Луи-Фердинанд Селин - Север
– У него бывают припадки, как при сухотке спинного мозга… но это не сухотка… со временем все станет понятно, не так ли?… очень болезненные… а еще у него наблюдаются психические отклонения, это определенно, и вот тогда он становится опасным… приступы ярости… раньше, в мирные времена, это был совсем другой человек, а теперь он очень раздражителен… со своей женой, со своей дочерью, со всеми, с вами, если он слишком часто вас видит… я давал ему обычные успокоительные… и делал уколы… в конце концов, пришлось перейти на опиум… в сиропе… у него сдает сердце… он попросит вас его послушать… его жена Изис делает все, что может… я говорю ей: не нужно слишком много лекарств!.. в подобных случаях никогда точно не знаешь, что делать… Крахт вам все расскажет… ах, и еще, чуть не забыл!.. вы ее не видели!.. в другой башне, там, наверху!.. живет Мария-Тереза фон Лейден, сестра старика… в другой башне замка… baronin Мария-Тереза!.. она никогда не видится ни со своим братом, ни с племянником, ни даже со своей племянницей Изис!.. она живет у себя, сама о себе заботится, ездит в Моорсбург, сама себе готовит, боится, что ее отравят… только по четвергам она ездит в Моорсбург… а по воскресеньям выходит поиграть на органе… может быть, вы как-нибудь зайдете в церковь… там пастор Ридер!.. антинацист!.. она играет довольно хорошо… думаю, вы сможете услышать, как она играет на пианино и у нее дома, она вас наверняка пригласит, она может быть очень любезной, если захочет… она говорит по-французски, воспитывалась в Швейцарии… как и все девушки из хороших семей в те времена!.. В заключение он говорит…
– Ну вот, теперь вы все знаете… следует остерегаться Кретцеров… если они будут проявлять открытую враждебность, Крахт мне позвонит…
– Хорошо, дорогой Харрас, договорились!
– И еще та работа, не так ли?…
– Я только о той работе и думаю!
– В добрый час!.. чертов Селин!
Снова его «ооах»! какие мы смешные!.. встряхиваем руки! пожатия!
– Тысяча извинений, мадам Селин! извините меня!.. извините!
Я спускаюсь вместе с ним… хочу посмотреть, как он уезжает… он не против… Крахт стоит внизу у крыльца, с двумя здоровенными набитыми до отказа чемоданами.
– Вы случайно не увозите с собой эти папки, Харрас?
– О, нет необходимости! это только съестные припасы! Цыплята! масло!.. ветчина! я от вас ничего не скрываю!
– Харрас, вы настоящий друг!
Грузят его огромные чемоданы… и он готов в путь!.. мотор!.. в дорогу!.. гитлеровские приветствия!
– Вы все запомнили, Селин!
– Все!.. век вас не забуду!
Крахт пожимает мне руку, впервые за все это время… он не очень-то общителен… Харрас залезает в машину… а я – в свою башню… отъезд… доносится шум…
А еще дальше… гораздо дальше… слышны слабые птаф! птаф!.. это взрывы в их «необороняемой зоне»… но никакой тревоги не слышно… тревогу здесь играют на рожке… они мне уже рассказали… сельский полицейский Хьельмар обходит деревню… он еще старше старика фон Лейдена… когда это необходимо, он бьет в барабан… необходимость возникла лишь однажды, и то по ошибке… когда немецкий полевой самолет упал на Плацдорф… Плацдорф – это на полпути между Моорсбургом и нами…
* * *Ля Вига снова поднялся с нами наверх… нам было немного не по себе после того, что мы узнали про этот Цорнхоф, про этот замок, ферму и фон Лейденов… и про этого Крахта, аптекаря-эсэсовца, штатного стукача… и про персонал Dienstelle… Xappac от нас отделался… раз и навсегда… в Грюнвальде нам было бы лучше… но кто знает, может быть, и нет?… может быть, лучше все же в Цорнхофе?… как только вы лишаетесь права говорить и можете лишь слушать, вам остается только надеяться, вы превращаетесь в подопытное животное…
О, и в современном мире везде так! все сидят и ждут, пока им на голову не свалится какой-нибудь «Спутник»! ну, может, кто и нашел себе теплое местечко где-нибудь в глубине шахты, окутанной рудничным газом! люди ведь согласны на все, только бы не «Спутник»!.. «добровольцы», запряженные в вагонетки! черт! значит, всему свой черед!.. слишком уж все много бахвалились тогда в 44-м… а теперь праздник кончился!.. беда опять стучится в каждый дом!.. мы-то здесь, в Цорнхофе, хотя бы знали, что происходит… просто мы были полностью в чужой власти, вот и все… и нам от всех этих людей, пленных, деревенских фрицев, русских, поляков ничего хорошего ждать не приходилось… мы попали в крайне затруднительное положение!.. но та же хренотень ждала нас и во Франции, где наши братья из Бретани и с Монмартра только и мечтали о том, как разделать нас на ломтики!.. до смешного смешно! малютку Эсфирь[105] поддерживал целый мир, и целый мир был против нас… малютка Эсфирь Лойола[106] готовила сценарий своего фильма на чердаках Отрыгдама[107]… а мы ничего снимать не собирались… нашим уделом были конура и молчание!.. может, конечно, стоило снять, хотя бы в целях пропаганды?… но в любом случае, все равно нас ждали только клевета, нищета и позор…
И тут, в этой «Чудоруссии», мы продолжали расхлебывать то, что уже давно заварили… и чего точно не стоило заваривать… и сюда не нужно было попадать… первые впечатления были далеко не радужными!.. продолжение мы узнаем завтра… а пока немного добавим к уже происходящему… нам с Лили за столом досталось два ломтя черного хлеба… а Ля Виге – немного сельдерея и хлебного мякиша… мы все это разделили… пауки пришли на нас посмотреть… спускаются на паутине с потолка, выжидают… и ззз! тут же снова поднимаются… они любопытные… мы ведь поселились на их территории, это уж точно… Ля Вига хочет спуститься вниз, в свою камеру, но только чтобы я его проводил!.. хорошо!.. тогда все втроем! Бебера оставляем… берем свечу… проходим мимо комнат, где живут секретарши Dienstelle… виднеются только полоски света под каждой дверью… слышен тихий шепот… и еще голоса радио… тока больше нет… но радио работает на батарейках… барышни из Dienstelle, должно быть, устраивают такие вечеринки только для своих… всему свое время, иногда скрытность просто необходима… итак, мы спускаемся по большим ступеням… еще наверху окликаем Яго, чтобы он знал, кто идет… все в порядке, он рычит, но тихо… только чтобы показать, что он нас услышал… он нас пропускает… сейчас посмотрим, что нового в этой камере!..
Ничего, только пауки, как и у нас… мы опять отправляемся обратно мимо Яго… вот мы и снова на нашем матрасе… как бы хотелось просто наплевать на все и уснуть… ан нет, тут-то как раз на вас и наваливаются волнения и заботы! вот древние греки, к примеру, тоже жили в мире трагедий, день и ночь – в заботах… примерно так же живет и тот, кто оказался вне закона… зато наш коммунистическо-буржуазный, менторский, лицемерный, технократический, алкоголический, обжирающийся, больной раком новый мир заботится лишь о двух вещах: о собственной заднице и о собственном счете, – на остальное же ему глубоко плевать! Прол и Плут снова вместе! полное согласие!.. ну а нам, затравленным нищим, спать не приходится… нам нужно быть очень предусмотрительными… всегда думать о том, что нужно и чего не нужно говорить… анализировать свое сознание… любая мелкая оплошность могла очень дорого нам обойтись… Ля Вига внизу, в своей келье, тоже, должно быть, крепко задумался… один Бебер ни о чем не думал, значит, Проявлять изворотливость оставалось нам… животное оно и есть животное, он был гораздо счастливее нас… ну все, молчу, даже шевелиться больше не буду… пусть хоть Лили немного поспит… а я сам могу часами лежать без сна… я уже к этому привык, лежу и слушаю шум у себя в ухе… я научился дожидаться рассвета… небо в бойнице наверху сереет… потом светлеет… надеяться на большее нечего, ведь уже сентябрь… должно быть, шесть часов, или что-то около того… я не буду будить Лили… лучше схожу проведаю Ля Вигу… но как же насчет кофе? я посоветуюсь с ним… где взять кофе?… на ферме?… может, он знает?… я спускаюсь босиком… снова прохожу мимо Яго… Яго спит прямо на каменном полу… он слабо рычит… пропускает меня…
Ля Вига тоже уже проснулся… я спрашиваю его, не думал ли он насчет кофе… еще бы, он не думал!.. ну тогда пошли его искать!.. зачем идти на ферму, ведь здесь в коридоре есть что-то вроде подпольной кухни, он просто уверен, третья дверь от него… толкаемся туда, стучим… он же видел, их там четверо, трое русских и одна служанка старика… никто не отвечает… Яго рычит на стук… они, должно быть, разошлись по своим комнатушкам… до чего же все эти блядчонки скрытные, каждая сама за себя!.. как и старик, со своей подвальной кухней! уверен, у них у всех есть булочки!.. кстати, как потом Ля Вига освещает свою конуру? со спичками!.. он показывает их мне, даже дарит одну коробку… ему хватило трех спичек, чтобы лечь… а у нас есть свеча, но это опасно!.. еще повезло, что мы ничего не подожгли… теперь пошли за булочками… есть идея… если рядом ничего нет, то на ферме!.. Ля Вига одевается… то есть напяливает свои говнодавы… мы уже давно спим не раздеваясь… собирается он недолго, вот мы и на улице, в парке свежо… на первом же повороте аллеи натыкаемся на рабов-мужчин… их дюжина, они складывают вместе стволы елей… что это они тут творят? и кто это такие?… сейчас я у них спрошу… но я не успеваю, меня окликает какой-то солдат, довольно пожилой эсэсовец… вот он выходит из кустов… и спрашивает меня, чего мне надо… и кто мы такие?… не очень любезно… я объясняю ему, что мы живем в замке, вон в той башне… французские беженцы, а сейчас идем на ферму попросить там у них чего-нибудь горячего… он смягчается… он бы сам налил нам немного кофе, но они с этими каторжниками уже пили его в четыре часа… у него больше ничего не осталось!.. он переворачивает свой бидон, показывает мне, больше ни капли!.. у них подъем в четыре утра!.. он достает из своего самого глубокого кармана огромный будильник из черной стали… шесть часов с половиной!.. мне всегда казалось, что мы достаточно трудолюбивы, рациональны, но почему-то нас все постоянно считают бездельниками… вот каторжники, так те по-настоящему вкалывают… встают до зари… эти-то действительно старались… это было видно… они строили что-то вроде избы, добрых тридцать на тридцать метров, целиком из еловых бревен… и на опорных балках! у них здесь точно должна быть лесопилка… я спрашиваю у эсэсовца… это там, на другом конце деревни, в Дансинге!.. Tanzhalle!.. поскольку этот эсэсовец оттаял, я интересуюсь, кто это такие… рабы Божьи!.. я о них уже слышат»… так это они? толстопузые столяры, «отказники по религиозно-этическим соображениям»… если бы они были французами, им бы показали, как играть в Библию и в отказ… я говорю эсэсовцу…
