, выгнула спину и потянулась.
— Тебе пора ужинать, да? — сказала Мэгги.
Она принесла из кухни блюдце молока.
— Ну вот, маленькая. — Мэгги поставила блюдце на пол и стала смотреть, как кошка лакает молоко. Закончив, зверек опять с необычайным изяществом потянулся.
Сара, стоявшая поодаль, наблюдала за сестрой.
— «Ну вот, маленькая! Ну вот, маленькая!» — передразнила она. — Ты будто ребенка нянчишь, Мэгги.
Мэгги подняла руки, точно защищаясь от безжалостного удара судьбы, а потом уронила их. Сара улыбалась, глядя на нее, но вскоре слезы собрались в ее глазах и медленно потекли по щекам. Когда она подняла руку, чтобы утереть их, послышался стук. Кто-то колотил в дверь соседнего дома. Стук прекратился и начался опять: «Бум, бум, бум».
Сестры прислушались.
— Апчер пришел домой пьяный и ломится в дверь, — сказала Мэгги. Стук затих. Затем возобновился.
Сара энергичным и размашистым движением вытерла глаза.
— Отвезите детей своих на необитаемый остров, куда корабли пристают лишь в полнолуние! — воскликнула она.
— Или не заводите их вообще, — добавила Мэгги.
В соседнем доме распахнулось окно. Женщина пронзительно закричала на мужчину. Он огрызнулся в ответ пьяным голосом. Хлопнула дверь.
Сестры слушали.
— Сейчас он потащится наверх, держась за стену, и его стошнит, — сказала Мэгги.
Они услышали тяжелые шаги на лестнице в соседнем доме. Затем воцарилась тишина.
Мэгги пересекла комнату, чтобы закрыть окно. Огромные окна завода на той стороне улицы были все освещены. Он был похож на стеклянный дворец, расчерченный черными линиями. Желтый свет озарял нижние части домов напротив. Шиферные крыши блестели синевой, а небо над ними висело тяжелым желтым куполом. По мостовой стучали шаги: люди все еще проходили по улице. Вдалеке кто-то хрипло закричал. Мэгги высунулась из окна. Вечер был ветреный и теплый.
— Что он кричит? — сказала она.
Голос приближался.
— Умер? — сказала Мэгги.
— Умер? — повторила Сара. Она тоже высунулась рядом с сестрой. Но они не могли расслышать остальных слов. Затем человек, кативший по улице тележку, выкрикнул им в лицо:
— Король умер!
1911
Вставало солнце. Очень медленно оно поднималось над горизонтом, разбрасывая свет. Но небо было столь обширно, на нем было так мало облаков, что оно заполнилось светом отнюдь не сразу. Постепенно редкие облачка уступили место голубизне, листья на лесных деревьях засверкали, под ними засветились цветы, заблестели глаза животных — тигров, обезьян, птиц. Мир неторопливо вышел из тьмы. Море будто вызолотилось чешуйчатыми спинами бесчисленных рыб. Здесь, на юге Франции, озарились светом исчерченные бороздами виноградники, маленькие грозди стали пурпурными и желтыми. Солнечные лучи, проникшие сквозь жалюзи, исполосовали белые стены. Мэгги, стоя у окна, смотрела во двор дома и видела книгу в руках своего мужа, перечеркнутую тенью лозы. Бокал, стоявший рядом с ним, блестел желтизной. Сквозь открытое окно доносились голоса работающих крестьян.
Пересекая пролив, солнце тщетно пыталось пробить плотный покров морского тумана. Лучи медленно проникали и сквозь лондонскую дымку, падали на статуи Парламентской площади и на Дворец[38], над которым развевался флаг, хотя король, пронесенный под бело-синим «Юнион-Джеком», лежал во Фрогморском склепе[39]. Было жарче обычного. Лошади с сопением пили воду из корыт, их копыта крошили хрупкую, как гипс, засохшую глину на сельских дорогах. Языки огня проносились по пустошам, оставляя за собой угольные пятна. Стоял август, время отпусков. Стеклянные купола вокзалов лучились светом. Поглядывая на стрелки больших желтых часов, путешественники шли за носильщиками, катили чемоданы, вели собак на поводках. На всех вокзалах поезда готовились вбуравиться в просторы Англии по всем направлениям: на север, на юг, на запад. Кондуктор, стоявший с поднятой рукой, опускал флажок, и водогрей на платформе начинал скользить назад. Поезда, раскачиваясь, оставляли позади заводы, парки с асфальтовыми дорожками и вырывались на сельские просторы. Мужчины, стоявшие с удочками на мостах, поднимали головы, лошади пускались в галоп, женщины подходили к окнам, загораживая глаза от солнца; дымные тени плыли над нивами, опускались к земле, цеплялись за деревья. А поезда ехали дальше.
