Джозеф Конрад - Победа
— Пусть меня повесят, если этот парень не собирается идти предупреждать полицию! — проворчал Рикардо угрожающим тоном, который вернул Шомберга в мир действительности.
— Нет, нет, — уверял он, — я только так говорю. Вы хорошо знаете, что я не сделаю ничего подобного.
— Я и вправду начинаю думать, что история с этой девчонкой повредила вам мозги, мистер Шомберг. Поверьте мне: будет гораздо лучше, если мы расстанемся друзьями; так как, вышлют нас или не вышлют, вы можете быть уверены, что один из нас скоро появится обратно, чтобы рассчитаться с вами за все скверные штуки, которые придумает ваша башка.
— Боже великий! — вскричал Шомберг. — Значит, ничто не заставит его уехать!.. Он останется здесь навеки… навеки… А если бы я вам предложил хорошее отступное… не можете ли вы?
— Нет, — перебил его Рикардо. — Невозможно, если вы не придумаете, чем бы его поднять… Я вам это уже объяснял.
— Нужно было бы найти что-нибудь, что соблазнило бы его, — прошептал Шомберг.
— Да. А Восточной Африки для этого недостаточно. Он сказал мне на днях, что Восточная Африка может подождать, пока он соберется… и ее можно заставить подождать довольно долго, потому что она никуда не убежит и он не боится, что кто-нибудь захочет ее похитить.
Эти рассуждения, которые можно было рассматривать как простые трюизмы или как показатели нравственного состояния мистера Джонса, являлись малообещающими для несчастного Шомберга, но имеется доля истины в поговорке, которая гласит, что ночь всего темнее перед рассветом. Самый звук слом имеет собственную силу, независимо от смысла их во фразе. Л это слово «похитить» пробуждало отзвук в больном уме трак тирщика. Это был отзвук, постепенно гнездившейся в его мозгу мысли, пробужденный случайно произнесенным словом. Нет никто не сумел бы похитить материк, но Гейст похитил девуш ку.
Рикардо не мог постичь причины происшедшей в лице Шомберга перемены. Между тем она была достаточно заметна, чтобы живо заинтересовать его; он перестал небрежно покачи вать ногой и сказал, глядя на трактирщика:
— На такую болтовню нечего отвечать, да?
Шомберг не слушал.
— Я мог бы указать вам другой след, — проговорил он мед ленно.
Потом он замолчал, словно его душила нездоровое волнение, усиленное опасением неудачи. Рикардо слушал со вниманием, но не скрывая некоторого презрения.
— След человека, — судорожно пробормотал Шомберг и снова замолчал, борясь между велениями ненависти и совести.
— Может быть, человека на луне? — усмехнулся Рикардо.
Шомберг покачал головой.
— Во всяком случае, его не опаснее ограбить, чем человека на луне, а искать придется не так далеко. Попробуйте-ка.
Он размышлял. Эти люди, профессия которых заключалось в грабежах и убийствах столько же, сколько в шулерстве, казались самою судьбою предназначенными для проектов мести. Но Шомберг предпочитал не входить в подробности. Он думал лишь о том, что может одним ударом освободиться от тирании бандитов и рассчитаться с Гейстом. Ему достаточно был дать свободу своему естественному таланту клеветника. В данном случае его обычная склонность к скандальным сплетням будет усилена ненавистью, которая, подобно любви, обладает собственным красноречием. Рикардо слушал теперь со вниманием. Шомберг принялся пространно описывать Гейста, разжиревшего от многих лет мошенничества, общественного или частного порядка; это был убийца Моррисона, обманщик бесчисленных акционеров, чудовищное соединение хитрости и бесстыдства, дерзких проектов и просто плутовства, таинственности и ничтожества. Шомберг возвращался к жизни, выполняя свою естественную функцию; кровь снова приливала к его щекам; он становился красноречивым, оживленным, веселым, и его военная осанка снова делалась мужественной.
— Вот правдивый рассказ. Его видели бродящим несколько лет в этой части света и сующим нос в дела всех и каждого, но один я разгадал его с первого взгляда, этого негодного обманщика без принципов, этого опасного субъекта.
— Вы говорите, опасного?
Звук голоса Рикардо вернул Шомберга к действительности.
— О, постараемся понять друг друга, — проговорил он с замешательством. — Это лгун, обманщик, бандит с медоточивой |эечью и слащавой любезностью, один из тех людей, в которых нет ни капли искренности.
Рикардо отошел от стола и шагал бесшумно по комнате. Проходя мимо Шомберга, он оскалил зубы и проговорил: К — А! Гм!
— Какой опасности вам еще нужно? — спросил Шомберг.
Потом небрежным тоном продолжал:
— Я не думаю, чтобы он был из тех, которые дерутся.
— И вы говорите, что он там один?
— Как на луне, — с живостью подхватил Шомберг. — Никто в мире не беспокоится о том, что может с ним случиться. Вы поймете, что он предпочел смирно сидеть, когда зацапал всю свою добычу.
— Свою добычу? А почему он не увез ее к себе на родину? — спросил Рикардо.
Спутник «просто Джонса» начинал находить, что этому делу стоило уделить немного внимания. Он искал истины, как это делают люди с более прочной моралью и более чистыми намерениями, нежели у него; он искал ее при свете собственного опыта и собственных предрассудков. Мы можем познавать факты, каково бы ни было их происхождение (а одному богу известно, откуда они рождаются!), лишь при свете наших особых подозрений. А Рикардо был исполнен подозрений.
Шомберг — таково успокаивающее действие вновь обретенной уверенности — Шомберг возразил холодным тоном:
— К себе? А вы, почему в ы не вернулись к себе на родину? Слушая вас, подумаешь, что вы себе хорошо набили карманы, бегая по свету и обыгрывая бедняков. Вы сейчас должны быть не бедны.
Рикардо остановился, чтобы взглянуть на Шомберга с удивлением.
— Вы, вероятно, считаете себя очень хитрым? — спросил он.
В данную минуту Шомберг так ясно отдавал себе отчет в собственной хитрости, что ирония Рикардо его не возмутила. В его тевтонской бороде промелькнула даже настоящая улыбка, впервые за несколько месяцев. Он был в ударе.
— А кто мне поручится, что вы не потешаетесь надо мною, рассказывая мне сказки? — резко проговорил Рикардо. — Я удивляюсь, что у меня хватает терпения выслушивать эту идиотскую историю.
Шомберг, не дрогнув, выдержал эту внезапную перемену фронта. Ему не нужно было обладать особой наблюдательностью, чтобы увидеть, что он сумел пробудить в сердце Рикардо чувство любопытства и, может быть, даже алчности.
— Вы мне не верите? Хорошо… Спросите у первого встреч — нош… проезжал ли здесь этот… этот швед по пути на родину Зачем бы он здесь останавливался, если не за этим? Спросите, кого хотите.
— Спросить? Ах, отлично, — возразил тот. — Так я и пойду расспрашивать о человеке, на которого собираюсь напасть. Эти вещи делаются потихоньку или не делаются совсем.
Особая интонация, с которой были произнесены эти слова, заставила Шомберга похолодеть. Он кашлянул, чтобы прочи стить горло, и посмотрел вдаль, словно его покоробило то, что он услыхал. Потом, безо всякого перехода, продолжал:
— Ну, разумеется, мне он ничего не говорил. Я этого и не ожидал. Но у меня есть глаза, чтобы видеть, и здравый смысл, чтобы выводить заключения. Я умею разбираться в людях. Он воспользовался своим пребыванием здесь, чтобы побывать и конторе Тесмана. Зачем он ходил туда два дня подряд? А? Вы не знаете? Вы не догадываетесь?
Он дал Рикардо время изрыгнуть на него град ругательств за его проклятую болтовню, потом спокойно продолжал:
— Никто не ходит в банкирскую контору два дня подряд, в служебное время, для того, чтобы разговаривать о погоде. Зачем же ему было ходить туда, в таком случае? Чтобы сделать расчет в первый день и чтобы получить деньги во второй. Ясно или нет?
— Получить деньги? — промурлыкал Рикардо.
— Разумеется! — с нетерпеливой важностью бросил Шомберг — Иначе зачем же? Да, он ходил за своей мошной, по крайней мере, за той, которую он хранил у Тесмана. Одному черту известно, что он спрятал или зарыл на своем острове. Когда подумаешь о том, какие суммы проходили через руки этого человека на жалованье, на продовольствие и на все другое, и когда знаешь, что он ловкий плут…
Пристальный взгляд Рикардо смутил трактирщика, и он добавил с некоторым замешательством:
— Я хочу сказать: обыкновенный вор, тайный и незначительный. И он еще называется шведским бароном? Тьфу!
— Бароном? В самом деле? Эта чужеземная аристократия немного стоит! — серьезно проговорил Рикардо. — А потом? Он тут болтался?
— Да, он болтался тут, — сказал Шомберг, искривив рот. — Он… Болтался… Вот, вот… он…
Он поперхнулся. Рикардо казался заинтересованным.
— Так себе? Безо всякого дела? И в один прекрасный день он проскользнул у вас между пальцев и вернулся на свой остров?
