Симона Бовуар - Все люди смертны
Выйдя из церкви, она остановила такси. Дождь не прекращался, и на сердце стало удивительно свежо и спокойно. Ей удалось победить свой стыд, она сказала себе: я одна, я сильна и делаю все, что захочу. Я докажу, что их любовь — это только обман, докажу Флоранс, что я существую. Пусть меня презирают, пусть ненавидят: я победила.
Когда она вошла в холл отеля, уже почти стемнело; она вытерла о коврик мокрые ноги и посмотрела в окно; косой дождь падал на лужайку и посыпанные гравием аллеи; мужчина по-прежнему лежал в своем шезлонге, он не двинулся с места. Повернувшись к горничной, которая несла в обеденный зал стопку тарелок, Регина спросила:
— Бланш, вы видели?
— Что? — спросила та.
— Один из постояльцев заснул под дождем. Он схватит воспаление легких. Надо заставить его вернуться в отель.
— А! Да вы попробуйте заговорить с ним, — сказала рыжеволосая Бланш. — Можно подумать, он глухой. Я хотела было его растормошить, кресло-то может размокнуть под дождем. Он на меня даже не взглянул. — Покачав головой, она добавила: — Странный тип…
Ей хотелось поговорить, но у Регины не было желания слушать ее. Открыв дверь, ведущую в сад, она направилась к мужчине.
— Вам нужно вернуться в отель, — сказала она мягко. — Разве вы не заметили, что пошел дождь?
Он повернул голову и взглянул на нее, на этот раз она поняла, что он ее видит.
Она повторила:
— Нужно вернуться в отель.
Он посмотрел на небо, потом на Регину; веки его заморгали, будто свет, еще остававшийся на закате, ослепил его; казалось, что ему больно.
Она сказала:
— Пойдемте, иначе вы заболеете!
Он не двинулся с места. Она замолчала, а он продолжал слушать, будто слова доходили до него издалека и требовалось громадное усилие, чтобы уловить их. Его губы шевельнулись.
— О, это не страшно, — проговорил он.
Регина повернулась на правый бок, она уже проснулась, но решила не вставать с постели; было всего одиннадцать часов, и она не понимала, как убить те долгие дневные часы, что отделяли ее от вечера. В окно виднелся кусочек сияющего неба, очистившегося от туч: гроза сменилась хорошей погодой. Флоранс не стала ее упрекать, она не любила устраивать сцен; и Роже вновь начал улыбаться. Казалось бы, ничего не произошло. Да и вправду никогда ничего не происходило. Она вздрогнула:
— Кто там?
— Это горничная пришла забрать поднос, — сказала Анни.
Горничная вошла и взяла со столика поднос.
— Погода нынче славная, — скрипучим голосом произнесла она.
— Похоже на то, — откликнулся Роже.
— Знаете, тот псих из пятьдесят второго номера торчал в саду до самой ночи, — продолжила горничная. — А утром появился снова в насквозь промокшей одежде, он даже не переоделся.
Подойдя к окну, Анни выглянула наружу:
— А давно он поселился здесь?
— Около месяца. Едва взойдет солнце, он спускается в сад и сидит до самой ночи. Он даже не расстилает постель, перед тем как лечь.
— Где же он ест? Может, ему приносят еду в номер? — спросила Анни.
— Ни разу, — ответила горничная. — За весь месяц он ни шагу не ступил за порог гостиницы, и никто его не навещал. Можно подумать, что он вообще ничего не ест.
— Может, он йог? — предположила Анни.
— Тогда, возможно, у него в номере есть запас продуктов, — предположила Регина.
— Ничего такого я не видала, — заметила горничная.
— Он их прячет…
— Наверное.
Горничная с улыбкой удалилась. Анни выглянула в окно, потом, обернувшись, сказала:
— Хотелось бы мне знать, есть ли у него еда в номере.
— Вполне возможно.
— Мне хочется проверить, — сказала Анни.
Она внезапно вышла из комнаты, Регина, зевнув, потянулась, потом с отвращением оглядела меблировку в сельском стиле, стены, затянутые светлым кретоном. Она ненавидела эти безликие гостиничные номера, где побывало столько людей, не оставивших после себя никаких следов, и где не останется и следа от нее. Все будет выглядеть точно так же, а меня здесь не будет. Это и есть смерть, подумала она. Если бы хотя бы в воздухе оставался отпечаток и порыв ветра наталкивался бы на него, но нет — ни складок, ни отметин. На этой кровати будет лежать другая женщина… Регина отбросила одеяло. Дни ее скрупулезно отмерены, нельзя терять ни минуты, а она застряла в этой убогой провинции, где остается лишь убивать время — время, что умирает так быстро. Эти дни не в счет, подумала она. Они вроде бы мною и не прожиты. Двадцать четыре умножить на восемь, это будет запас в сто девяносто два часа, который следует добавить к той поре, когда времени ни на что не хватает…
— Регина, — позвала Анни, появившись на пороге номера с таинственным видом.
— Что такое?
— Я сказала им, что забыла ключ в номере, и попросила у портье специальную отмычку, — сообщила Анни. — Пойдемте со мной к йогу. Посмотрим, есть ли там продукты.
— До чего же ты любопытна! — сказала Регина.
— А вы что, уже нет? — парировала Анни.
Подойдя к окну, Регина выглянула наружу, разглядывая неподвижно лежащего человека. Ее вовсе не интересовало, ест он или нет. Тайна его взгляда — вот что ей хотелось разгадать.
— Пойдем, — настаивала Анни. — Разве вы не помните, как было забавно, когда мы обшаривали домишко в Розэ?
— Сейчас иду, — сказала Регина.
— Это номер пятьдесят два.
Регина последовала за Анни по длинному пустынному коридору.
Анни вставила ключ в замок, и дверь отворилась. Они вошли в номер: мебель в сельском стиле, стены затянуты светлым кретоном. Ставни затворены, шторы задвинуты.
— Ты уверена, что это его комната? — спросила Регина. — Не похоже, чтобы здесь кто-то жил.
— Номер пятьдесят два, точно, — заверила Анни.
Регина медленно повернулась, оглядывая комнату. Не было видно никаких следов человеческого присутствия: ни книги, ни листка бумаги, ни окурка. Анни раскрыла нормандский шкаф: там было пусто.
— Где же он хранит продукты? — растерянно спросила она.
— Может, в ванной? — предположила Регина.
Тут точно кто-то бывал. На раковине лежали бритва, кисточка для бритья, зубная щетка, мыло; бритва была обычной, мыло самое что ни на есть настоящее, это были нормальные, внушающие доверие предметы. Регина потянула дверцу шкафа. На полке было сложено белье, на плечиках висела фланелевая куртка. Она полезла в карман.
— Это уже интересно, — заметила она, вынимая руку: на ладони лежала пригоршня золотых монет.
— Господи боже! — воскликнула Анни.
В другом кармане был листок бумаги — справка из психиатрической больницы департамента Нижняя Сена. Мужчина, как оказалось, страдал амнезией. Он назвался Реймоном Фоска. Не были известны ни место рождения, ни его возраст, месяц назад его выписали из больницы, сколько времени он там провел, не уточнялось.
— Ах, месье Роже был прав, — разочарованно протянула Анни, — это сумасшедший.
— Конечно сумасшедший, — сказала Регина. Она вложила листок обратно в карман. — Интересно, почему он там оказался.
— Во всяком случае, здесь нет никаких продуктов, — заметила Анни. — Он ничего не ест. Она в замешательстве огляделась. — Может, это и впрямь йог, — сказала она. — Йог ведь может быть сумасшедшим.
Усевшись в плетеное кресло рядом с неподвижным человеком, Регина окликнула его:
— Реймон Фоска!
Он выпрямился и посмотрел на Регину.
— Откуда вы знаете мое имя? — спросил он.
— О, я немного колдунья, — ответила Регина. — Вас это не должно удивлять, ведь вы тоже колдун: вы можете обходиться без еды.
— Вам и это известно? — сказал он.
— Мне многое известно.
Он откинулся назад.
— Оставьте меня и идите прочь. Вы не имеете права преследовать меня.
— Никто вас не преследует. Я живу в этой гостинице и вот уже несколько дней наблюдаю за вами. Хотелось бы, чтобы вы открыли мне ваш секрет.
— Какой секрет? У меня нет секретов.
— Я хочу, чтобы вы открыли мне, как вам удается избежать скуки?
Он не отвечал. Он закрыл глаза. Она вновь тихо окликнула его:
— Реймон Фоска! Вы слышите меня?
— Да.
— Мне так скучно, — сказала она.
— Сколько вам лет? — спросил Фоска.
— Двадцать восемь.
— Вам предстоит прожить еще больше пятидесяти лет, — сказал он. — Время пролетит быстро.
Положив руку ему на плечо, она грубо встряхнула его:
— Что?! Вы молоды, сильны, а предпочитаете жить как покойник!
— Не нашел лучшего выхода.
— Ищите, — настаивала она. — Хотите, будем искать вместе?
— Нет.
— Вы говорите «нет», даже не взглянув на меня, — сказала она. — Посмотрите на меня.
— Не стоит, я сто раз вас видел.
— Издали…
— И издали, и вблизи!