Дом в степи - Сакен Жунусов
Однако чудовище не думало уходить, скоро оно снова загрохотало рядом, еще ближе, чем прежде, и снова не тронуло норы, но волки уже не знали покоя, со злобным страхом прислушиваясь к опасности, надвигающейся неумолимо, медленными, сужающимися к норе кругами. И настала минута, когда грохот раздался над самыми головами, в нору посыпалась земля,- железная машина, задравшись на бугре, поросшем таволгой, нависла над ямой. Волчата с визгом бросились к лазу, но самец успел схватить одного в зубы и вырвался из-под самого носа чудовища. Следом за ним, тоже с детенышем в зубах, устремилась волчица.
Когда звери, сокрушая заросли, достигли другой стороны болота, сзади, на оставленном месте, раздались громкие человеческие голоса. Бросив детенышей в густую траву, волки повернули назад. Грузная, с длинными висящими сосками волчица совсем забыла о страхе. Она ринулась прямо на людские голоса, но самец вцепился ей клыками в загривок и не пустил, и она смирилась, тяжело поводя отощавшими боками, утихла и отошла к брошенным в траву волчатам, накрыла их теплым животом.
Затаившись в камышах, самец не отрывал своих горящих ненавистью глаз от людей, беснующихся у
обнаруженной норы. Большой железный дом замер на пригорке, пугая сверкающими клыками. Внутри его что-то стучит и клокочет, выбрасывая хлопьями густой и едкий дым. Волк видел такие железные дома в степи, но видел лишь издалека, не рискуя приближаться, а вот так, рядом, он разглядывал его впервые. Чудовище сверкало выпученными глазищами и совсем не жалело степи,- после него остались на земле крутые борозды и комья.
Люди, слазившие в нору, выволокли четверых волчат, притихших от яркого света и гама. Волчата висели в их руках и не подавали голоса. Потом люди бросили их в раскрытую дверь своего железного дома и один из них забрался внутрь. Волк смотрел и видел, что второй человек пошел к плугам. Тотчас огромный дом затрясло, он отворотил от норы и пополз, перебирая сверкающими клыками. Следом за ним пластами переворачивалась черная земля. Видимо, чудовище отправилось на поиски новой ямы.
Волки лежали в зарослях до самой темноты. Весь день они наблюдали за степью и не узнавали тихого давно обжитого угла. Повсюду, где только можно было видеть, ползали по земле большие железные дома, переворачивая землю. Оставаться здесь дальше было невозможно.
Когда шум в степи утих, волки взяли спасенных детенышей в зубы и отправились искать повое логово. Не останавливаясь, они трусили всю ночь и наконец очутились на солончаках возле Жаман Туза. Там они облюбовали бугор и весь остаток ночи рыли яму. Вокруг было тихо, и сколько самец ни поднимал голову и ни принюхивался, опасности не ожидалось. Посвистывал на голой ровной земле ветер, и сухой курай легонько покачивал головкой. С наступлением дня волки разглядели высоко в небе парящего ястреба, и это первое живое существо на новом месте напоминало им не об опасности, а о голоде. Самец, задрав голову, загляделся на далекую птицу. От задранной вчера самки елика остался лишь вкус крови и память прошедшей сытости. Брюхо зверей подводило от голода, и надо было подумать о новой добыче.
Миновал долгий день, и с вечера самец тронулся на охоту. Всю ночь он рыскал по скудным окрестностям, нюхая налетающий издалека ветер, но не находил поживы его чуткий, всегда влажнеющий нос. Только под утро, на самом рассвете, он заметил на низеньком кустике чия нахохленную сову; незаметно подкрался и схватил. Полетели перья, волк разорвал птицу пополам и проглотил в два приема. Маленький комочек теплого вонючего мяса лишь раздразнил аппетит огромного зверя.
Двое суток кряду гонял волк по степи. Несколько раз он осторожно приближался к аулу, преодолевая ненавистный запах человека. Но в ауле все было заперто и тихо. Обшаривая степь, он то и дело натыкался на грохочущие железные дома, и ночью они ему казались еще страшнее, чем днем.
Злой, измученный, голодный возвратился волк в логово. Волчица, карауля оставшихся детенышей, не могла уйти далеко и целыми днями охотилась поблизости на мышей. Заметив самца, она выбежала ему навстречу, с надеждой и радостью повиливая хвостом. Но самец ничего не добыл, и волчица уныло поджала хвост. Раньше, когда он возвращался сытым и с добычей, он обычно ласково обнюхивал подругу, игриво покусывал ее за загривок, но сегодня он только зыркнул на нее злыми глазами, проскользнул в логово и лег, свернулся клубком.
Возле норы на холмике из желто-белой глины играли и грелись волчата. Из шестерых детенышей остались лишь они двое, и теперь им было вдоволь молока. Они окрепли, поднялись и отвердели кончики их серых ушей. Волчата барахтались, радуясь жизни, и подкатились к дремавшему самцу. Сначала они попытались
взобраться на волка, но скатились, потом принялись теребить его за ухо и за хвост. Не открывая глаз, волк грозно и негромко прорычал, однако волчата продолжали забавляться, дергая и кусая его. И тут злость отощавшего, отчаявшегося зверя нашла себе выход. С налитыми глазами, с шерстью, вставшей дыбом, он вскочил и сбросил с шеи игравшего волчонка. Одним разом он перекусил ему хребтишко и тут же хватанул за морду бросившуюся к нему волчицу. Он был страшен, и волчица отступила в глубь норы, забилась и прикрыла собой единственного детеныша. Так пролежала она весь день, ни на шаг не отпуская от себя волчонка.
Наступила третья голодная ночь, и в предрассветный тихий час, когда стала бледнеть и скатываться луна, два зверя рядышком вышли на поиски добычи. Никогда раньше не давалось им пропитание с таким трудом. Они забыли время, когда каждая ночь приносила легкую добычу, и тогда день они проводили в прохладной яме, скрываясь от глаз и отдыхая.
Теперь они совсем лишились сна, потому что жестокий голод допекал их и гнал на поиски пищи.
Место, где волки облюбовали себе логово, было богато озерами. На рассвете над уснувшими водами потянул свежий ветерок, зашумели камыши, и в час восхода загоготали гуси, закрякали утки, раздались звонкие протяжные клики лебедей. Слушая эти смешавшиеся голоса занимающегося дня, волки различали и знакомые, так напугавшие их
