Дом в степи - Сакен Жунусов
Держась по привычке подветренной стороны, волки обошли озеро и углубились дальше в степь. Но на пути пока попадались одни пересохшие кизяки, настолько давние, что черви вконец источили их. Неожиданно изголодавшееся чутье зверей обнаружило близкий теплый запах, и волк первым, роняя слюну, бросился вперед. Сильно отталкиваясь своими
железными лапами, он взлетел на пригорок и сразу увидел пасущихся лошадей. Он не поверил удаче,- возле коней не было ни одного человека, хотя сегодня его не остановил бы и человек.
Оба, волк и волчица, нырнули в широкую балку и, проскакав недолго, так же стремительно вынеслись наверх. Голод гнал их, и они были в неукротимом азарте охоты. Несколько ласточек с испуганным писком пронеслись над лошадьми, но животные, не чуя опасности, продолжали мирно пастись.
И лишь когда волки выскочили из балки, лошади захрапели и в ужасе попятились.
Не сбавляя хода, волк бросился к жеребенку и одним рывком свалил его. Рыжая кобылица, в диком страхе взвившись на дыбы, разорвала путы и пустилась вскачь. За ней понеслись остальные лошади. Волки, длинными бросками догоняя свои жертвы, скакали чуть в сторонке. Самец, приноравливаясь к бегу, несколько раз пытался наскочить на черную спутанную кобылицу, но всякий раз встречал грозные копыта. Тогда он обогнал ее и забежал спереди. Неловко прыгая, кобылица прянула в сторону, однако волк успел вцепиться ей прямо в губы и, как ни металась несчастная жертва, он крепко держал ее, упираясь всеми, лапами в землю. Он был стар, силен и опытен, и этот давнишний прием перешел к нему от далеких предков. Лошадь теперь была обречена, потому что от боли и страха она стала вырываться и сильно тянуть назад; только этого и надо было волку,- он вдруг резко разжал клыки, и лошадь опрокинулась, подставив беззащитное жирное брюхо. Метнувшись, как кошка, зверь распорол лошади живот. Он даже не стал приканчивать свою жертву. Задыхаясь от голода и жадности, он рвал теплое мясо, глотал горячую кровь и наконец добрался до лакомых мест, сплошь заросших толстым слоем жира. Глухое урчание послышалось из самой утробы зверя. Он дал себе волю, насыщаясь за все эти голодные дни.
Рядом, свалив резвого стригунка, урчала и давилась кусками отощавшая волчица.
В это время со стороны синевшей вдалеке рощи Малжана показался прыгающий на кочках мотоцикл. Карасай издали почуял несчастье и крикнул Халилу, чтобы прибавил хода. Мотоцикл вихрем полетел по бездорожью.
Волки подпустили людей почти вплотную. Задрав худые зады и упираясь всеми лапами, звери рвали мясо и торопливо глотали. Мотоцикл подлетел и остановился. Волк и волчица, озираясь на ходу, тяжело потрусили к балке.
- Проклятые!- отчаянным голосом закричал Карасай, в бессилии глядя, как уходят звери и, не отрывая глаз от растерзанной скотины.- Только этого мне не хватало... Боже, какую ты еще беду пошлешь!
Чалый жеребец с разорванным пахом подошел совсем близко и, словно жалуясь, уставился на хозяина влажными кроткими глазами. Карасай, не переставая ругаться, сжимал кулаки. Внезапно ноги жеребца подкосились и он рухнул на землю.
Смотреть на такое разорение не было сил. Халил не выдержал и отвернулся.
Женщину, вступившую в калитку, Карасай встретил настороженно,- он не любил чужих в доме. Мало того, что весь этот сброд, съехавшийся за каким-то дьяволом в тихую степь, перевернул всю его жизнь, так нет, им этого мало,- они еще и во двор лезут!.. Однако нелюдимость старика нисколько не обескуражила гостью.
- Хозяин,- певучим голосом завела женщина, быстро оглядываясь по сторонам,- какая у вас благодать. А что творится у нас в палатках! Грязь, сырость, холод. Забыла уж, когда и спала по-человечески. И со здоровьем,- слышите? Насморк, кашель,- ужас! Что хотите заплачу,- только уступите комнату. Не могу я больше в таких условиях...
Жалуясь, она не отпускала его взгляда, и Карасай надменно шевельнул ноздрями. Чем собирается прельстить его эта гладкая, как раскормленная кобылица, баба? Платой? Да он плевал на ее жалкие гроши! Подумаешь, доход...
- Этот дом ставился для себя,- сдержанно ответил он, избегая смотреть в ее светлые настойчивые глаза.- И не знаю, как у вас, а у нас нет обычая жить за счет квартирантов.
С этими словами он бесцеремонно выпроводил ее за ворота. Нахальный народ! После ухода женщины Карасай даже след ее окурил, чтобы заказать дорогу обратно.
Теперь, глядя на изорванных подыхающих лошадей, Карасай вспомнил о недавней просительнице и заторопился в поселок. Он знал где искать ее и, заявившись в рабочую столовую, попросил вызвать заведующую.
- Маржа,- вежливо поклонился он, прикладывая руку к сердцу,- не стоит обижаться на старика. Такая жизнь пошла,- разве удержишься...
- Что вы, какие пустяки,- рассмеялась Япишкина.-- Я человек незлопамятный.
Она не понимала, что вдруг привело к ней этого нелюдимого сурового человека. Вчера он не захотел даже выслушать ее и попросту выгнал со двора.
- Грязно вы живете,- сам видел. Разве можно? Комната у меня свободная, можно договориться... Только никаких денег мне не надо!- тут же предупредил старик.
Медленным изучающим взглядом посмотрела она в его глаза.
- Ну-ну, хорошо... я думаю - договоримся.
Карасай обрадовался.
- Конечно! Зачем считать от кого кому перешло? Выставив белый пухлый подбородок, Япишкина с легким сердцем рассмеялась.
- Кому, как не торговому работнику лучше знать прибыли и убытки?
В тот же день в доме Карасая явилось несколько женщин-поварих и быстро, дружно побелили комнату. К вечеру с небольшим багажом пожаловала и квартирантка.
А на другой день все мясо подохших лошадей Карасай отвез на склад совхозной столовой. Квартирантка оказалась нужным, незаменимым для дел человеком.
Однако, радуясь удаче и заранее подсчитывая всю будущую прибыль, Карасай и подумать не мог какую роль суждено сыграть в его судьбе этому, казалось бы, выгодному знакомству и какой оборот примут события в течение самого недалекого времени.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Воскресную базарную толчею не разогнал и полуденный зной.
Раньше на маленький базарчик в Кзыл-Талау съезжались лишь старики и старухи из окрестных колхозов, привозившие на продажу разную мелочь с огородов: семечки, огурцы, морковь. Торговля была копеечной, и к полудню базар закрывался. Теперь же, с приездом новоселов, на вытоптанной пыльной площади народ толчется до самого вечера. Приезжие, запасаясь в дорогу, забегают в магазины и лавки, плотно обступают столы, на которых чего только не навалено. Даже краснобокий душистый апорт не исчезает с районного базарчика, а прежде местные видели его лишь раз в году по случаю
