Исаак Башевис-Зингер - Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]
— То есть ты хочешь сказать, что талисманы турисского раввина не подействовали? — спросил стекольщик Залман.
— Не каждый талисман действует.
— Талисманы кошеницкого раввина действуют.
— Не каждый раввин — кошеницкий!
3
Меир-евнух погладил свой голый подбородок. Его левый глаз был прищурен, а правый — широко раскрыт. Несмотря на то что он пребывал сейчас в здравом рассудке, смех его все равно казался почти безумным.
— Что такого страшного в подобных историях? Мы все знаем, что колдуны существуют. Возможно, Зейнвеле был невиновен. Вдруг его просто заколдовали? Или он страдал чем-нибудь вроде лунатизма. К тому же, когда человек спит, дух оставляет его. Обычно мы не видим оставивший тело дух, но иногда он проявляется. Жила в Красноставе одна женщина, которая во сне источала зеленый свет. Даже когда гасили лампы, стены рядом с ней все равно продолжали оставаться освященными. А еще я слышал о коте, вернувшемся после того, как его утопили. Он расцарапал нос тому, кто его топил. Все узнали животное. Оно шипело и мяукало и, если бы тот мужчина не закрыл лицо руками, выцарапало бы ему глаза. Тело умирает, но дух остается жить. Дух, а не душа. Душа есть не у всех, ее еще надо заслужить. Дух же имеют даже животные.
Позвольте мне рассказать вам историю о Енуке. Вы, реб Залман, должно быть, знали его. Он учил у нас детей арамейскому языку. Енука, как все его называли, был шестым ребенком Зекеле, простого водоноса. Когда он родился, то казался совершенно обычным ребенком. Его назвали в честь деда Заддоком. Однако вскоре мать начала говорить, что он слишком быстро растет. Конечно же, никто ее не слушал. Каждая мать думает, что именно ее ребенок самый расчудесный. Но уже чрез три месяца об удивительном сыне Зекеле заговорил весь город. В пять месяцев мальчик начал разговаривать, а в шесть пошел. Когда ему исполнился год, родители завернули его в талес и отправили в школу. Это теперь у нас есть собственные ежедневные газеты, тогда ничего подобного не было. О парне написала одна гойская газета. Чтобы осмотреть его и составить рапорт, губернатор прислал целую делегацию. Наш городской доктор составил специальную записку и отправил ее в Варшаву и Петербург. К нам понаехали всевозможные университетские профессора и эксперты. Они никак не могли поверить, что маленькому Заддоку всего пятнадцать месяцев, но все было честно. У городских властей лежали оформленное по закону свидетельство о рождении и бумага от повивальной бабки, принимавшей роды. Человек, проводивший обрезание, раввин, державший младенца, и женщина, которой его передали потом, — все давали одинаковые показания. Заддок недолго проучился в школе. Во-первых, уж слишком странно он выглядел, и это отвлекало других ребят, а во-вторых, он был гораздо смышленее своих товарищей. Стоило ему раз взглянуть на алфавит, и он уже знал его наизусть. В полтора года он начал изучать Пятикнижие и Комментарии Раши. А в два — Гемару.
Согласен, в это сложно поверить, но могу лично засвидетельствовать, что так оно и было на самом деле. Зекеле, приносивший нам воду, часто брал с собою сына, так что я сам не раз его видел. В три года Заддок проповедовал в синагоге. Он открывал рот, и люди замирали, боясь пошевелиться: мальчик знал наизусть всю Тору. Тот, кто не был там в ту Великую Субботу перед Песахом, не знает, что такое чудо. Даже слепые могли видеть, что этот ребенок — воплощение какого-то святого из прежних времен. В четыре он был высок, как юноша, и уже начал отращивать бороду. Тогда-то его и прозвали Енукой, в честь святого ребенка из «Зогара». Но если бы я решил рассказывать вам все в подробностях, не хватило бы и целой ночи. В пять лет у Заддока была уже длинная борода. Пришло время женитьбы, но кто согласится отдать дочь замуж за пятилетнего мальчишку? Он начал тщательно изучать Каббалу, и община выделила ему отдельную комнату, где он и проводил все свое время, сидя за «Зогаром», «Древом жизни», «Книгой Творения» и «Книгой сокрытия». Люди предлагали ему деньги, чтобы он молился за них, но он всегда отказывался. Все неверующие, которые хоть раз видели Заддока, тут же отбрасывали свои сомнения. По Субботам он председательствовал во главе стола, как раввин, и только несколько избранных могли говорить с ним. Даже самые ученые мужчины с трудом понимали его глубокомысленные замечания. У него был особый дар переводить буквы в цифры и составлять акростихи. Иногда, когда у него было такое настроение, он говорил исключительно на арамейском. Его почерк можно было прочесть только в зеркале.
Затем внезапно стало известно, что Енука обручился. Оказалось, что в соседнем городе жил богач, семеро детей которого умерли еще в младенчестве. Единственным уцелевшим ребенком была дочь; девочку одевали в белые одежды и называли Альтеле, или Маленькая Старушка, чтобы обмануть Ангела Смерти. Не помню сейчас точно, как звали этого мужчину, да это и не важно; важно другое — какой-то раввин посоветовал ему выдать дочь замуж за Енуку. Девочке было четырнадцать. Енука же выглядел на все сорок. Никто не думал, что он согласится, но он согласился. Я сам присутствовал на празднике по случаю помолвки. Девочка выглядела так, будто выходит за собственного отца. Быстро подписали контракт и разбили тарелку на счастье. Во время всей церемонии Енука что-то бормотал себе под нос. Очевидно, получал указания с Небес. Не знаю почему, но обе стороны хотели, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. Помолвка была на Хануку, а свадьбу назначили уже на первую Субботу после Шавуота. Проводили ее не в городе невесты, как это положено по Закону, а в городе жениха, так как не хотели, чтобы Енуку увидело слишком много народа. Приехало восемнадцать раввинов, все специалисты по чудесам, причем кое-кто из них добирался сюда из самой Волыни и Галиции. Собралось также множество вольнодумцев, докторов и философов. Среди гостей были губернатор Люблина и, кажется, вице-губернатор тоже. Пришло множество бесплодных женщин, надеявшихся, что свадьба поможет им понести. Кто-то привел девочку, страдавшую от икоты, похожей на собачий лай. Потом она читала целые главы из Мишны и пела молитвы, голосом глубоким, как у кантора. Все постоялые дворы были забиты, прошел слух, что присутствовавшие на свадьбе никогда не попадут в Ад. Многие спали прямо на улицах. Лавки опустели так быстро, что пришлось выписывать из Люблина повозки с едой.
Теперь слушайте дальше. За три дня до свадьбы мать Енуки зашла к нему в комнату и увидела, что его борода стала седой как снег. Лицо пожелтело и сморщилось, словно пергамент. Она позвала остальную семью. Ребенку не исполнилось еще и шести лет, а он уже превратился в седого старика! Вокруг дома собралась целая толпа, но внутрь никого не пустили. Кто-то рассказал о случившемся родителям невесты, но они не стали разрывать помолвку.
День свадьбы — праздник для юноши, но Енука на то и был Енукой, чтобы всех удивлять. Когда пришло время поднимать покрывало с лица невесты, толпа чуть не взорвалась от напряжения. Эскорт не вел, а нес жениха. Казалось, он лишился последних сил. Когда невеста увидела, что Енука стал стариком, она начала кричать и протестовать, но вскоре все закончилось. Я видел все это собственными глазами. Когда жениху и невесте подали золотой бульон, они еле притронулись к нему, словно оба постились. Музыканты боялись играть. Свадебный шут не проронил ни единого слова за весь день. Енука сидел во главе стола, закрыв лицо руками. Не помню точно, танцевал он с невестой или нет. Через три месяца он умер. С каждым днем силы покидали его. Он таял как восковая свеча. Последние несколько дней к нему не пускали ни паломников, ни даже докторов. Енука, облаченный в белую робу, в талесе и филактериях, сидел как древний святой из иного мира. Он перестал есть. Он не мог проглотить даже ложку супа. Меня не было в городе, когда Енука умер, но говорили, что в момент смерти его лицо сияло словно солнце. Каждый, кто проходил мимо его дома, чувствовал тепло этого святого излучения. Аптекарь, раньше насмехавшийся над ним, после этого стал верующим и насыпал себе в башмаки гороху, в знак покаяния. Священник обратился. Те, что присутствовали у смертного одра, слышали шум ангельских крыльев. Енука велел, чтобы его облачили в саван еще при жизни. Он испустил последний вздох в тот момент, когда на саване сделали последний стежок.
Когда пришли люди из похоронного общества, им почти нечего было обмывать. У таких святых даже материя превращается в дух. Те, кто нес гроб, потом говорили, что тело было легким, как птичка. Похвалы читались целых три дня. Община собрала деньги и построила над его могилой часовню, в которой горел вечный огонь. Для Зекеле установили пенсию. Все решили, что отец такого сына этого достоин.
— А что стало с вдовой? — спросил стекольщик Залман.
— Она больше не вышла замуж.
