Василий Ершов - Летные дневники, часть 5
Мы не умеем трудиться. Нет, конечно, как-то, на уровне начала 20-го века, шалтай-болтай, через пень-колоду, мы кое-что умеем.
Ходячее выражение на Украине, упрек тем, кто запился вконец и на работу ходит через раз, да еще и на судьбу жалуется. Так вот, ему с упреком говорят: «пить-то пей, но оно ж надо ж еще трошки и работать».
Вот именно: «трошки».
Летчики, полетавшие за границей, рассказывают. В Африке где-то аэропорт международный. Страна друзей. Прилетает наш Ту-154, заруливает; встречающий техник пальцем не шевелит, покуривает, лыбится, ручкой эдак: «прифэт, камарад!» Тут надо руководить заруливанием, колодки подставить под колеса, а он – «прифэт».
Садится «Боинг», заруливает; колодок нет. Выключился, выходит пилот, молча подсрачник негритосу ботинком, и пошел себе, а тот бегом колодки подставил, шустренько забегал вокруг самолета, работает. Вот так.
В буржуйском обществе буржуй и сам не сидит, и вокруг него не сидят, там вертятся люди. Та система опирается на жестокие законы природы. Или ты – или тебя. Там если гуманизм возник и культивируется – так это отдушина сытых.
У нас же гуманизм везде. Да только жестокое наше общество. Вот любой к тебе подойдет, злости у всех хватает, и может запросто, за так, зарезать.
Я сам наблюдал картину, как по улице бежал мужик с ножом и орал, пьяный: «Ну! Кто на меня! Подходи! Зарррежу!»
У них зарежет тот, кто иным путем уже не может добыть кусок хлеба, изгой, исторгнутый жестоким обществом. А у нас это может быть хоть сынок генсека, и спроси его, за что человека зарезал, – не ответит, не знает сам.
Да, у них негров, индейцев загнали в трущобы, им закрыты пути к образованию и далее – к высококвалифицированному труду. Единицы, однако, пробиваются. А те, кто хотят, да не могут… или не очень хотят, остались на обочине. Так сложилось исторически: не люди-неудачники, а целые племена послужили ступенькой другим, более жизнеспособным.
Негуманно? Ну и плачьте над ними. На себя оглянитесь, на 30-е годы.
А у нас десятки миллионов бичей или бичеобразных алкашей – мы их лечить собрались. Вот 50 процентов нашего труда и уйдет на их лечение… а ведь не вылечим. Гуманно ли это по отношению к нации? Им все пути открыты, да им наплевать на те пути и на всех нас.
Нам как воздух нужна безработица, вернее, ее страх. Говорю это как человек, двадцать лет проживший под таким страхом. Это как нашатырный спирт: неприятно, но хорошо прочищает мозги. Зная, что такое «волчий билет», наш брат-летчик относится к работе очень и очень ответственно. И пусть воры из министерства не тычут меня носом в тот или иной случай разгильдяйства экипажа. Во-первых, на себя там, в министерстве, ворье, оглянитесь, а во-вторых, кто знает истинную подоплеку наших ЧП?
Или это вор К., загребший под себя шикарную московскую квартиру, вместе с вором В., за воровство сосланным аж в Монреаль, в реку с чистой проточной водой, на проклятый Запад, – или это командир корабля, ютящийся с двумя детьми в однокомнатной конуре и не поспавший раз, два, три, двадцать три, сто двадцать три раза перед вылетом.
Или же это блатной, приблатненный, сынок, кум, сват, брат, – которого десять лет возили на правом кресле, все-таки по блату ввели в строй, и на 115-м часу самостоятельного налета отправили рейсом в Норильск, где он благополучно и разложил новенькую «Тушку» на пупке.
Так что, я считаю, страх безработицы живо поднял бы дисциплину везде. И это было бы по законам природы, а не выдуманного большевиками гуманизма.
Да простят мне истинные большевики, те, что жизни отдали за нас, дураков, те, что кроме той кожаной куртки или шинели, ни о чем не мечтали, а только о мировой революции. Кто ж виноват, что поверили и сгорели.
А я вот подвергаю сомнению. Как грызлись они тогда, догрызлись до того, может, что и Ленина умерли раньше времени, чтоб божка создать – да что божка… бога, еще какого, – так и сейчас грызутся. «Ты неправ, Борис! Мы тут на износ работали, особенно генсек…»
И я себе на износ работал. Верил, что создаю потенциал… Да только, возя самолетом проволоку и шурупы, не очень верилось: больно уж накладно.
Разве ж буржуй будет возить шурупы самолетом?
И людей когда возил, а из них половина – командировочные, то себе думал: да разве ж так уж необходимо перемещать десятки, сотни миллионов человек, просителей, толкачей? Разве для этого мой труд?
Да кто там нас спрашивал. А толкачи при нашем толковом народном хозяйстве были, есть и будут, и много.
19.11. Сценка из жизни советского офицерства в Артеме, в военном городке, в магазине, куда и мы, аэрофлот, как-то забрели в поисках дефицита.
Дают разливную сгущенку. Толпа офицеров, их жены, дети, нижние чины, ну, и мы в синей форме. Советский офицер кричит советскому офицеру: эй, ты, куда лезешь снова без очереди, а то вытащу и по шее накостыляю. Тот огрызается; матросики наблюдают; народ безмолвствует. Мы покраснели и ушли. Чего тут комментировать.
21.11. Заходим в Куйбышеве с юга, посадочный 151, прошли Смышляевку, держим курс 330 в район траверза. Погода средней противности, обледенение в облаках. Я себе орудую интерцепторами и регулирую режим двигателей, поддерживая оптимальное снижение. И вот, уже на высоте круга, диспетчер дает нам курс 360, потом еще правее, 20; на наш запрос о боковом удалении дает 11 км, когда тут ширина круга 8; короче, явно уводит нас вправо. Мысль: может, борт впереди заходит навстречу, на 151 с прямой, от Кошек, и нас оттягивают? Так нет: зачем вправо-то?
И вдруг доходит: а не сменили ли посадочный курс? Короткие дебаты в эфире: «Да, сменили, на 232, слушайте АТИС».
Леша вслушивается в информацию АТИС, зажал наушники руками, чтобы в тысяче данных уловить главное: ветер и коэффициент сцепления. Я пилотирую один; мы слишком быстро приближаемся к новой посадочной прямой, идем с этим курсом от 3-го к 4-му развороту. Витя долбит НВУ, пытаясь набить данные на новый посадочный курс. Я краем глаза слежу, выставил ли Леша цифры 232 на своем ПНП, и долблю Витю, переключил ли он привода и КУРС-МП; одновременно даю команды о режиме двигателей, шурую интерцепторами и деру машину, лихорадочно пытаясь погасить скорость и поскорее выпустить шасси; но по МПР мы уже где-то на посадочном, а скорость еще 400, провернемся; точно: круг отпустил на посадку, посадка дает, что мы провернулись и уже справа 4000. Удаление по «Михаилу» 16 км, есть еще запас…
Короче, к точке входа в глиссаду мы все успели, на пределах, без нарушений… кроме контроля по карте в связи с изменением посадочного курса. Леша успел принять, что Ксц=0,41, но я тут же забыл цифру, лишь понял, что сцепление не ахти, но по ветру проходит. Где-то на 150 м увидел полосу.
На земле Лешу все подмывало посоветовать службе движения, чтобы чуть пораньше давала знать экипажу о том, что меняют посадочный курс. Я же, зная Куйбышев, отнекивался: бесполезно. Заспорили.
Ну, позвонили РП. Тот тут же задергался и, еще не зная опасности, судорожно стал обставляться обтекателями. Короче: слушайте вовремя АТИС, да скажите еще спасибо, что вас не вывели на привод и не заставили сделать чемодан, как положено, а завели по кратчайшему.
Ну что ж, хорошо, что нам, опытному экипажу, понадобилось всего 10 секунд, чтобы сориентироваться в обстановке и уложиться в маневр на пределе возможностей. Мы это уже давно умеем, но… через год уйдем на пенсию. Пусть молодежь набивает шишки сама. А диспетчер такой помощник, что его благими намерениями мостится шоссе в ад.
Короче, Леша констатировал, что прав был я.
А ведь умный диспетчер, десятью секундами раньше, чем дал нам первую команду на отворот вправо, да скажи только: посадочный сменили, 232, сцепление 0,41, ветер 170, 7 порыв 9, – и всё. Мы каждый знаем, что делать; нам бы хватило 10 секунд: тут же задрать нос, интерцепторы 45, скорость 400, шасси, закрылки 15, 28, убрать интерцепторы, режим 80, скорость 320, – и спокойно брать тот курс 20 к третьему левым на 232, снижаясь до 400 м, перестраивая навигацию, и бубнить карту.
Но тот РП никогда не летал, тем более, на Ту-154. Каждому свое.
Пока еще инициатива в Аэрофлоте наказуема, и этого хватит на весь мой недолгий летный век.
Репин уже год как на пенсии. Ждал-ждал обещанное ему место инструктора тренажера, но с тренажером воз и ныне там, и Репин пока подрабатывает на своей «Волге», и зарабатывает вдвое больше, чем командир на Ту-154, и, кажется, уже плюнул на Аэрофлот.
Вот так уходят Мастера.
Зашатался Союз нерушимый республик свободных. Прибалтика под шумок перестройки пытается освободиться от нашей свободы. Разговоры о полной хозяйственной независимости, вплоть до своих денег, службы в армии прибалтам – в Прибалтике, их зэкам тоже сидеть не в Сибири; а теперь уже – и не подчиняться союзной Конституции.
