Джон Стейнбек - Великие горы

Джоди и Гитано подошли к задним ступенькам, и через дверь с металлической сеткой на них посмотрела миссис Тифлин.

— Бегом, Джоди. Проходите, Гитано, будем ужинать.

Карл и Билли Бак уже ели за покрытым клеенкой длинным столом. Джоди скользнул на свой стул, даже не сдвинув его с места. Гитано же продолжал стоять и мять в руках шляпу, пока Карл не поднял голову и не сказал:

— Садись, садись. Перед дальней дорогой набить брюхо не мешает.

Карл боялся, что сжалится над стариком и позволит ему остаться, потому и был все время начеку — нюни распускать нечего.

Гитано положил шляпу на пол и робко сел за стол. Брать ничего не стал. Карл протянул ему тарелку.

— Вот, накладывай.

Гитано ел очень медленно, отрезая крошечные кусочки мяса и сгребая пюре в маленькие кучки.

У Карла Тифлина, однако же, душа была не на месте.

— А что, в этих краях у тебя никаких родственников? — спросил он.

— У меня зять в Монтерее, — ответил Гитано не без гордости. — И двоюродные там есть.

— Ну, так поезжай туда и живи с ними.

— Я родился здесь, — возразил Гитано с мягким упреком.

Из кухни вышла мать, в большой миске она несла запеканку из тапиоки.

— Я тебе говорил, — с ухмылкой обратился к ней Карл, — что я ему сказал? Что я бы его взял, расти в предгорьях яичница с ветчиной — пусть пасется на здоровье, как старина Истер.

Гитано сидел, не поднимая глаз от тарелки.

— Жаль, что он не может остаться, — сказала миссис Тифлин.

— Давай не будем, — сердито прервал ее Карл.

После еды Карл, Билли Бак и Джоди перебрались в гостиную — немного посидеть, — Гитано же, безо всяких «до свидания» или «спасибо», сразу вышел из дому через кухонную дверь. Джоди украдкой поглядывал на отца. Знал — отец сам себя стыдится.

— В наших краях полно этих старых пайсано, — сказал Карл Билли Баку.

— Да ведь они двужильные, — заступился за них Билли. — Белым в жизни до таких годов не проработать. Видел я одного, самому сто пять лет, так он еще верхом ездит. Найди-ка среди белых такого старика, как Гитано, чтобы протопал пешком двадцать или тридцать миль.

— Что им износу нет, это факт, — согласился Карл. — И ты, значит, хочешь за него слово замолвить? Пойми, Билли, — начал объяснять он, — я и без лишних ртов едва держусь на плаву, того и гляди приберет наше ранчо Итальянский банк. Ты же знаешь это, Билли.

— Ясное дело, знаю, — сказал Билли. — Будь ты богатый, какие разговоры.

— То-то и оно, а ведь у него и родственники есть. Зять и двоюродные прямо в Монтерее. Пусть к ним и идет, а при чем здесь я?

Джоди тихонько сидел и слушал, а в ушах стоял негромкий голос Гитано и его неопровержимое: «Но я здесь родился». Было в Гитано что-то таинственное, как в самих горах. Горные хребты тянулись далеко, сколько хватало глаз, но за самым последним взмывшим к небу хребтом скрывалась огромная неведомая страна. Так и Гитано — он был стариком, пока ты не вглядывался в его подслеповатые темные глаза. В их глубине таилось что-то неведомое. Говорил он слишком мало — не догадаешься, что там у него внутри. Джоди так и тянуло к сараю. Пока отец говорил, он соскользнул со стула и бесшумно вышел из дому.

Тьма была непроглядная, и далекие звуки гор доносились четко и ясно. Из-за холма слышалось позвякиванье колокольчиков — это ехала по проселочной дороге бригада лесорубов. Джоди осторожно пробирался по темному двору. В окне комнатки в сарае горел свет. Ночь всегда несла с собой тайну, поэтому Джоди тихонько подошел к окну и заглянул внутрь. Гитано сидел в кресле-качалке, спиной к окну. Правой рукой он делал перед собой какие-то плавные движения. Джоди толкнул дверь и вошел. Гитано резко выпрямился и, схватив кусок оленьей кожи, попытался прикрыть им что-то у себя на коленях, но кожа соскользнула на пол. Джоди, пораженный, смотрел на руки Гитано — в них была изящная и тонкая рапира с золотистым эфесом в форме корзинки. Острие выходило из него пронзительным темным лучиком. На эфесе виднелись прорези и тонкая резьба.

— Что это? — спросил Джоди.

Гитано лишь обиженно взглянул на него, подобрал упавший лоскут оленьей кожи и решительно завернул в него прекрасное острие.

— Можно посмотреть? — Джоди протянул руку.

В глазах Гитано полыхнули сердитые огоньки, и он покачал головой.

— Где вы ее взяли? Откуда она?

На сей раз Гитано посмотрел на него внимательно, словно в размышлении.

— Досталась от отца.

— А ему? Ему от кого?

Гитано перевел взгляд на длинный сверток из оленьей шкуры.

— Не знаю.

— Он никогда не говорил?

— Нет.

— И что вы с ней делаете?

Гитано слегка удивился.

— Ничего. Просто храню.

— Может, все-таки покажете?

Старик медленно развернул острие, на секунду позволил свету лампы скользнуть по нему. Потом снова завернул.

— Теперь иди. Я хочу спать.

Он задул лампу, не успел Джоди выйти за дверь.

Джоди шел назад к дому, ясно — как никогда в жизни — понимая одно: он никому не должен говорить про рапиру. Сказать кому-то про нее — немыслимо, хрупкий домик правды сразу рухнет. Если такой правдой поделиться, она погибнет.

Посреди темного двора Джоди встретил Билли Бака.

— Тебя там уже хватились, — сказал Билли.

Джоди проскользнул в гостиную, и отец повернулся к нему.

— Где тебя носит?

— Ходил смотреть, не попалась ли крыса в мою новую крысоловку.

— Иди спать, — велел отец.

К завтраку Джоди вышел первым. Потом появился отец, потом и Билли Бак. Из кухни выглянула миссис Тифлин.

— А где старик, Билли? — спросила она.

— Наверное, пошел прогуляться, — ответил Билли. — Я заглянул в его комнатку, там пусто.

— Может, с утра двинулся в Монтерей, — предположил Карл. — Дорога дальняя.

— Нет, — возразил Билли. — Его мешок на месте.

Позавтракав, Джоди пошел к сараю. В солнечном свете мелькали мухи. Казалось, в это утро на ранчо особенно тихо. Убедившись, что никто за ним не смотрит, Джоди вошел в комнатку и заглянул в мешок Гитано. Запасная пара длинного хлопкового белья, запасная пара джинсов, три пары изношенных носков. Больше в мешке ничего не было. У Джоди защемило сердце, будто у него что-то отняли. Он побрел назад к дому. Отец стоял на крылечке и разговаривал с миссис Тифлин.

— Похоже, старина Истер все-таки откинул копыта, — сказал он. — На водопой с другими лошадьми не пришел.

Ближе к полудню с ранчо на горе прискакал Джесс Тейлор.

— Карл, неужто ты сбыл с рук это старье, эту серую падаль?

— Нет. С чего ты взял?

— С того, — сказал Джесс. — Выехал я сегодня с утра пораньше и что вижу? Смех да и только. Вижу старика на старой лошади, без седла, вместо уздечки — кусок веревки. И едет не по дороге, а напрямки, через кустарник. А в руках, похоже, винтовка. Во всяком случае, что-то блестящее.

— Это старый Гитано, — пояснил Карл Тифлин. — Сейчас посмотрю, все ли ружья на месте. — На секунду он заглянул в дом. — Нет, все тут как тут. В какую сторону он ехал, Джесс?

— В этом весь смех. В сторону гор, вот в какую.

Карл засмеялся.

— Горбатого могила исправит, — сказал он. — Надо думать, он просто украл старину Истера.

— Поскачешь за ним, Карл?

— Господь с тобой, мне же лучше, закапывать это старье не придется. Но интересно — где он взял винтовку? И что он позабыл в горах?

Джоди прошел через огород и выбрался к живой изгороди. Пристально вгляделся в гигантские горы — хребет, за ним другой, третий, и так до самого океана. На миг ему показалось, что он видит черную точку, медленно ползущую по склону дальнего хребта. Джоди стоял и думал о рапире, о Гитано. О великих горах. Какое-то смутное желание всколыхнулось в нем, такое сильное, что к горлу подкатил ком. Он лег в зеленую траву возле круглого корыта, недалеко от живой изгороди. Прикрыл скрещенными руками глаза и лежал так долго-долго, полный тягостной необъяснимой горечи.