Василий Ершов - Летные дневники, часть 5
Я тут в баньке разговорился с коллегой-пилотом, пенсионером, что, да как, да сколько… Сидевший рядом человек, видимо, из крестьян, слушал-слушал, а потом возмутился. Ну, вы даете, мужики. Я столько не получаю, сколько вам пенсия…
Я ему ответил, что мы не получаем, а зарабатываем. Но он не понял и стал доказывать что-то насчет того, как он в уборочную… Ну, кто на что учился.
Однако если его величество гегемон и трудовое пьющее крестьянство нас не понимают, и не хотят понять, а хотят получать больше за свои дедовские серп и молот, то это пахнет диким русским бунтом. И я спрятал свой язык подальше.
Ибо я – за капитализм, где надо вкалывать, а не получать. И скрутить-таки шею колхозам, чтобы мой банный собеседник забрал свой пай земли, взял свои вилы в мозолистые руки, крепостные, пораскинул мозгами и стал бы пахать на себя. А со мною в бане заключил бы договор на поставку, допустим, картошки. А я бы заплатил ему, а сам, вместо того, чтобы горбатиться после полетов на поле, пошел бы в спортзал, а в теплице вместо огурцов выращивал бы розы. Для души.
18.09. Вчера с детьми ездили за грибами, и сегодня собираемся. Оказывается, в жизни, кроме службы, есть еще радости. Да только летчику они отмеряются мизерной дозой, а его величеству гегемону – во вполне достаточном количестве Он-то себе грибов давно насолил.
Кто на что учился, Вася.
Но мне повезло нынче на отпуск: еще только начинается золотая осень, еще не было ни одного заморозка, тепло и солнечно, и нет комаров. Не сильно уставший за лето мозг строит планы. Хочется сделать и то, и это. Правда, в дебильном нашем государстве и купил бы материал, так нету, надо воровать. Вчера на свалке искал трубы для водопровода, нашел; а в парке украл пару толстых труб: валялись в траве; распилил и увез, пойдут на теплицу. Я бы заплатил, но надо красть.
И ремонт в доме надо, но это по дождям. И машину. И погреб. И отпуска не хватит.
Партию большевиков разогнали. Рушат истуканов, собираются закопать тело основателя. Партия рухнула враз, рассыпалась, как громадное, с виду крепкое, но трухлявое внутри дерево. Ей уже не воскреснуть никогда. И ничегошеньки не изменилось в моей жизни.
Я, в дикости своей, понял лишь одно. Мне повезло родиться в таком лживом государстве, так мне в нем врали все и так врут по сей день, ну, вчера еще врали, кончая Горбачевым, – что ни единому официальному слову верить нельзя. Ни е-ди-но-му. Ни-ко-му.
А у кого реальная власть, вот пример.
Лечу из Сочи, везу зайца-пилота. Он среди пассажиров вдруг узнает директора ракетного завода, выпускающего, кроме ракет, еще ширпотребом и холодильники «Бирюса». Когда-то у них с директором были деловые связи по полетам. Заяц взвился пробить для меня вожделенный морозильник, за которым я охотился по всему Союзу. Ни грамма не веря, я все же создал им условия для выпивки коньяка, который заяц готовил для меня. Директор в подпитии снисходительно пообещал вещицу; баба, что слетела с ним, записала мои данные. Жди, тебе позвонят.
И я жду. Мне нужен морозильник, как и всем другим. И сильная личность, власть имущая, мне с барского плеча может кинуть. Но, скорее всего, забудет.
Вот у кого реальная власть. А мне поют про демократию. Претворять в жизнь барскую милость будет его секретутка, которая ублажала его на курортах и которую мы тоже поили. Вот у нее – реальная власть.
И так во всем государстве. Репин шесть лет назад так же лебезил перед власть имущим большевиком, и ему кинули вожделенную черную «Волгу», предварительно всласть наслушавшись униженных просьб и вежливых напоминаний.
И не верю я про ту морозилку, кому я там нужен. Хорошо, хоть сам не унижался и не просил; заяц работал. Потому-то и не будет морозилки. Преданности не выказал. Но власть имущий меня по плечу потрепал. Командира корабля. Пассажир. В полете. Потому что командир тут – проситель. И устраивает пьянку пассажиру в вестибюле.
Эх, зла не хватает. Вот он, реальный наш развитой социализм. Все мы – сраколизы. Потому что нам всем очень надо морозилку.
А завтра подберутся кадры у Ельцина, рассядутся у крантиков и будут нас по плечу трепать Поэтому я им и не верю.
Жаль, что не умею я холодильник своими руками сделать. И как хорошо, что многое все-таки руками умею. Это – лучшая гарантия независимости.
Но все-таки как приятно, что съезды партии превратились в разъезды. Все же остается какая-то надежда.
19.09. Основное сопротивление перестройке, повторюсь, – на местах. Это – директора. Всех рангов и мастей.
А значит, надо приватизировать. Но ведь оборонку не приватизируешь. И тяжмаш. И иже с ними. Это и есть военно-промышленный комплекс. Воротилы. Олигархия.
И какой бы доброй ни была улыбка милейшего Рыжкова, никогда не надо забывать, что он многие годы был директором Уралмаша, а значит, так же пьянствовал в полете и трепал по плечу командира. Как треплют по холке симпатичного глупого бычка в стаде скотов. И командир, глупейше улыбаясь, пускал слюни, что ему отломится нечто вожделенное.
А встанешь поперек – сметут. Пока власть – у них. Партия им только служила. Всякие там федирки, шенины. С ними в доле были члены Политбюро, высший генералитет. Все они – гекачеписты. Павлова они приблизили, выдвинули, подзудили, а теперь он же – козел отпущения.
Теперь партии нет, и Политбюро нет, но все они живы и опять рвутся к власти. Их поддерживает абсолютно большая часть стариков страны. Даром, что ли, Зыкина поет дифирамбы Язову, что он, мол, и Лермонтова наизусть в лицах читает, и сам, видите ли, поэт…
Все они – поэты… в одних бардаках поены, в одних баньках мыты-парены.
Значит, борьба будет тихая и долгая, на сколько хватит им здоровья. А им его хватит. Это мы скорее сдохнем в бессильных попытках что-то сдвинуть.
Значит так. Когда в Москве народ – народ! нар-р-р-рёд, черт возьми! – делал ту августовскую революцию, – чем занимались остальные? Те, что не нар-р-рёд? Те, которых большинство? Ибо под танками крутились и попадали под гусеницы все-таки, в основном, пацаны, да те, кому делать ночью нечего.
Нар-р-р-ёд себе работал. И я – работал. Я в ту ночь не спал, летел в небе. И народ не спал – в цехах, в ночную смену. И народ же просто – спал после работы. По всей стране.
Это к вопросу о том, что лет через пяток – как бы новые историки, всплывшие на пене, пиша новую историю КПСС, или ГКЧП, или еще черт знает чью новейшую историю, – как бы они, родимые, не оболванили нас истиной, что нар-р-рёд спас Белый дом, нар-р-рёд остановил танки, и т.п.
Народ знать ничего не знал.
Но через несколько дней, когда кому-то взбрела идейка поощрить медиков, помогавших защищать тот Белый дом, а именно: повысить их, фигурально выражаясь, в классе, – короче, ощутимо материально, – на следующий день после объявления с утра ломилась толпа врачей-бутербродников – сотни и тысячи. Мы! Пахали! Мы защищали! Нас поощрите! Меня, меня! Мне! – и до драки…
Вот ваш нар-р-рёд. Их на деле-то было десяток, да и до дела-то не дошло. Но – выгода, мелкая, ма-асковская, бутербродная… а уж известно, что москвич за копейку зайца в поле на четвереньках догонит… не моя поговорка, слышал не раз.
И этот народ делал революцию?
А весь Советский Союз?
Вот так же и в 17-м году нар-р-рёд сверг буржуев. Знаем мы этот народ.
Народ безмолвствует. А когда унюхает, откуда пирогами пахнет, туда и кинется.
Все делает кучка заинтересованных лиц.
А мы молча пашем. Ослы.
Мне ли было до той революции, когда сверхпродленная саннорма и забота буквально о хлебе насущном. Та революция меня этой зимой не накормит.
А почти ничего не производящая, паразитирующая на стране Москва бродит оттого, что жрать-то хочется, а в мутной воде, среди идеек, среди информации, глядишь – ухватит свой бутерброд.
Они, москвичи, петербуржцы, столичные баловни, может, годик всего-то и поголодали… если назвать голодом мясо в магазинах по 7 р., сахар по прописке всем, да хлеб любой всегда, и кылба-аса-то, са-асисчки га-аряченькие тож. Это что ли – голод? Бананасов им… А нам – зла не хватает.
Видели бы они красноярское картофельное действо. Видели бы они, как миллионный город, все как один, пролетарии и профессора, во вторую неделю сентября, хворые, здоровые, старики и подростки, на автобусах, на любой ценой доведенных до рабочего состояния к этому, скупо отпущенному природой погожему дню личных машинах, с прицепами и без, с утра пораньше, с вилами на плече, сплошными потоками транспорта, на все четыре стороны – и по окрестным полям!
