Василий Ершов - Летные дневники, часть 5
Да не может же быть такого, чтобы двухсотмиллионный русский народ, на одной шестой части планеты, народ, имеющий героическую историю, купающийся в природных богатствах, тонущий в лесах, за одну миллионную часть которых та же Гана купалась бы в роскоши, имеющий в недрах всю таблицу Менделеева, да земли, да реки, да Байкал… и пропасть, раствориться… Не поверю никогда.
Большевизм в нашей истории – секунда. Ну… чихнул за рулем, врезался в дерево, помял крыло. Выправим и покатим дальше.
Без сахара проживем год, два. Но ведь на Белгородщине, возле моего Волчанска, как сажали буряк, так и будут сажать. Куда его девать? Будет, будет сахар, утрясется.
Все дело в том, что сажали-то крепостные, с расчетом псов стародубцевых на то, что с завода и института пригонят крепостных на уборку. Летчиков пригонят.
А теперь никто не придет. Придется поголодать; потом через заросшую паутиной задницу должно дойти, что надо выгнать поганых псов, взять свою землю и сажать столько, сколько сам сможешь убрать, либо найми батрака, да прежде еще найди его и уговори. Частная собственность и рынок. Сам будешь сыт и страну накормишь.
Если Левандовский с Медведевым закупят на корню всю красноярскую авиацию и организуют частную капиталистическую авиакомпанию «Левандовский, Медведев и К;», я согласен у них летать. Договоримся.
Но там же крутиться надо, а здесь – только крантики открывай и за веревочки дергай. Там – конкуренция и страх прогореть, а здесь – партийная ответственность. Вот почему Шенин – гекачепист и пугает нас разрушением связей и анархией.
Я об одном мечтаю. Чтоб был у каждого кусок земли, огороженный забором с надписью «Моё», и чтобы никто не мог без моего разрешения переступить его границу. А если переступит, чтобы я бы мог его пристрелить на месте, и закон чтобы был на моей стороне.
Ну-у, скажут большевики, отгородимся в своих крепостях, а как же коммуналка? А строем, с песней, в ногу?
Надо будет – договоримся. Заставит жизнь – пойдем в ногу. Но коммун, коммуналок и казарм не должно быть на земле. Личность должна принадлежать себе, а не строю. А захотим – соберемся и будем хором петь. Но – на сытый желудок, сложив на коленях натруженные на своем поле руки.
А пока мы голодаем, потому что не с чего кормиться. А депутаты наши, большевики, всё в парламентах болтают о чем попало, только не о главном. Боятся. А сами тем временем добывают себе блага, квартиры, машины, дачи, пенсии, деток устраивают в престижные институты, чтоб за границу ухряли и жили там, мучились, вдали от родины.
В пионерах тягостнее всего было стоять на линейке и, глядя товарищам в глаза, петь «в борьбе создавали, и Ленин, и Сталин, отечество наше для нас». В большевиках – то же самое: тягостно было на партконференциях петь «Интернационал», про последний и решительный бой, и, глядя в глаза стоящим в презюдиуме, думать: неужели вот они так истово и безоглядно верят? А те раскрывали рты, глядя сквозь меня оловянными глазами, а потом, после боя, ехали бардак с банькой и предавались там всем порокам, с чувством выполненного долга. Сволочи.
9.10. С содроганием думаю о предстоящих полетах: нигде нет топлива. Этот год будем мучиться с суверенными государствами, пока они не перейдут на мировые цены. Пока же на Одессу рейс доходит до Донецка, и сами командиры кораблей, созвонившись с Одессой и убедившись, что топлива нет и не будет, молча разворачиваются, благо, со своим самолетом, без эстафеты, и летят себе назад. И то, с нарушениями: заливают заначку еще дома, добавляют в Казани… короче, как моя прошлогодняя Алма-Ата.
Это – не работа. И надо добиваться гарантированной зарплаты, хотя бы тысячи полторы. Тогда можно и загорать в гостиницах в ожидании того топлива. Летчик спит, а деньги идут.
Если уж в Домодедове пассажиры выскочили на полосу, а в АДП чуть не разорвали диспетчеров, то дальше некуда. Кругом бунты: водочные, сахарные, пассажирские…
Так что – с содроганием…
Но еще десять дней жизни впереди. Как быстро промелькнул этот отпуск.
Оно оборачивается так, что надо бы и Руководство открыть, хоть глазами пробежать, а то ведь можно и забыть, от чего кормишься. Не лезть в дебри, а так, нормальную эксплуатацию, и особые случаи. Для себя.
17.10. По радио интервью с деловым человеком, миллионером. Доктор наук, профессор, был крупным руководителем (читай, директором завода), но решил основать свое дело: брокерская фирма с компьютерной начинкой. Взял кредит – дали под его респектабельное реноме, – деньги в оборот, пошла прибыль, и т.д.
Он дал рабочие места 15 тысячам человек. Он делает какое-то полезное дело, помогает людям торговать, чтобы не бегали и не искали покупатели производителей и наоборот. Он – свободный человек. Надо полагать, вот такие и вытащат страну из дерьма.
Под мое реноме никто кредитов не даст. Поэтому следует ожидать, что страну вытащат более респектабельные люди. А я обречен продавать свой труд и всегда буду зависеть от хозяина, ибо – безынициативен. Я – исполнитель. Моя инициатива не распространяется дальше строительства собственного дома, да и то: как где чего по мелочи украсть, раз нет денег. Найди-ка еще стройматериалы, транспорт, грузчиков, и т.д. Да и денег таких нет, а только на брус надо единовременно 10 тысяч. И цены вот-вот подскочат, и началась гонка за призраком.
Надя недовольна. И место не то, лес, нет людей и пр., и проект не то… все не то.
Ну, а если мы не можем договориться, то нет и смысла затевать. Цены тем временем уйдут. Ладно, хоть будем сажать там картошку.
А если бы не раздумывать, а немедленно добыть денег и вложить их в дом, то через десять лет он окупился бы вдесятеро. Народ все равно побежит из города.
20.10. Последние дни отпуска прошли в прожектерстве. Рассмотрены несколько проектов дома, естественно, моего исполнения. В дереве, кирпиче, из шлакобетонных пустотелых блоков.
И прихожу к выводу. Через месяц-два, скорее всего, с нового года, Ельцин обещает отпустить цены. Естественно, они подскочат, и в первую очередь, не на молоко. Стройматериалы и сейчас дефицит, и строиться может позволить себе очень состоятельный человек, либо вор, с приличным заработком, связями и техникой в руках, т.е., в большинстве своем, начальство высокого ранга. А те, кто берется за производство стройматериалов, озолотятся.
Так вот: достаточно ли я состоятельный человек, чтобы построить себе дом?
Да я нищий. И сейчас-то мы едва наскребем тысяч пять-семь, а оно оборачивается в ближайший год десятками тысяч. Нет, вряд ли потянем.
Если не поймать до зимы стройматериал, то дохлый номер.
Союз рассыпался. Безвластие. Гражданские войнишки местного значения. Беженцы. Интересно, куда придется бежать из Сибири. Каждая суверенная тянет лоскутное одеяло на себя, и уже разодрали на клочки. Из газет: развал Союза для России – трагедия, для республик – гибель. Даже Украина не продержится. Ее зерно и сало никому не нужны, уголь кончается, дышать и так нечем, а закрой заводы – всё.
Ельцин судорожно гребет под себя остатки одеяла: за Россию боится, что не сдюжит и она. Но все же есть надежда.
Для России времена тяжкие; жить, видимо, будем нищенски.
Я вижу один путь: только раздел. И то: Россия останется одна, а у самой татаре с якутами и мордвой – опять раздел. Но все же, продрав на живом теле дыру и выбросив всех желающих самостийности и суверенитета, как тот же Северный Кавказ (на хрен бы он нам, русским, сдался), все же хватит и территории, и людей, и богатств.
Наши богатства – не золото и алмазы: их всю жизнь большевики пропивали. Наши богатства – земля, леса, чистая вода, нефть, уголь, руды. Ну а люди… что ж, с такими людьми можно выжить. Русскому человеку надо видеть перспективу, надо дать ему свободу, мечту.
Дай ему землю – он вспашет; дай еще – еще вспашет, и еще кусок прихватит, просто так, пригодится. Тут – душа, тут есть нечто, непонятное расчетливому европейцу. Вот наш потенциал.
Я на сибиряков смотрю, кто не знал крепостного права, разве только под большевиками. Крепко жил народ. И оживет еще. И мороз не страшен.
21.10. День прекрасный, самое время на дачу, но… началось содрогание. С утра квартальный медосмотр, потом поеду в контору. Надо собирать экипаж.
22.10. Профсоюз заявляет, что вроде бы, по слухам, с июля 92 года летчикам, имеющим льготный стаж 40 и более лет, пенсия будет, вроде бы, независимо от среднего заработка, 750 р. Но это все – вроде бы, слухи. И что такое 750 р. летом 92 года?
А Серега Пиляев уверенно строит себе в Енисейске двухэтажный дом. Мотоблок купил, «Нива» у него; руки все в мозолях.
Люди думают о будущем. И пенсия тут лишь подмога: на кусок хлеба, сахар, курево, спички.
Завтра с утра в резерв, на тренажер… Началась осенне-зимняя навигация.
