Владимир Богомолов - Момент истины (В августе сорок четвёртого)
– Они были в плащ-накидках, откуда же ему известны их звания?
– Он видел погон на гимнастёрке старшего лейтенанта: когда тот влезал в машину, плащ-накидка распахнулась. Запомнил, что на погоне было три звёздочки, а выше дырочка и примятость, как он полагает, от эмблемы.
– А может, от четвёртой звёздочки?
– Он полагает, от эмблемы. Причём от артиллерийской. Цвет канта он не заметил, но почему-то убеждён, что они – артиллеристы. Это его предположение, чисто интуитивное; на чём оно основано, он так и не смог объяснить. Когда он согласился их взять, старший сказал другому: «Садитесь, лейтенант». В машине они больше молчали, да он и не прислушивался… Уверяет, что они высокого роста, но я думаю, это субъективность восприятия: он сам маленького роста, и, по его определению, у меня средний рост… Полагает, что в лицо узнал бы обоих, однако описать их внешность для словесного портрета не смог. Говорит – обыкновенные офицеры!.. Зачем я тебе о них так подробно рассказываю?.. – Поляков вынул из большого пакета две фотографии и положил перед Алёхиным. – Это – отпечатки шин угнанного «доджа»… А это – следы машины, обнаруженные вами в лесу под Столбцами…
Рассматривая фотографии, Алёхин нащупал рукой лежащую на столе пачку «Беломорканала» и вытянул папиросу.
– Вроде… полная идентичность, – сдерживая волнение, сказал он погодя и закурил.
– Да, совпадают все индивидуальные особенности протектора… например, поперечный разрез на шине правого заднего колеса… Теперь как будто ясно, что неизвестные, пытавшиеся убить Гусева и захватившие «додж», имели разыскиваемую нами рацию… Завладев машиной, они поехали за Столбцы, – Поляков показал на карте, – свернули в лес и вышли в эфир. Это было седьмого августа, в день первой пеленгации. И дата, и час, и место совпадают. Затем, проехав к Заболотью, они загнали машину в лес и замаскировали, быть может, рассчитывая ею при случае ещё воспользоваться. Машина найдена в безлюдной чаще – до ближайшего хутора два километра, и обнаружили её случайно… Я распорядился устроить засаду, хотя мало верю, что они появятся…
Поляков говорил тихо и так неторопливо, будто в сутках было не двадцать четыре, а, по крайней мере, тридцать шесть часов. Излагая розыскные сведения, он, по обыкновению, всё время обдумывал и ставил под сомнение каждый сообщаемый факт и свои предположения и требовал таких же размышлений и критического отношения от тех, кто его слушал. Он не любил бездумного поддакивания, его правилом было, чтобы подчинённые откровенно и независимо высказывали свои соображения и при несогласии спорили с ним, противоречили и опровергали. За три года совместной работы Алёхин отлично усвоил эту манеру обсуждения, ценил её эффективность и знал, что подполковник прежде всего ожидает сейчас от него инакомыслия, возражений, но для этого в данном случае не имелось никаких оснований.
– Захватив машину, они проехали к Столбцам… – рассматривая карту, – сказал Алёхин, – это около двухсот километров… Для того чтобы выйти в эфир, вовсе не обязательно проделывать такой путь… Затем вернулись на запад, почти в тот же самый район…
– Уловил? – обрадованно оживился Поляков.
– Пытаюсь… Или рация находилась где-то в районе Столбцов, или они там с кем-то связаны… Да, текст двух остальных перехватов сейчас бы весьма пригодился… Рацию, очевидно, потом перевезли и спрятали где-нибудь неподалёку от Шиловичского леса, а может, и в самом лесу…
– Я тоже так думаю! Существенная деталь: из кузова «доджа» исчезла малая сапёрная лопатка.
– Тайник?..
– Скорее всего! – Поляков улыбался, довольный подтверждением своих мыслей. – Большая сапёрная лопата на месте, и топорик на месте, и весь инструмент, а малая исчезла. Гусев за день до того получил её со склада – новенькую! Успел вырезать на черенке свои инициалы Эн и Гэ – Николай Гусев, – чтобы не позаимствовали другие шофёра… При осмотре места обнаружения «доджа» лопатку не нашли, хотя именно её не искали: что она пропала, я узнал позднее. Для подтверждения версии о тайнике, наверно, придётся специально осмотреть ещё раз всю рощу.
– Роща – это не проблема. А вот найти тайник в таком лесу, как Шиловичский, – задачка! – невесело сказал Алёхин. – Не легче, чем отыскать место выхода в эфир.
– Да, тут надо хорошенько подумать, – согласился Поляков. – Добраться до тайника – это уже, считай, полдела. Я сейчас ещё не готов, но сегодня же предложу вам что-нибудь конкретное… – пообещал он. – Теперь, Павел Васильевич, насчёт Николаева и Сенцова… Твои сомнения я разделяю. Как это ни печально, а попахивает пустышкой! Немало противоречивого… Одно дело действовать под видом заготовителей, другое… Откуда у них, например, десяток бочонков с керосином? Зачем им вся эта живность?.. Сомнительно… Весьма!.. В то же время на все сомнения и противоречия имеется и довольно увесистое «но»…
Из меньшего по размеру почтового конверта Поляков вынул сложенный вдвое листок целлофана и протянул Алёхину.
– Это было в кузове «доджа».
Взяв целлофан, Алёхин развернул его, потёр о тыльную сторону ладони – кожа засалилась, – понюхал и, приблизя к лампе, посмотрел на свет, затем для сравнения поднял рядом одну из обёрток, оставленных Николаевым и Сенцовым в доме Гролинской.
– Совпадает всё – и фирменный знак, и месяц выпуска, и номер партии, – продолжал Поляков. – Ни Гусев, ни его командиры в автобате сала в такой упаковке никогда не видели, даже не представляют, что это такое. Кстати, перед выездом он вымыл кузов. Так что это, несомненно, оставлено двумя неизвестными, пытавшимися его убить и угнавшими «додж», оставлено теми, кого мы ищем.
– Значит, один из них, предположительно, – левша, а старший, судя по произношению, возможно, – украинец. – Алёхин усмехнулся. – Каждый двадцатый в жизни – левша и каждый шестой военнослужащий – украинец.
– Да, скажем прямо, негусто, – согласился Поляков; он сложил карту и вслед за конвертами с целлофановыми обёртками и фотографиями сунул её в планшет. – Кстати, Гролинская не заметила у Николаева украинского произношения?
– Нет. Я интересовался речью обоих… Она убеждена, что он сибиряк.
– По внешности и по возрасту Николаев и Сенцов в целом схожи с теми, кто нам нужен… В приблизительных общих чертах: один постарше и поплотнее, второй моложе, выше и стройней…
– И у тех двух, которых видел Васюков, тоже есть такое сходство.
– Да, обе пары во многом схожи с теми, кого мы ищем. Есть, конечно, и явные различия, впрочем, в деталях, функциональные… Звания, головные уборы, личные вещи, усы – всё это легко видоизменить… Что характерно… – задумчиво сказал Поляков, – обилие общих сведений и версий и скудность конкретного… – Он посмотрел на часы и поднялся. – Ты извини, но спать уже не придётся… Идём в отдел, может, там есть что-нибудь новое…
46. Начальник управления генерал Егоров
В отделе контрразведки авиакорпуса ни ответа на запрос о Николаеве и Сенцове, ни каких-либо свежих сообщений по делу «Неман», к сожалению, не было.
Шифровальщик, занятый чем-то срочным, даже не подойдя к обитой железом двери, крикнул, что для Алёхина и подполковника у него пока ничего нет, и, словно извиняясь за своё невнимание к Полякову, добавил, что, как только освободится, – зайдёт.
Кипяток на кухне Алёхину пообещали нагреть минут через пятнадцать.
Поляков открыл кабинет начальника отдела, зажёг свет, снял пилотку и шинель, разложил на столе бумаги из планшета, поставил термос и чайные принадлежности. За годы войны ему приходилось располагаться на время для работы не только в случайных, чужих кабинетах, но и во всяких каморках, землянках и блиндажах, по сравнению с которыми это просторное, чистое, проветренное помещение представлялось чуть ли не дворцом. Особенно ему здесь нравился покрытый плексигласом большущий письменный стол.
Прежде всего он просмотрел собранные Алёхиным в папку документы по делу «Неман», с особым вниманием последние, поступившие после его отъезда в Гродно. Прочитав сообщение о белорусском отделении Дальвитцской разведшколы (он уже слышал о нём от Алёхина), Поляков не без иронии улыбнулся:
– Чего-чего, а общих неконкретных версий более чем достаточно.
Потом Алёхин пошёл за кипятком, а подполковник набрасывал ориентировку о разыскиваемых – двух неизвестных, пытавшихся убить Гусева и угнавших «додж», – когда дверь распахнулась и на пороге появился Егоров, высокий, здоровенный, в матерчатой фуражке с полевой звёздочкой и ватной стёганке без погон. Вошедший следом адъютант – румяный кареглазый лейтенант с автоматом на спине, чистенький и подтянутый, – внёс небольшой кожаный чемодан.
– Здравия желаю, – поднялся Поляков.
