Барри Пейн - Переселение душ
— Принесите мне самое лучшее из того, что у вас есть.
Он улыбнулся. И продолжал улыбаться все время, пока меня обслуживал, А потом привел еще двоих, чтобы те полюбовались мной. Они заговорили со мной, но мне не хотелось общаться с ними. Кажется, я заснул.
Утром я обнаружил себя в доме на улице Шарлотты. Я не обратил на это внимания, но моя домовладелица сказала, что я вернулся домой, напившись как свинья. И тогда мне вспомнилось объявление о бодрящем воздухе за городом. Я сказал хозяйке:
— Ваш дом — не место для джентльмена.
3 июня. И зачем я пишу все это? Сознаю, что нагрубил, и мне неприятно делать подобные признания, однако я веду записи исключительно для себя, поэтому мне нетрудно это сделать. Я обычно не пью вина, поэтому не мог предвидеть, как оно подействует на меня. Это отвратительно, но что случилось, то случилось. Я решил больше не возвращаться к этой теме.
Я теперь плачу два фунта десять шиллингов в неделю за то, что живу в двух комнатах, и за питание. Я питаюсь в одиночку, сидя в гостиной. Было бы гораздо дешевле, если бы я завтракал, обедал и ужинал вместе с домочадцами, но денежный вопрос меня не беспокоил. В конце концов, что такое два фунта десять шиллингов в неделю? Всего-навсего сто тридцать фунтов в год!
17 июня. Я не прикасался к дневнику вот уже несколько дней. Мне этого не хотелось. Или была еще причина? Людям я говорю, что я свободный художник, что соответствовало истине, и занимаюсь я литературой, что тоже соответствовало истине, ибо я люблю читать, а также описывать все необычное в своей жизни. И в то же время у меня было подавленное настроение. Мне трудно объяснить почему. В какой-то мере потому, что я не привык обходиться без службы. Порою, сидя с сигаретой в гостиной, я ловил себя на том, что если бы мистер Толлер вошел, я внезапно вскочил бы и извинился перед ним за столь праздное времяпрепровождение. Но хватит о нем и об опостылевшей конторе. Хотя если быть откровенным, то и здесь у меня не все гладко. Меня угнетает открытая местность. Я, разумеется, читал в дешевеньких книжонках о маленьких оборванцах, которые никогда в жизни не видели ни одного зеленого листочка. Я не верил этому. Но открытое пространство — совершенно другое дело. Вчера был прекрасный день, и я пошел прогуляться в долине Венсли. И вот я оказался там, откуда мог созерцать то, что происходило на несколько миль от меня вокруг. Но я не увидел ни одного дома, ни деревца, ни одной живой души. Этот была пустыня, и в этой пустыне — один только вереск. Только вереск и я… Это привело меня в ужас. Я привык к тому, что меня окружают стены. Я вечно мчался куда-то, пока не натыкался на одну из них, что волей-неволей заставляло меня проникаться сознанием: я в полной безопасности…
Я возвращался домой, чувствуя себя растерянным и беспомощным. И несказанно обрадовался, когда по дороге встретил человека, хоть был он хмур и неразговорчив. Дома, увидев стены, я окончательно успокоился.
Все эти мои страхи пройдут, конечно, и я вступлю в новую стадию моего существования. Правильно я сделал, решив пожить несколько месяцев в уединении. Нужно привыкать к нему постепенно, так же как к шампанскому. Впрочем, об этом не хочется вспоминать.
20 июня. Вересковая пустошь меня больше не пугает. Скорее наоборот, я нахожу ее чудесной. Это уже перемена к лучшему. Меня больше ничего не страшит. Теперь я многое понял. Когда я там, где не могу видеть ни деревни, ни домов и ни единого живого существа, я кажусь себе последним живым человеком на всем свете. Я — своего рода бог. Здесь нет никого, кто бы сделал мне замечание о моей одежде. Никто не скажет мне, что я проглатываю звуки, как простолюдин, когда спешу высказаться! Раньше я от всех и всего зависел. Вокруг было слишком много зданий и слишком много глаз, а теперь мне кажется, что жить среди людей неинтересно и даже тошно. Глупо бояться, что они могут обо мне плохо подумать. Заказывая ту самую бутылку шампанского, я хотел понравиться официанту, заставить его думать обо мне гораздо лучше, чем я того заслуживал. Ну и жалким существом был я тогда! И не знал я в ту пору, что существует открытая местность. Теперь я многому научился. Если бы вошел сюда мистер Толлер, я бы сказал ему: «Убирайтесь вон. Катитесь к своим кирпичам, растворам и счетным книгам, к раздувшимся от важности друзьям, белым воротничкам и прочей ерунде. Ваше присутствие раздражает меня, и мне нет дела до того, понимаете ли вы, почему именно, или нет. Если вы не уйдете, я спущу на вас собаку».
Кстати, на днях случилась любопытная штука. Я подкармливал собаку, дога, и он привык ко мне. Однажды мы пришли туда, где человек видит себя единственным существом на белом свете, но собака вдруг завыла и бросилась прочь с поджатым хвостом. Что же она такое заметила, чего не видел я? Может, призрак? Средь бела дня? Что ж, если мертвым суждено воскреснуть, то здесь для этого подходящее место — тишина, серое небо, и никого вокруг. Никто бы их не беспокоил. А если это и не так, то пусть это выглядит богохульством, но я куплю участок земли в самой сердцевине пустоши и построю дом.
23 июня. Сегодня я вновь получил письмо от Джулии. Конечно, ей непонятно, почему я стал другим. Она писала, что постоянно думает обо мне, и пишет до сих пор…
Я был на седьмом небе от счастья, когда получал от нее весточки. Это было до того, как я полюбил прогулки в одиночестве. Но жизнь конторского служащего отошла в далекое прошлое. И я о ней больше не вспоминаю. Жизнь свободного человека, которую я наконец-то дождался, вряд ли кому-нибудь покажется интересной.
Первое время я вспоминал, как мы вместе с Джулией прогуливались по городу, и я был счастлив: она рядом со мной! Мне хотелось, чтобы она стала моей женой. Между теми прогулками и сегодняшним днем — целая вечность. Да, я изменился. Джулия мне не нужна! И никто мне больше не нужен. Я единственный человек, оставшийся на земле! Очень скоро я покину этот опостылевший мне деревенский дом. Люди — славные существа, но они всего-навсего люди и поэтому невыносимы. Не могу жить и дышать среди них, мне противны даже деревья, которые они посадили. Какое противное слово — люди!
7 июля. Я был не прав, утверждая, что я — последний человек на земле. Скорее всего я мертв. Я знаю, почему дог завыл и умчался прочь. Белая вересковая пустошь заполнена мертвецами. Теперь я вижу их не только при лунном свете, но даже солнечным днем. И мне не страшно. Думаю, что я мертв, ибо мне видится линия, пересекающая мою жизнь, а на другом ее конце что-то необычное, чего не передать словами. Я перелистал дневник, перечитал то, что писал о мистере Толлере, о шампанском, о деньгах. Видимо, описанные мною события все-таки происходили. Значит, я жив, так как могу писать, и даже ем, и гуляю, и сплю, а поутру просыпаюсь. Если я не мертвец, то кто я тогда? Сегодня я натолкнулся на давнишнее письмо, с подписью «Джулия Джарвис» и конверт на мой адрес… Интересно, кто она такая, эта Джулия Джарвис?
9 июля. Приезжал какой-то тип в сюртуке. Он непременно желал встретиться со мной. Он хотел, чтобы я куда-то ехал с ним, говорил, что мне будет гораздо лучше, я стану нормальным человеком, если за мной будет уход. Он и не ушел, пока я не сказал, что убью его. Тогда вмешалась женщина из сельского дома, но я обещал убить и ее.
Я просто не могу выносить людей. Я — нечто особое, нечто другое. Я не жив и не мертв. Не могу даже представить, что я такое.
16 июля. Я все решил и теперь доволен. Я доверяю лишь своим чувствам. Я знаю теперь, что я — бог. Раньше я был очень застенчив и не уверен в себе, никогда не слышал, чтобы простой служащий стал богом. Оказывается, может.
Я давно собирался пойти к холмам, которые находятся на севере. Издали они кажутся пурпурными. А если подойти поближе, то увидишь, что сначала они серые, а затем зеленые. Порою создается впечатление, что на холмы накинуты серебряные нити — это полоски солнечного света украшают их.
Я медленно поднялся на холм. Воздух был нет подвижен, жара стояла ужасная. Но как только я оказался на вершине холма, разразилась гроза. Я не обратил на это внимания, потому что мертвец, которого я встретил у вересковой пустоши, сказал мне, что молния не посмеет тронуть меня. На вершине холма я обернулся и увидел, как буря бушует под моими ногами. Это было подвигом с моей стороны, что я пошел туда, где собираются другие боги. Низко нависшие черные грозовые тучи прячут их от людей, да и вспышки молнии не позволяют людям рассмотреть их.
Некоторые из богов были подобны большим картинам, которые я видел на щитах, рекламирующих пьесы в театре или еду, которая, как предполагается, придает сил и укрепляет мышцы. Боги прекрасны лицом. И по выражению их лиц не понять, довольны они или сердятся, испытывают боль или нет. Они сидели длинными рядами, отдыхая на вершинах холмов. А между ними и землей бушевала буря.
