Джейн Остен - Нортенгерское аббатство
Сердце Кэтрин стало биться еще быстрее. Покраснев от восторга и напряжения, она схватила ручку одного из ящиков и дернула ее на себя. Внутри было пусто. Уже с чуть меньшей тревогой, но с нарастающим рвением она заглянула во второй ящик, третий, четвертый – все оказались пустыми. Она обыскала абсолютно каждый, но так ничего и не нашла. Будучи начитанной и, стало быть, знакомой с искусством прятать сокровища, она вспомнила, что у ящиков бывают двойные днища, и принялась ощупывать обивку, но и на сей раз ее поиски не увенчались успехом. Неисследованной осталась только средняя дверца. Несмотря на то, что Кэтрин с самого начала, не особенно надеялась что-либо обнаружить в этом шкафу и, потому, не выглядела пока слишком огорченной и расстроенной, она решила, что поступит глупо, если не осмотрит тайник – единственное место, куда она еще не заглядывала. Надо сказать, ей опять пришлось немного повозиться, чтобы открыть дверцу; этот замок был устроен не менее замысловато, чем первый. Наконец раздался щелчок, и дверца открылась. Усилия Кэтрин оказались не напрасны – в самом конце тайника, у задней стенки, лежали свернутые в рулон бумаги. Она пришла в неописуемый восторг; сердце трепетало, колени дрожали, лицо побледнело. Неуверенно протянув руку, она взяла свою ценную находку – рукопись, ибо одного взгляда было вполне достаточно, чтобы заметить буквы, написанные от руки. С ужасом вспомнив слова Генри, сумевшего так много предсказать с поразительной точностью, она решила, прежде чем отправиться спать, внимательно прочесть каждую строчку манускрипта.
Тусклый свет, который излучала ее угасающая свеча, заставил Кэтрин вздрогнуть и обернуться; однако вокруг нее ничего не говорило об опасности. Она склонилась над рукописью, не сомневаясь, что ей без особого туда удастся разобрать почерк, каким бы древним он не оказался, но перед этим не мешало бы снять со свечи нагар. Увы! Одно неловкое движение – и свеча погасла вовсе. Кэтрин замерла от страха. Пожалуй, лампа бы, догорев, не оставила бы ее в таком смятении. Теперь же все кончено; фитиль не подавал никаких признаков жизни; комната наполнилась непроглядной тьмой. Резкий порыв ветра, подувшего с новым неистовством, лишь усилил ее напряжение. Кэтрин всю затрясло. До ее ушей донесся шум удаляющихся шагов, и ей почудилось, будто где-то далеко закрылась дверь. Человеческая натура – плохой помощник в подобных ситуациях. На ее лбу проступил холодный пот; рукопись выпала из рук. Пробравшись на ощупь до кровати, она поспешно вскочила на нее и спряталась под одеялом, надеясь найти здесь успокоение. Но о том, чтобы закрыть глаза и заснуть, не могло быть и речи. При таком возбуждении сон вряд ли когда-либо придет к ней. И, вдобавок, такая ужасная буря! Сильный ветер никогда прежде ее не настораживал, но сейчас каждый его порыв казался зловещим. Найденный ею манускрипт до мельчайших подробностей завершал предсказания, услышанные накануне утром. Чем это все можно объяснить? Что в нем написано и кому он предназначается? Почему он так долго оставался необнаруженным? Как странно, что именно ей суждено было найти его! Пока она не ознакомится с содержанием рукописи, она не сможет думать ни о сне, ни даже об отдыхе. Кэтрин решила, что начнет читать при первых же лучах солнца. Но впереди еще столько томительных часов! Она вздрагивала и ворочалась в постели, завидуя всем остальным, которые спят себе тихо и спокойно. За окнами продолжала свирепствовать буря. Время от времени ей слышались ужасные звуки, пугавшие ее больше, чем вой ветра. В какой-то момент ей показалось, что покрывала на кровати начали шевелиться; потом – скрипнул замок в двери, как будто кто-то пытался незаметно пробраться в ее комнату. Со стороны галереи порой доносились неясные шорохи; несколько раз Кэтрин была почти уверена, что слышит приглушенные стоны, от которых у нее в жилах стыла кровь. Время тянулось мучительно медленно. Однако, как только во всем доме часы пробили три, ветер угомонился, и Кэтрин, не помня себя от усталости, заснула.
Глава 22
Горничная, отворявшая ставни в восемь часов утра, наделала столько шуму, что невольно разбудила нашу героиню. Кэтрин открыла глаза, удивившись тому, что ночью они все-таки закрылись, и осмотрелась по сторонам. В камине уже горел огонь, а ночная буря сменилась ясным утренним небом. В тот же миг она вспомнила о существовании рукописи. Едва служанка вышла из комнаты, как Кэтрин спрыгнула с постели и бросилась собирать раскиданные по полу листки, вылетевшие из рулона, когда она уронила его. Забравшись на подушки, она приготовилась к захватывающему чтению. Правда, теперь Кэтрин заметила, что ее находка по своим размерам не идет ни в какое сравнение с рукописями, о которых она читала в романах. Это был простой сверток, состоящий из небольших, не связанных между собой бумажных листков, которых, к тому же, оказалось намного меньше, чем она думала вначале.
Не в состоянии больше сдерживать себя, она быстро пробежала глазами первую страничку – и опешила. Неужели правда или ей только кажется? – Список белья, составленный обычными крупными буквами. Если так, то выходит, у нее в руках перечень предметов, предназначенных для стирки. Она схватила второй листок, но увидела те же самые пункты, только с незначительными изменениями. Третий, четвертый и пятый не содержали абсолютно ничего нового. В каждом упоминались рубашки, чулки, галстуки и жилеты. В еще двух листках, исписанных пером, значились расходы несколько иного характера: конверты, пудра для волос, шнурки к ботинкам и ремни для брюк. А самый крупный лист, в который были вложены все остальные, судя по первой строке: «Приложить припарку гнедой кобыле», предназначался для кузнеца. Именно эта куча бумаг (оставленная в шкафу, как предположила Кэтрин, какой-нибудь нерадивой служанкой) так долго держала ее в напряжении и, мало того, лишила ее половины ночного сна! Она чувствовала себя втоптанной в грязь. Почему же случай с сундуком не научил ее уму-разуму? Лежа на кровати, она покосилась в его сторону и заметила выглядывающий из-за камина уголок, который, казалось, насмехался над ней. Какую, однако, злую шутку сыграло с ней ее собственной воображение! Предположить, что в этой комнате, такой современной и обжитой, может затеряться древняя рукопись, пережившая многие поколения! Или решить, что она единственный человек, умеющий так мастерски открывать шкаф, ключ от которого доступен каждому!
Как она могла так обмануться? Боже упаси, если об этом узнает Генри Тилни! Кроме того, все это – похоже, его рук дело, ведь во вчерашнем рассказе тоже фигурировал шкаф. Кэтрин следовало бы вообще не проявлять к нему никакого интереса. Значит, он все подстроил. Что ж, это немного успокаивало. Желая поскорее избавиться от доказательств своей наивности, от этих мерзких бумажек, разбросанных по всей постели, она тотчас же поднялась и начала сворачивать листки в трубку, стараясь придать им как можно более нетронутый вид, после чего вернула их на прежнее место в шкафу. Оставалось надеяться, что никому в ее присутствии не придет в голову доставать их и тем самым напоминать ей о ее глупых домыслах.
Впрочем, Кэтрин по-прежнему мучил один вопрос: почему же тогда замки открывались с таким трудом, в то время как сейчас она легко с ними справлялась? В этом, действительно, было что-то таинственное. Около минуты она терялась в догадках, пока, наконец, не предположила, что дверь, возможно, вначале была не заперта и она сама ее закрыла. От этого ей опять стало стыдно за себя.
Кэтрин поспешила прочь из комнаты, в которой ее поведение, за последние несколько часов, отличилось особым безумием, и направилась к утренней столовой, куда накануне вечером ее попросила прийти мисс Тилни. Здесь в полном одиночестве сидел Генри. Он сразу же высказал надежду, что ей, оказавшейся в таком не привычном для нее доме, не слишком-то помешала спать прошедшая буря. Такие ехидные намеки Кэтрин совсем не понравились. Но она ни за что на свете не позволит заподозрить себя в усталости; тем не менее, не способная на откровенную ложь, она была вынуждена признать, что какое-то время ветер, действительно, не давал ей заснуть.
– Но зато теперь такое чудесное утро! – добавила она, желая как можно быстрее переменить тему разговора. – Буря и бессонница кажутся сущими пустяками после того, как они закончатся. Какие восхитительные гиацинты! Видите ли, я совсем недавно научилась любить гиацинты.
– И как же вы этому научились? Случайно или с чьей-то помощью?
– Ваша сестра помогла мне. Даже не знаю, как ей это удалось. В течение многих лет миссис Аллен прилагала столько усилий, пытаясь заставить меня полюбить их, но все напрасно. Когда же я на днях увидела их на Милсом-стрит… Вообще-то я равнодушна к цветам.
– Однако теперь вы обожаете гиацинты. Что ж, тем лучше. У вас появился новый предмет увлечения, а значит, вы стали чуточку счастливее. Кроме того, любовь к цветам, я считаю, вашему полу совершенно необходима, так как позволяет вам почаще выходить из дома и прогуливаться на свежем воздухе. Любовь к гиацинтам, правда, кажется мне несколько домашней, но – кто знает, – может быть, со временем вы полюбите и розы.
