Юрий Рытхеу - Айвангу
– Видишь, пишут, – потрясал он перед лицом Айвангу новым журналом, – открыт принцип передачи изображения на расстоянии! Это же что будет! Сиди дома и смотри кино. А ты – протезы! Их тоже скоро изобретут.
– Желающих смотреть кино на расстоянии больше, чем безногих, – мрачно возразил Айвангу. – Вот ты мне говорил, что у тебя в Ленинграде девушка. Ты хочешь ее видеть? И у другого тоже есть любимая. И он ее хочет видеть. Мысли у вас в одном направлении работают. Когда-нибудь придет в голову такое, что изобретут видение на расстоянии.
Мозг Айвангу теперь был занят напряженной работой – оказалось, что физику нельзя изучать без знания математики.
После занятий радист ловил музыкальную передачу, и дивные звуки уводили двух парней – чукчу и русского – в мир прекрасного. Далекий составитель музыкальных программ явно отдавал предпочтение великому немецкому композитору.
Однажды, прослушав «Лунную сонату», Айвангу сказал:
– Бетховен знал о человеке все!
В яранге Сэйвытэгина заметно прибавилось книг, большинство – о море, о морских путешествиях. В темном чоттагине, где прятались от пурги псы, где в земляной пол накрепко втопталась собачья шерсть, а с отдушины полога капало, бились волны теплых морей, шипели буруны на коралловых рифах, зеленые волны окрашивались кровью морских разбойников. На мостиках стояли капитаны, просоленные ветрами всех морей, продубленные солнцем всех широт. Они говорили на разных языках всего мира, пили огненный ямайский ром и ругались крепкими словами.
– Сынок, ты испортишь глаза, – с беспокойством говорила мать, замечая, что Айвангу не отрывается от книг.
Зато Сэйвытэгин был рад, что сын нашел занятие и даже не так часто выходит в море на своей собачьей упряжке.
Тем временем в тэпкэнском колхозе назревали крупные события. Проворовались председатель и счетовод колхоза. Комиссия, приехавшая из Кытрына, обнаружила крупную растрату, и виновных отвели под конвоем в районный центр. На пост председателя перебрали несколько кандидатур и остановились на Сэйвытэгине. Сперва он отказывался, но ему сказали, что в противном случае колхоз возглавит Кавье.
– Пусть я буду председателем, – согласился Сэйвытэгин.
В торжественную музыку симфонических концертов все чаще стали врываться призывные звуки труб военных оркестров. Новые песни появились и в Тэпкэне. Их пели дети суровыми глухими голосами:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Если темная сила нагрянет…
Они пели на школьных праздниках и в клубе, и Айвангу аккуратно ходил на все концерты.
Однажды в клубе он сказал Мынору:
– Все у нас хорошо здесь, только одного не хватает.
– Мало книг? – спросил Мынор.
– Нет, книг тут достаточно. К тому времени, когда мы доберемся до последней, привезут еще. Я говорю о другом. Мы провели электричество в клуб, в магазин, в школу. В ярангах горит «лампочка Ильича», а его-то самого у нас нет.
– Кого нет? – не понял Мынор.
– Портрета Ленина у нас нет. Такого большого, как на полярной станции. Ты видел? В кают-компании у них висит. Смотришь на него – и хочется поговорить с таким человеком…
– Как же так? – удивился Мынор. – Разве с портретом можно разговаривать? Ты ведь не шаман.
– Я с ним, как с живым человеком, хочу разговаривать, – пояснил Айвангу. – Это совсем другое дело. Помнишь Армоля, которого унесло на льдине?
Армоль был хорошим другом. Они вместе росли, ловили на лагуне бычков – канаельгинов, вместе ходили в школу и вместе начали охотиться по-настоящему. Парню не повезло. Его оторвало на льдине и унесло в открытое море.
– Когда я вспоминаю Армоля, то разговариваю с ним, будто он живой.
Мынор что-то возражал, но Айвангу уже не слушал его, занятый своими мыслями.
– Мынор, я сделаю портрет Ленина.
Тот удивленно поглядел на друга.
– Что ты говоришь? Разве можно такое?
– А почему нельзя? Ведь кто-то рисует эти портреты?
– Как же это так – нарисовать портрет такого человека? Рука не поднимется. Надо спросить у знающих людей.
– У меня поднимется.
Почему-то нерешительность Мынора убедила Айвангу в том, что он сможет нарисовать портрет Ленина. Он отправился к Гене Ронину посоветоваться.
Радист, как всегда, был весел и общителен. Он показал телеграмму от своей девушки. Айвангу начал издалека: он спросил у Гены, есть ли у него портрет любимой. Радист достал маленькую фотографию. Айвангу внимательно рассмотрел лицо девушки – она была очень юна.
– Портрет был бы лучше? Верно? – спросил он, возвращая радисту фотокарточку.
– Ну, это еще как сделать, – немного обиженно сказал Ронин.
– А кто рисует портреты?
– Портреты? – наморщив лоб, переспросил радист. – В общем художники.
– А как они рисуют?
– Точно не знаю. – Радист задумался. – Кажется, масляной краской на холсте. На материи. На той самой, из которой у тебя сшита камлейка. Но только прежде чем рисовать, надо холст загрунтовать, покрыть таким особым составом, на котором потом будет держаться масляная краска. Ну и краски соответствующие подобрать.
– А если на бумаге? – спросил Айвангу.
– Можно и на бумаге, – согласился Ронин. – Но настоящие художники предпочитают работать на холсте. Репин, Рембрандт, Куинджи. Знаешь, в Ленинграде есть два огромных музея с картинами – Русский музей и Эрмитаж.
– А кто нарисовал Ленина? – Айвангу перебил Ронина.
– Вот этого и я не знаю.
– – А в Ленинграде много портретов Ленина?
– Надо полагать. Есть и скульптуры.
– Это что такое?
– Ну, как бы тебе сказать… Каменные или металлические изображения.
– Вроде идолов? – обрадовался Айвангу.
– Ну зачем так? – Ронин улыбнулся. – У Финляндского вокзала стоит памятник на броневике. Наверное, бронзовый. Ленин смотрит вдаль. Очень хороший памятник.
– Вот бы увидеть его! – воскликнул Айвангу.
– И я бы с удовольствием взглянул хоть одним глазом, – с тоской в голосе сказал Ронин. – Послушай, Айвангу, с чего ты вдруг заинтересовался скульптурами и портретами Ленина?
– Сам хочу сделать, – коротко и деловито ответил Айвангу.
– Портрет?
– Нет, – Айвангу покачал голвой, – е портретом будет трудно: материалу много надо, и красок онять же нет. Сделаю лицо Ленина из камня.
Он задумался и, щурясь, посмотрел в окно.
– Да, пожалуй, из камня, – повторил он, как бы разговаривая сам с собой. – Это будет хорошо. Разного камня у нас сколько хочешь… Только искать будет нелегко – все занесло снегом. Ачьыквын подойдет. Красивый камень. Спасибо тебе, Гена, помог мне. Я пойду.
– Постой, Айвангу, – остановил его Ронин. – Ты что, все это всерьез?
– Да, я решил это сделать.
– Ну, брат, ты того… – медленно проговорил радист. – Желаю тебе успеха.
2Найти подходящий камень оказалось не так легко. Айвангу бродил по склонам гор, иногда рискуя сорваться вниз. Кое-где уже образовались толстые снежные козырьки, грозящие рухнуть при малейшем сотрясении воздуха. Айвангу проходил под ними затаив дыхание, даже боясь кашлянуть. Он откапывал из-под снега камни, сдувал с них порошу, подолгу разглядывал, отбирал и приносил домой. Попадались такие куски, которые приходилось везти на нарте. Скоро весь угол в яранге Сэйвытэгина оказался завален камнями.
Отец ворчал и пытался отговорить сына от его затеи: – И что тебе вздумалось такой труд на себя взять?
Айвангу отмалчивался. Он вдруг почувствовал, что разговаривать на эту тему ему становится все труднее и труднее. Он словно бы взял в руки что-то хрупкое и нежное и боится, чтобы кто-то не притронулся к нему и не раздавил даже словом.
Наконец подходящий камень был найден. Он стоял на виду, и Айвангу много раз проходил мимо него, не замечая. Он откопал его, погрузил на нарту и повез домой.
Пелагея Калиновна очень удивилась, когда Айвангу попросил у нее «все книги о Ленине».
Ученая старуха задумалась, посмотрела на полки.
– Есть Собрание сочинений, – сказала она. – Прости, но зачем тебе это понадобилось?
– Мне нужно много-много портретов посмотреть, – уклонился от ответа Айвангу. – Так, чтобы я мог видеть Ленина, как живого.
С помощью Пелагеи Калиновны и Льва Васильевича Айвангу набрал десятка полтора книг. Потом несколько дней ходил на полярную станцию, в школу – смотрел на портреты Ильича.
Камень стоял на китовом позвонке, а Айвангу еще не притрагивался к нему. Он чувствовал, что не может начать работу, пока сам явственно не увидит в камне дорогой ему образ. Пока камень перед ним был просто камнем – не стоило и браться за работу.
Долгими зимними вечерами он разглядывал портреты Ленина в книгах и журналах, ловил его взгляд, выражение лица. И однажды увидел Ленина. Живого, настоящего. Во сне. Ильич ходил по улицам Тэпкэна и вворачивал лампочки в патроны на столбах. Он был в торбасах и в расшитой нарядной кухлянке. За плечами болтался малахай, а на голову падали снежинки и таяли. Айвангу крикнул, чтобы Ленин надел малахай, и проснулся.
